Сначала свадьба - Мэри Бэлоу

Эллиот мог бы решительно и твердо отказаться. Как правило, он с трудом переносил разговорчивых дураков. Но сегодня решил, что проще будет запереться в комнате и передать извинения через Джорджа. В конце концов, для чего на свете существуют секретари? Да, для чего?..

Иногда, черт возьми, для того, чтобы пробуждать хозяйскую совесть.

Потому что Джордж, разумеется, говорил сущую правду. Эллиот Уоллес, виконт Лингейт, действительно был джентльменом. Не отказавшись прямо, он тем самым дал молчаливое согласие и принял приглашение. А значит, теперь уже не пристало прятаться в сомнительном уединении гостиничного номера. Тем более что если не пойти на танцы, то танцы сами придут и вею ночь не дадут уснуть. Так что настроение все равно непоправимо испортится. Да еще и чувство вины замучает.

К черту все и всех!

Если Джордж прав, то мальчик действительно может оказаться на балу. А уж сестры наверняка придут. Может быть, даже разумно воспользоваться возможностью, увидеть их сегодня и составить первое впечатление перед завтрашним визитом.

Но ради всего святого, неужели придется еще и танцевать?

Прыгать с деревенскими матронами и барышнями?

В День святого Валентина?

Ну уж нет. Спасибо. Трудно представить что-нибудь более унизительное.

Эллиот приложил ладонь ко лбу и попытался убедить себя в том, что страшно болит голова и необходимо срочно лечь в постель. Увы, номер не прошел. Голова у виконта никогда не болела.

Он громко вздохнул.

Несмотря на спор с Джорджем, появиться на этих адских деревенских плясках все равно придется. Выхода нет. Остаться в стороне — значит проявить невоспитанность, открыто нагрубить. А он, как истинный джентльмен, не мог себе этого позволить.

На сборы оставалось меньше часа.

Эллиот снова вздохнул и извлек собственное тело из кресла.

Глава 2

Семейство Хакстебл обитало в аккуратно побеленном, крытом соломой домике в конце главной улицы Трокбриджа. По пути в гостиницу виконт Лингейт и его секретарь проезжали мимо, но внимания, разумеется, не обратили. Симпатичное строение было очень скромным в размерах.

Здесь жили трое из нынешних четырех членов семьи. Когда-то они занимали дом священника, куда более просторный и импозантный. Но восемь лет назад преподобный Хакстебл, викарий, обрел покой и утешение на небесах — во всяком случае, на похоронах в этом заверил паству новый викарий. А его детям на следующий день пришлось освободить дом и уступить его преподобному Эйлсфорду и его сестре.

Маргарет Хакстебл исполнилось двадцать пять лет. Как старшей в семье — а мать умерла на шесть лет раньше отца, — в семнадцать ей пришлось взять на себя заботу и о доме, и о младших детях. В результате она до сих пор не вышла замуж. Ближайшие годы вряд ли могли принести изменения, поскольку брату Стивену было всего лишь семнадцать.

Почему-то никто не обратил внимания Маргарет на то обстоятельство, что именно в этом возрасте сама она взвалила на свои плечи огромную ответственность. Для нее брат оставался всего лишь маленьким мальчиком и нуждался в постоянной заботе.

Маргарет отличалась необыкновенной красотой. Высокая, изящно сложенная, с пышными блестящими каштановыми волосами, большими голубыми глазами, обрамленными густыми черными ресницами, и с классически правильными чертами лица, она была сдержанна и горда в общении, хотя прежде ее знали более открытой и сердечной. В характере присутствовал стальной стержень, который мгновенно давал о себе знать, едва благополучие семьи оказывалось под угрозой.

По хозяйству в доме помогала лишь одна служанка: миссис Траш осталась в семье даже после переезда, хотя платить ей было нечем. Она просто отказалась уйти и осталась работать за комнату и еду. Значительную часть домашней работы Маргарет выполняла сама. Она же заботилась о саде. Летом сад сиял, радовал и внушал гордость, оставаясь одним из немногих способов выражения поэтичной и эмоциональной души хозяйки. Ну а жителям деревни он внушал одновременно восхищение и зависть.

Маргарет охотно помогала всем, кто нуждался в помощи. Особенно часто приходилось ассистировать деревенскому доктору: менять повязки, накладывать шины на сломанные руки и ноги, принимать новорожденных, кормить стариков и немощных.

Гордая красавица не раз получала брачные предложения. Некоторые из женихов даже готовы были взять ее вместе с братом и сестрой, однако все соискатели неизменно получали спокойный, но решительный отказ. Отказала она даже тому, которого любила всю жизнь и, вероятно, будет любить до гроба.

Кэтрин Хакстебл исполнилось двадцать. Она тоже была красива — яркой красотой юности. Однако ее фигура обещала скоро созреть и отяжелеть. Более светлые, чем у сестры, волосы в солнечных лучах отливали золотом. С очаровательного живого личика смотрели синие глаза, казавшиеся бездонными. Несмотря на то что девушка была общительной и почти всегда жизнерадостной, она любила уединение и одинокие прогулки, на которых можно было дать волю воображению. А в свободное время писала стихи и небольшие рассказы.

Три дня в неделю она работала — учила в деревенской школе малышей от четырех до пяти лет, а в другие дни нередко помогала в занятиях со старшими.

Кэтрин тоже была не замужем, и собственное положение начинало слега ее беспокоить. Она хотела выйти замуж — да, разумеется, хотела. Какая еще доля ожидала одинокую женщину, кроме как всю оставшуюся жизнь висеть на шее у родственников? Поклонников вокруг вилось множество, и почти все ей нравились, но выбрать среди них единственного она пока не могла. А это, как понимала сама Кэтрин, означало, что никто из претендентов не нравился настолько, чтобы можно было решиться связать с ним свою судьбу.

Свою мечтательность сама Кэтрин расценивала как явный недостаток. Практичность и отсутствие воображения казались куда более удобными. Можно было бы просто-напросто выбрать самого достойного из кандидатов и спокойно строить вместе с ним семейную жизнь. Но разве можно взмахнуть волшебной палочкой и в одну минуту измениться?

Так что сделать выбор никак не удавалось, даже рациональный, — во всяком случае, пока. Однако было ясно, что неизбежно настанет день, когда придется или принимать решение, или остаться старой девой: третьего не дано.

Стивен Хакстебл вырос, но возмужать пока не успел, а потому выглядел очень высоким и очень худеньким. И все же природная энергия и врожденная грациозность надежно избавили мальчика от подростковой нескладности и неуклюжести. Волосы его казались вылитыми из чистого золота и, не подчиняясь ножницам и расческам, вились свободными мягкими локонами. Романтическая прическа приводила в отчаяние хозяина и одновременно вызывала восхищение окружающих. На красивом лице нередко появлялось задумчивое выражение. Впрочем, его быстро сменяла улыбка. Требовательный взгляд голубых глаз выдавал беспокойную натуру, еще не успевшую найти достойный выход энергии, любопытству и потребности строить собственную жизнь.