Гордость и предубеждение и зомби - Сет Грэм-Смит

Милая Лиззи,

Нынче утром мне сделалось дурно, верно из-за того, что по пути в Незерфилд мне пришлось сразиться с несколькими проклюнувшимися из-под земли неприличностями. Мои великодушные друзья и слышать не хотят о моем возвращении домой, пока я не поправлюсь. Они также настояли на том, чтобы послать за доктором Джонсом, поэтому не беспокойся, если услышишь, что он навещал меня, – я в полном здравии, если не считать пары синяков и небольшой царапины.

Твоя, и т. д.

– Что же, моя дорогая, – заметил мистер Беннет после того, как Элизабет прочла письмо вслух, – если ваша дочь умрет или – хуже того – подхватит неведомый недуг, мысль о том, что все это делалось ради мистера Бингли и по вашему настоянию, будет весьма утешительной.

– О, я не думаю, что она умрет. Никто не умирает от синяков и царапин. О ней прекрасно позаботятся.

Элизабет, которая уже места себе не находила от волнения, была полна решимости навестить Джейн, даже несмотря на то, что идти ей пришлось бы пешком, так как запрячь коляску было никак нельзя, а наездницей она была никудышной. Она объявила всем свое решение.

– Что за глупости! – вскричала ее мать. – Идти пешком, когда кругом столько нежити, да еще и по такой грязи! В каком виде ты доберешься туда, если вообще доберешься живой!

– Вы позабыли, что я ученица мастера Пей Лю из Шаолиня, маменька. Кроме того, нынче у нас на каждую неприличность причитается по три солдата. Я вернусь домой к обеду.

– Мы проводим тебя до Меритона, – сказали Кэтрин и Лидия.

Элизабет согласилась, и они отправились в путь вместе, вооруженные лишь кинжалами, спрятанными под платьями. Мушкеты и катаны[1] были более действенными средствами защиты, но считались неподобающими для дам, и поскольку сестры не ездили верхом, когда оружие можно было приторочить к седлу, им пришлось соблюдать приличия.

– Если поторопимся, – сказала Лидия, пока они осторожно продвигались вперед, – то можем застать капитана Картера до того, как он уйдет.

В Меритоне они распрощались; младшие сестры отправились в гости к одной из офицерских жен, а Элизабет пошла дальше одна, быстро пересекая поле за полем, карабкаясь через заграждения и перепрыгивая лужи. Во время одного из таких поспешных прыжков у Элизабет развязался шнурок на ботинке. Не желая появляться в Незерфилде в столь неопрятном виде, она нагнулась, чтобы завязать его.

Внезапно раздался ужасный визг, весьма похожий на тот, что издают свиньи, когда их режут. Элизабет сразу поняла, в чем дело, и проворно выхватила кинжал. С клинком наготове она развернулась, и перед ней предстало печальное зрелище – три неприличности, разинув рты, тянули к ней руки. Тот, что стоял ближе всех, казалось, умер совсем недавно – его саван еще не выцвел, а глаза не подернулись пылью. Он удивительно быстро заковылял по направлению к Элизабет, но когда оказался на расстоянии вытянутой руки, она вонзила кинжал ему в грудь и рванула его наверх. Лезвие прошло сквозь его лицо и шею, выйдя наружу через макушку. Он упал наземь и затих.

Второй была дама, гораздо покойнее своего спутника. Она бросилась на Элизабет, неуклюже размахивая когтистыми руками. Пренебрегая приличиями, Элизабет задрала юбку и ловко ударила ее ногой прямо в голову, которая тотчас же рассыпалась облаком костяной пыли. Она тоже упала и умерла снова.

Третий же был чрезвычайно высокого роста и, несмотря на то что был мертв уже порядочное время, по-прежнему обладал поразительной силой и ловкостью. Не успела Элизабет восстановить равновесие после удара ногой, как существо схватило ее за руку и вырвало кинжал. Она успела освободиться, не дав ему вцепиться в нее зубами, и приняла Позу Журавля, которую сочла весьма подходящей для оппонента такого роста. Как только мерзкая тварь приблизилась, Элизабет нанесла ему сокрушительный удар ниже пояса. Его конечности переломились, и беспомощная неприличность свалилась на землю. Она схватила кинжал и обезглавила последнего своего противника, а потом подняла его голову за волосы и издала такой победный клич, что его было слышно на мили вокруг.

Пренебрегая приличиями, Элизабет задрала юбку и ловко ударила ее ногой прямо в голову…

Наконец Элизабет добралась до Незерфилда – с гудящими от усталости ногами, запачканными чулками и раскрасневшимся от долгой прогулки лицом.

Ее провели в комнату для завтрака, где собрались все, кроме Джейн, и где появление Элизабет вызвало чрезвычайное удивление. То, что она прошла пешком три мили – одна, в такую слякотную погоду, когда вокруг так много неприличностей, показалось мисс Бингли и миссис Херст почти невероятным, и Элизабет поняла, что они считают такое поведение недоподобающим. Однако же приняли они ее весьма любезно, а что до их брата, то он был не просто вежлив с ней, в его манерах были искреннее добродушие и приветливость. Мистер Дарси едва произнес пару слов, мистер Херст – и того меньше. Первый не знал, восхищаться ли ему дивным румянцем, который появился на щеках Элизабет после прогулки, или сомневаться, стоило ли ей предпринимать столь рискованное путешествие, имея при себе лишь кинжал. Второй же мог думать исключительно о завтраке.

Справившись о здоровье сестры, Элизабет получила неутешительные ответы. Мисс Беннет плохо спала всю ночь, металась в жару и утром ослабела настолько, что не смогла встать с постели. Элизабет поднялась к ней, в душе беспокоясь, что ее дорогая сестра пала жертвой неведомого недуга. После завтрака к ним присоединились сестры Бингли, и Элизабет даже прониклась к ним симпатией, видя, с какой заботой и участием они относятся к Джейн. Вскоре приехал аптекарь и, осмотрев больную, объявил, к вящему облегчению всех присутствовавших, что виной всему не неведомый недуг, а сильная простуда, которую Джейн подхватила, сражаясь под дождем с неприличностями.

Когда пробило три часа, Элизабет почувствовала, что ей пора возвращаться. Мисс Бингли предложила ей коляску. Но Джейн так не хотелось расставаться с любимой сестрой, что мисс Бингли пришлось вместо коляски предложить ей погостить пока в Незерфилде. Элизабет с благодарностью согласилась, и тотчас же в Лонгборн отправили слугу, который должен был предупредить семью, привезти необходимую одежду и, по особой просьбе Элизабет, ее любимый мушкет.

Глава 8

В пять часов вечера Элизабет удалилась, чтобы помедитировать и переодеться, и в половине шестого ее позвали к столу. Джейн было гораздо лучше. Услышав это, сестры мистера Бингли раза три или четыре повторили, что они весьма опечалены, что простуда – это просто ужасно, что сами они терпеть не могут хворать, и более к этой теме не возвращались. Увидев, что они выказывают заботу о Джейн, только когда та находится рядом, Элизабет вновь укрепилась в своей неприязни к ним.

Из всего собравшегося общества мистер Бингли был единственным, к кому она испытывала расположение. Он искренне тревожился за Джейн и к ней самой относился с необычайным радушием, так что Элизабет не чувствовала себя совсем уж непрошеной гостьей, каковой, судя по всему, ее считали остальные.

После обеда она сразу же вернулась к Джейн, и мисс Бингли принялась высмеивать Элизабет, как только та вышла из комнаты. Ее манеры были признаны из рук вон скверными – смешением гордости и нахальства, в ней не было ни красоты, ни шика, ни красноречия. Миссис Херст выразила полное согласие с сестрой и прибавила:

– Иными словами, ей нечем гордиться, кроме своих незаурядных боевых навыков. Мне вовек не забыть, в каком виде она появилась сегодня утром. Она выглядела совершеннейшей дикаркой.

– И впрямь, Луиза. Разгуливать в одиночку в столь опасное время – лишь потому, что ее сестра слегка простудилась?! А что за прическа! Волосы все растрепались.

– А ее нижняя юбка? Надеюсь, ты заметила, как она была испачкана – дюймов на шесть в грязи, не меньше. И частички разлагающейся плоти на рукавах – их, несомненно, оставил кто-то из нападавших.

– Быть может, твое описание и верно, Луиза, – сказал Бингли, – но ради меня ты зря старалась. Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет выглядела чрезвычайно хорошо, когда вошла в комнату сегодня утром. И ее грязная нижняя юбка совершенно ускользнула от моего внимания.

– Зато вы, мистер Дарси, уж я уверена – заметили всё, – не унималась мисс Бингли, – и полагаю, вам бы не хотелось, чтобы ваша сестра появилась где-нибудь в подобном виде?

– Разумеется, нет.

– Пройти целых три мили или сколько там, утопая по щиколотку в грязи, и совсем, совсем одной! В то время как неприличная нежить денно и нощно подстерегает путников на дорогах и обрекает их на верную гибель? Что же означает подобная эскапада? Мне кажется, это верный признак самодовольства наихудшего сорта и пренебрежение приличиями, столь свойственное провинциалам.