Зеркало тетушки Маргарет - Вальтер Скотт

Из всех современных наших достижений величайшее, должно быть, состоит в той точности и скорости, с какой вести доставляются с поля событий в ту часть страны, где их ждут.

Во времена же походов Марльборо страдания несчастных, чьи родные находились в армии, многократно увеличивались той пыткой ожидания, какой подвергались они на протяжении долгих недель, прослышав о новой жестокой битве, в коей, по всей вероятности, могли принимать личное участие те, при мысли о которых их сердце сжималось от тревоги.

В число особ, наиболее страдающих от мучительной неопределенности, входила и жена - я чуть не сказала, покинутая жена - веселого сэра Филиппа Форрестера.

Одно-единственное письмо оповестило ее о его прибытии в Европу - новых не воспоследовало.

Еще одна весточка о нем долетела до нее из газет, упоминавших сэра Филиппа Форрестера, как волонтера, получившего задание провести весьма рискованную рекогносцировку, каковое задание он исполнил с величайшею отвагою, ловкостью и смекалкою, за что и удостоился благодарности командующего. Мысль о том, что он добился отличия, на мгновение заставила вспыхнуть поблекшие щеки его супруги, но краска тут же сменилась пепельной бледностью, лишь стоило ей осознать, какой он подвергался опасности.

После того сестры более не получали никаких известий ни от сэра Филиппа, ни даже от их брата Фальконера.

На самом-то деле положение леди Форрестер ничем не отличалось от положения сотен жен, чьи мужья ушли на войну, но безвольные натуры всегда склонны к мнительности и посему неопределенность, которую иные выносят с природным безразличием или же с философским смирением, а иные с верою и надеждой на лучшее, была совершенно нестерпима для леди Форрестер, одинокой, чувствительной и начисто лишенной какой бы то ни было силы духа.

ГЛАВА II

Не получая никаких известий о сэре Филиппе, ни прямых, ни косвенных, его несчастная супруга наконец начала черпать утешение даже в беспечных его привычках, некогда причинявших ей столько страданий.

- Он так легкомысленен, - по сто раз на день твердила она сестре. - Он ведь такой, он ведь никогда не пишет, если все хорошо. А коли случилось бы что-то худое, он непременно известил бы нас.

Леди Ботвелл выслушивала сестру, не пытаясь утешать ее.

Вероятно, она придерживалась мнения, что даже самые худшие новости, какие только могли прийти из Фландрии, несли бы в себе некоторые крохи утешения, и что вдовствующая леди Форрестер, ежели бы ей было суждено таковою оказаться, могла бы, пожалуй, обрести некий источник счастья, неведомый жене самого веселого и славного шотландского джентльмена.

Сие убеждение стало лишь крепче, когда им довелось узнать, наведя справки в ставке главнокомандующего, что сэр Филипп покинул армию, хотя был ли он убит или захвачен в плен в одной из тех многочисленных стычек, в которых так любил отличаться, или же добровольно оставил службу по какой-то непонятной причине либо внезапной прихоти, не брался даже и гадать ни один его соотечественник из лагеря союзников.

Тем временем на родине заждавшиеся его кредиторы потеряли терпение, подняли шум и вошли во владение его имуществом, угрожая даже и самой свободе его, когда бы ему хватило дерзости вернуться в Шотландию.

Эти дополнительные злоключения сильнее разожгли гнев леди Ботвелл на беглого мужа, тогда как ее сестра не придавала им никакого значения, за исключением того разве, что они усугубляли ее горе из-за отсутствия того, кого ее воображение ныне - как и до свадьбы - рисовало ей веселым, галантным и нежным.

Примерно в это время объявился в Эдинбурге некий человек весьма достопримечательной наружности и необычных притязаний.

Обычно он величал себя Падуанским Доктором, ибо получил образование в этом прославленном университете. Говорили, будто он обладает некими редкими врачебными рецептами, посредством которых, как было доподлинно известно, совершил несколько удивительнейших исцелений.

Но хотя все лекари Эдинбурга в один голос называли его просто-напросто шарлатаном, немало нашлось и таких, причем в число их входило даже несколько священнослужителей, кто, признавая истинность свершенных им исцелений и силу его снадобий, утверждал, будто бы доктор Баптиста Дамиотти ради успеха в своей практике применяет колдовство и богопротивную черную магию. Обращение к нему почиталось этими ревнителями веры величайшим прегрешением, каким только может быть поиск здоровья у лжебогов и надежда на помощь, что приходит из Египта.

Однако ж защита, кою оказывали Падуанскому Доктору некоторые его доброжелатели, позволила ему совершенно не считаться с подобными злопыхательствами и даже притязать - и это в Эдинбурге, городе, прославленном своей нетерпимостью к колдунам и некромантам! - на опасную славу предсказателя будущего. Вскорости прокатились слухи, будто за определенную мзду (разумеется, немалую) доктор Баптиста Дамиотти готов поведать посетителям о судьбе отсутствующих друзей и даже показать их самих и то, чем они в настоящий момент занимаются.

Слухи эти докатились наконец и до леди Форрестер, достигшей уже той степени смятения духа, в котором страдалец готов пойти на что угодно и вынести все, что только ни потребуется, лишь бы неуверенность перешла в хоть какую-нибудь определенность.

Таковое состояние сделало леди Форрестер, обычно столь робкую и нерешительную, не менее отважной и упрямой, и вот однажды сестра ее, леди Ботвелл, была немало удивлена и встревожена, услышав от нее о твердом решении посетить этого чудесника и узнать у него судьбу пропавшего мужа.

В ответ леди Ботвелл возразила, что совершенно невозможно, чтобы столь дерзкие притязания иноземца могли бы основываться на чем-либо, кроме мошенничества.

- Я не страшусь, - отвечала покинутая жена, - подвергнуться насмешкам. И ежели есть хота бы один шанс из ста, что я могу получить какие-либо сведения о судьбе моего мужа, я не должна упустить этот шанс ни за что на свете.

Тогда леди Ботвелл попробовала указать ей на незаконность обращения к подобным источникам запретного знания.

- Сестра, - отвечала страдалица, - тот, кто погибает от жажды, не отвергнет воду, будь она хоть сто раз отравлена. Та, что страдает от неопределенности, должна искать сведений, хотя бы их предлагали силы нечестивые и дьявольские. Одна, без спутников отправлюсь я узнать свой жребий, и сегодня же вечером узнаю его, и солнце, что поднимется завтра утром, найдет меня если и не более счастливой, то хотя бы более смиренной.

- Сестра, - сказала леди Ботвелл, - если ты и впрямь решилась на этот дикий шаг, то отправишься туда не одна. Если человек этот - обманщик, то волнение твое может помешать тебе раскусить его мошенничество. Если же, во что поверить я не могу, он и в самом деле обладает тем небывалым могуществом, на кое притязает, то тебе не придется одной сообщаться со столь сверхъестественными силами. Коли ты действительно решилась идти, я пойду с тобой. Но все же лучше передумай и откажись от замысла, выполнить котррый нельзя без греха, а весьма вероятно - и без опасности.

Бросившись в объятия сестры, леди Форрестер припала к ее груди и на сотни ладов благодарила за предложение пойти вместе с ней, однако меланхолическим жестом отвергла дружеский совет, коим это предложение сопровождалось.

Когда же спустились сумерки - таково было время, когда Падуанский Доктор принимал визиты тех, кто пришел искать его совета - две дамы покинули свои апартаменты на Эдинбургском Коннонгейте, одевшись на манер женщин низкого звания и закутав лица в пледы, как было принято носить их у этого сословия; ибо в те дни аристократии на положение в обществе указывала, главным образом, манера носить плед, равно как и выделка ткани.

Подобное переодевание предложила леди Ботвеял, отчасти с целью остаться незамеченными, когда они подойдут к дому мага, отчасти же ради того, чтобы испытать его проницательность, представ перед ним в чужом обличье.

Надежный и верный слуга леди Ботвелл был отправлен ею умилостивить доктора долженствующей платой и намекнуть ему, что некая солдатка жаждет узнать о судьбе своего мужа - предмет, о котором, надо полагать, мудреца вопрошали куда как часто.

До самого последнего мгновения, покуда дворцовые часы не пробили восемь, леди Ботвелл жадно наблюдала за сестрой, в надежде, что та может еще отступиться от своего опрометчивого замысла; но поскольку кротость и даже робость способны временами на твердость и стремление к четко намеченной цели, то решимость леди Форрестер не поколебалась и сохранилась незыблемой вплоть до момента отбытия.

Глубоко недовольная самой этой вылазкой, но преисполненная намерений не покидать сестру в подобных отчаянных обстоятельствах, леди Ботвелл сопровождала леди Форрестер сквозь череду темных улиц и переулков, а слуга шел впереди и указывал им дорогу.