Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Николай Палкин - Лев Толстой

* № 4.26

Законъ четко, ясно неизмѣнно начертанъ въ сердцѣ человѣка. Всякій знаетъ, что ему дѣлать, всякій знаетъ, что хорошо и что дурно.27 Говорятъ много разныхъ вѣръ, для каждаго народа свой законъ. Это неправда. Всегда есть и будетъ только одна вѣра. – Вѣра эта самъ человѣкъ съ его сердцемъ и разумомъ, и не вѣрить въ самаго себя нельзя. И во всѣхъ вѣрахъ, какія ни есть въ свѣтѣ есть одинъ законъ28 для всякаго человѣка. И искать этотъ законъ29 не надо ни за моремъ ни на небѣ, какъ говоритъ Моисей [?], а въ сердцѣ людей.30

Человѣкъ вездѣ и всегда такой же – такая же у него голова, сердце, руки, ноги и всѣ члены: тѣ же у него страсти, тѣ же страхи, тѣ же радости, также онъ рождается, такъ же растетъ, такъ же страдаетъ старѣется и умираетъ, или, не дождавшись старости, умираетъ во всякій часъ своей жизни, и такъ же не можетъ жить одинъ, а живетъ благодаря людямъ, жившимъ прежде него и живущимъ съ нимъ вмѣстѣ, та же у всѣхъ людей одинаковая способность понимать и думать.

Мы говоримъ, что надо дѣлать, что всѣ дѣлаютъ, что велятъ дѣлать, потому что каждый человѣкъ не знаетъ, что ему дѣлатъ, не можетъ знать, что хорошо, что дурно, говоримъ, что никто самъ не знаетъ и не можетъ знать этаго. <Мы говоримъ, что и вѣръ много разныхъ и нельзя знать, какая вѣра истинная, какая ложная. Люди, говоримъ мы, бродятъ, какъ слѣпые, живутъ, бродятъ и умираютъ злы и глупы, какъ слѣпые, сами не знаютъ зачѣмъ. Такъ ли это?> Неужели это правда?

Богъ, если есть Богъ, сотворилъ людей такъ, что они <мучаются, ищутъ истину и> не могутъ знать того, какъ имъ надо жить. Или, если нѣтъ Бога, <люди сами собой живутъ,> то все въ мірѣ и травы, деревья, животные – все живетъ стройно по закону, знаетъ какъ жить, – одинъ человѣкъ – то существо, которое умнѣе всѣхъ, брошено одно безъ кормила, одно живетъ безъ закона. Собака знаетъ какъ жить. Береза знаетъ какъ жить, a человѣкъ не знаетъ. Не можетъ этаго быть. Не можетъ быть да и нѣтъ и никогда не было.31 Всему есть законъ, законъ жизни человѣка. И знаетъ этотъ законъ, человѣкъ знаетъ также твердо, какъ знаетъ свой законъ дерево и животное.32 Непризнаетъ закона только тотъ человѣкъ, который или самъ отступилъ отъ него, или отъ котораго обманомъ скрыли или скрываютъ этотъ законъ. Но и тотъ и другой знаютъ его. И не видитъ человѣкъ своего закона только до тѣхъ поръ, пока33 онъ закрываеть самъ глаза или пока другіе закрываютъ ему глаза, чтобы онъ не видалъ его. И тому человѣку открыть глаза, и вотъ онъ – законъ всегда передъ нимъ. Законъ написанъ въ сердцѣ34 его.

Вѣдь что ужасно подумать? Это то, что уничтожено въ людяхъ чувство святыни. Для этихъ самыхъ людей, которые отдаютъ все на поруганіе, отдаютъ все, что есть въ нихъ святаго – Кесарю, въ этихъ самыхъ людяхъ есть чувство святыни – есть то, что они считаютъ святымъ и не отдадутъ никому. Но <горе въ томъ, что они> несчастные, такъ обмануты, что истинная святыня отнята отъ нихъ и подмѣнена ложною. Тѣ самые люди, которые, безъ малѣйшаго колебанія и сознанія нарушенія святыни своей души пойдутъ въ солдаты, на войну, въ судъ, будутъ собирать подати, эти люди, не считающіе все это нарушеніемъ своей святыни, хранятъ другую ложную святыню, подставленную ими вмѣсто настоящей, и будутъ блюсти ее подъ страхомъ страшныхъ наказаній, страданій, смерти даже, не нарушать эту ложную, выдуманную, внѣдренную въ нихъ искуственную святыню. Всякій простой недумавшій35 и вѣрующій вѣковымъ обманамъ русскій человѣкъ, пойдетъ въ судъ, въ солдаты, будетъ участвовать въ сборѣ податей, не считая въ этомъ убійствѣ братьевъ ничего дурнаго и ни за что подъ страхомъ страданій [1 неразобр.] и смерти не выброситъ въ помойную яму икону, причастія. —

Что если бы онъ понималъ, что святыня и что обманъ?

Вѣдь это ужасно.

Опомнитесь люди.

–

Комментарии А. И. Никифорова36

НИКОЛАЙ ПАЛКИН.

4 апреля 1886 г. Толстой вместе с Н. Н. Ге-младшим и М. А. Стаховичем вышел пешком из Москвы в Ясную поляну. «Иду, главное, зa тем, чтобы отдохнуть от роскошной жизни и хоть немного принять участие в настоящей», писал он накануне В. Г. Черткову. Путешествие длилось несколько дней, а придя в Ясную, Толстой в апрельском письме в Москву к С. А. Толстой пишет: «Осталось, как я и ожидал, одно из лучших воспоминаний в жизни… Благодарю M-me Seuron за книжечку и карандаш. Я воспользовался ими по случаю рассказов старого, 95-летнего солдата, у которого мы ночевали. Мне пришли разные мысли, которые я записал» (ПЖ, № 283).37 В. И. Срезневский (Л. Н. Толстой, I, «Николай Палкин. II. Чтò можно и чего нельзя делать христианину». Пгр. 1917) полагает, что эта первая черновая запись в Записной книжке была сделана 9—11 апреля. Предположение вероятное, потому что в первых письмах Толстого к С. А. Толстой с дороги (6 и 8 апреля) о встрече со стариком ничего не говорится.

Первый черновик «Николая Палкина» сделан Толстым в Записной книжке 80-х годов черным карандашом. Он был издан очень неисправно П. И. Бирюковым (Б, III, стр. 47) и издается по рукописи буквально точно в настоящем издании на стр. 563—567. Это и есть первая редакция статьи. Первая редакция известна еще в двух копиях. Одна была сделана В. Г. Чертковым (рукопись № 2), но не вполне удачно, так как он не разобрал ряда слов, оставив пустые места, другие слова прочел неверно, пометил к вычеркиванию большой кусок текста. Толстой просмотрел эту копию, кое-где поправил, вставил вместо непрочитанных слов новые (их мы ввели в подстрочные примечания к изданной первой редакции), но не везде и, очевидно, недовольный копией, передал черновик для новой перебелки. Так появилась другая копия с автографа (рукопись № 3) более исправная, но с пропуском небольшого куска текста. Эта вторая копия и была дальше перерабатываема автором. Дата первой редакции дана самой рукописью – автографом «апрель 1886 г.», хотя сделана рукой С. А. Толстой.

Датировка дальнейшей работы Толстого над «Николаем Палкиным» крайне затруднительна. В. И. Срезневский на том основании, что части текста последней редакции писаны рукой С. А. Толстой, полагает написание ее возможным относить «или ко второй половине апреля, когда Лев Николаевич был в Москве, где тогда же была и Софья Андреевна, или ко времени после 10 мая, когда Софья Андреевна с семьей приехала в Ясную, где уже жил с начала мая Лев Николаевич». Между тем другие свидетельства не подтверждают этой датировки.

Копия В. Г. Черткова, по его дневнику, была сделана 16 мая 1886 года. Далее 29 июня 1886 г. Толстой пишет В. Г. Черткову: «…а утром занимался – преимущественно статьей о государственной власти, которую я начал с рассказа солдата, но потом пришел покос и я целые дни был в поле…» (ТБ 1913, II, стр. 39). Предположение В. И. Срезневского, что эта запись относится к «Что можно и чего нельзя делать христианину» – спорно. Дальше – письма В. Г. Черткова к Толстому дают ряд интересных указаний для датировки. Так в письме из Англии, точно не датированном, но относимом ко второй половине июня 1886 г., Чертков пишет: «в статье, начинающейся вашей встречей с отставным солдатом, вы, говоря о прежних представителях насилия и вместе с тем разврата, относитесь к ним с крайним негодованием, даже с презрением, отвращением, и в таком духе употребляете слова, подобные «блядь» и т. п. Не в слове дело, а в духе…» и далее Чертков возражает против подобной резкости Толстого. Еще дальше Чертков в письме к Толстому по пути из-за границы в Россию в поезде 8 и 10 августа 1886 г. пишет: «ужасно сильно и поразительно убедительно то, что вы написали о «Николае Палкине» тогда ночью в записной книжке». И еще дальше в письме от 24 янв. 1887 г. из Петербурга он сообщает Толстому: «…Меня беспокоит то, что вы не получили еще посланных мною заказных посылок. Я послал вам три. Сначала те рукописи, о которых говорил в письме, и при них переписанные листки «о жизни и смерти». Потом послал Вам переписанную статью о Палкине. Потом – «Записки сумасшедшего». Если я причинил вам неудобство тем, что забрал с собой эти рукописи, то мне ужасно жаль и совестно, и я больше не буду… На рукописи «Палкина» я позволил себе сделать маленькое замечание, относящееся не до самой мысли, а до впечатления читателя»… 26 января 1887 г. Чертков получает от Толстого известие, что рукописи получены. Приведенные свидетельства как будто говорят за то, что у Черткова еще в июне – августе 1886 г. были не переделки «Палкина», а текст Записной книжки и что еще в январе 1887 г. он посылает Толстому «переписанного» и ,,забранного «Палкина»“, т. е. что продолжение работы над Палкиным может быть отодвинуто даже на 1887-й год. В этом году, как известно, текст «Николая Палкина» без ведома Толстого попал к студенту Московского Университета М. А. Новоселову, был им нелегально отгектографирован, вызвал арест Новоселова и заступничество Толстого. 2 февраля 1888 г. Толстой в Дневнике записывает: «…Новоселова выпустили....» Но, повидимому, самый шум, поднятый вокруг «Николая Палкина» охладил автора к статье, и у нас нет никаких данных предполагать, что она вполне закончена. Сам Толстой в письме к М. А. Новоселову замечает: «Палкин это заметки набросанные и не имеющие никакого значения, кроме раздражающего» («Новый путь» 1903, I, стр. 151). История этого нелегального издания «Николая Палкина» рассказана у П. И. Бирюкова: «Мои два греха». («Толстой. Памятники творчества и жизни». 3. М. 1923, стр. 50—53) и в «Былом» 1918, № 9, стр. 213—215. См. также Н. Н. Апостолов. «Лев Толстой и русское самодержавие». ГИЗ. 1930, гл. V. Если принять во внимание воспоминания Бирюкова, что он нашел рукопись «Николая Палкина» у Толстого «на столе», т. е. в процессе работы (а это было в 1887 году), то наша датировка этапа, на котором работа над Палкиным остановилась, 1887 годом будет весьма вероятной. Больше того, может быть последний этап работы Толстого над «Палкиным» надо относить к началу 1888 г., потому что в письме к П. И. Бирюкову от 30—31 янв. 1888 года Толстой пишет: «Хотел в догонку вам писать, дорогой Павел Иванович, что затея моя о печатании Палкина глупая, лучше оставить». (Письма, т. 64 настоящего издания.) Думается, что здесь Толстой отказывается именно от того предложения, с которым Бирюков приходил к Толстому – издать «Палкина» в подпольном издании или зa границей. «Толстой сначала согласился, а потом раздумал», сообщает Бирюков.