Дело петрушечника - Роман Валериевич Волков

выдавал евреям разрешения на проживание в городе, потом — чуть ли не в прямом грабеже и участии в еврейских погромах, — и тут тоже обошлось без последствий.

Что за таинственный ангел-хранитель оберегает удачливого полицмейстера? Конечно, как ветерану войны и боевому офицеру ему многое сходило с рук, но Муромцев понимал — большая часть этой удачи заключается в лисьей вкрадчивой хитрости, совмещенной с хорошими манерами и острым умом. Это был ненадежный союзник и крайне опасный противник, с которым нужно было держать ухо востро.

— Ну что же, давайте не будем терять времени и перейдем непосредственно к фактуре. — Цеховский, словно не замечая неловкости, снова открыл папку и вручил Муромцеву пачку карандашных набросков. — Вот, это с места преступлений, наш судебный художник нарисовал, большой мастак, знаете ли. Вот это первая жертва… Это вторая… Очень похоже вышло, как на фотокарточке.

Муромцев, нахмурившись, разглядывал рисунки. На каждом из них с разных ракурсов были запечатлены тела жертв, лежащие в черных карандашных лужах крови. Особенно четко были прорисованы кисти рук с отсутствующим пальцем. Барабанов отчаянно сопел, стараясь заглянуть через плечо сыщика, и тот передал ему уже отсмотренные листы.

— Все убитые — мужчины. Это — Валентин Ничипоренко, сорок три года. Студент первого курса юридического факультета. Убит ударом но-жа в спину. Вот этот вот, который на спине лежит, доктор Евдоким Пилипей, шестьдесят лет. Задушен.

Цеховский комментировал рисунки таким то-ном, словно на них были изображены породистые собаки или пасторальные пейзажи.

— А это художник, Роман Никольский, тридцать семь годочков. И последний, Евген Радевич, пятидесяти лет от роду. Учитель истории. Все убитые — взрослые мужчины. Валентину нанесли удар со спины, остальным — в грудь. У каждого из убитых отнят палец неким инструментом вроде клещей. Причем, занимательная деталь, у каждой жертвы разный. У Романа — указательный, у Валентина — средний, у Евдокима — безымянный, и наконец, у Евгена — мизинец…

— Превосходная точность, — с уважением в голосе заметил Барабанов, тыкая в рисунок.

— Эти пальцы — далеко не самое удивительное в этих убийствах, — заметил полицмейстер, стараясь не выказывать раздражения. — Каждой жертве, очевидно, уже после смерти, убийца вкладывал в рот ручку от игрушки. Балаганной куклы Петрушки.

— Петрушки? — переспросил Муромцев, на-морщив лоб. История становилась все более странной.

— Да. Петрушка. Ванька-рататуй. Пульчинелла. Есть много названий. Народный балаган вы все видели наверняка. — Цеховский поднял холеную ладонь, изображая движения кукловода с куклой, надетой на руку. — Так вот, ручка каждый раз правая и взята от разных кукол. Убийца всовывал ее неглубоко, чтобы легко было найти…

— Ааааа… Ясно! — Барабанов, очевидно, испытав озарение, хлопнул себя ладонью по лбу. — Петрушка! В уличном балагане он по сюжету всегда был врагом различных лицемеров, ханжей и лжецов. Петрушка всегда выводит их на чистую воду и выставляет дураками. Похоже, убийца таким образом мстит обществу, которое его обидело. Он пытается подать нам знак!

— Какой еще знак? — окончательно опешив от этого словесного потока, удивился полицмейстер.

— Знак о своей боли, — невозмутимо продолжал Барабанов. — Рука Петрушки во рту у жертвы — это знак того, что общество почти что уже сожрало Петрушку, но он все равно собирается ему отомстить.

— А пальцы? Пальцы — это тоже знак?

— Разумеется. Пальцы разные, потому что это символ счета. Счета побежденных врагов. В представлениях балагана есть популярный сюжет — Петрушка проходит некий путь, по очереди побеждая своих врагов: глупого учителя, доктора-невежду, — загибал пальцы на руке Барабанов, — потом, извините меня, продажного полицейского, лживого попа, вороватого градоначальника и в финале самого черта. Можно предположить, что жертв будет пять, по количеству пальцев. Или десять.

В салоне повисла тишина. Коляска плавно остановилась, и снаружи послышался голос городового, что все это время стоял на запятках, а теперь ругался с кем-то снаружи. Цеховский, заметно помрачневший из-за речи Нестора, смерил столичных сыщиков неожиданно тяжелым взглядом.

— Так вот именно для этого вы сюда и прибыли. Чтобы не допустить ничего подобного.

Глава 3

В большом и светлом зале полицейского управления было людно и шумно, в воздухе витал стойкий запах сапожного гуталина и свежей краски. На задних рядах кто-то курил папиросу и тут же руками разгонял сизый дымок. Легкий весенний ветер иногда порывом влетал в приоткрытые окна, надувая легкие бежевые шторы, словно корабельные паруса. В зале собрались почти все чины сыскного отдела города, а также некоторые городские чиновники.

Муромцев с указкой стоял возле принесенной из ближайшей гимназии черной доски с мелом, на которой довольно схематично была нарисована кукла в дурацком колпаке, ниже доска была разделена на две половины. На одной было написано «Аполлон», а на другой «Дионисий». В первом столбце стояло несколько крестиков.

Рядом, за столом, покрытым зеленым сукном, сидели городской полицмейстер Цеховский, Лилия Ансельм и Нестор. Перед этим начальник полиции в приватной беседе сообщил Муромцеву о плачевном положении их дел, практически расписавшись в своей беспомощности — результатов нет, следствие в тупике, а убийства продолжаются.

Цеховский позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и прочистил горло, вставая. В зале сразу воцарилась тишина, было лишь слышно, как в коридоре кто-то ходит, скрипя половицами.

— Господа, — громко начал он, — прошу вашего внимания! Надеюсь, вы уже в курсе той причины, по которой мы все здесь собрались! Прежде чем мы начнем, я прошу… нет, я требую, чтобы все сказанное здесь осталось тайной! Дело серьезное, господа! Настолько серьезное, что нам пришлось вызвать из столицы господина Муромцева с его коллегами в надежде, что им удастся распутать эту кошмарную головоломку.

Цеховский повернулся к Муромцеву:

— Роман Мирославович, я предлагаю начать расследование с чистого листа, имея в виду уже полученные нами результаты по делу. И вам будут предоставлены все наши силы, лучшие сыщики и специалисты.

Полицмейстер улыбнулся и снова сел в свое кресло. Роман галантно кивнул, затем нервным движением потер лоб, оставив на нем красное пятно, и, положив указку на стол, сказал:

— Благодарю вас. Если позволите, то я сразу начну с главного — с составления психологического портрета преступника. Опираясь на известные мне факты, я могу с уверенностью сказать, что убийца — психопат, то есть страдает психическим расстройством или даже множеством расстройств. Да, господа, так бывает!

Муромцев посмотрел на кусок мела в руке и положил его на полку доски, вытерев белые пальцы о полу пиджака.

— Итак, — продолжил он, — для нашего преступника убийство есть не что иное, как игра с полицией. Либо он таким образом компенсирует травмы и страдания, перенесенные в прошлом, возможно — в детстве. Позвольте мне немного посвятить вас в нашу категоризацию таких