Рыцарь темного солнца - Валерия Вербинина

– Господи! Господи, за что же?

Она и не заметила, как вновь обрела голос. Ее трясло. Ей подумалось, что надо позвать кого-нибудь на помощь, сказать, что здесь произошло, – и, не помня себя, девушка бросилась через кусты обратно на дорогу, золотившуюся в лучах заходящего солнца. Вдали, на приличном расстоянии, были видны какие-то всадники, и Мадленка бросилась за ними, крича. Но споткнулась и упала, а когда поднялась, всадники уже скрылись из виду.

Мадленка постояла на дороге с выражением крайнего отчаяния на лице, запыленная, окровавленная, грязная. Она ждала, что проедет еще кто-нибудь, всматривалась в оба конца дороги, тянула шею, но никого не видела. Багровое, как будто оно окунулось в кровь, солнце садилось за окоем, и Мадленка, сухо всхлипнув, побрела обратно, к тем, кто оставался на поляне под сенью вязов и рябин.

Мадленка перешагивала через тела, всматривалась в лица, закрывала глаза покойникам и складывала им руки на груди, как велит христианский обычай; некоторых приходилось переворачивать, и поначалу было боязно, а потом – уже не очень. Все те, с кем поутру она отправилась в путь, лежали здесь. И Збышек, слуга Соболевских, таскавший ей когда-то птенцов из гнезд, сам веселый и задорный, как воробышек, – плечо разрублено, рука почти отсечена от тела. И немногословный Болеслав из второй повозки. Силен он был, как бык, но смерть оказалась сильнее. Шестеро детей остались у Болеслава, страшно подумать, что с ними будет теперь. Ну да пан Соболевский – человек добрый, не оставит сирот своей заботой. Слеза скатилась по щеке Мадленки, и жестом, ставшим привычным, она закрыла преданному Болеславу глаза, уже не видевшие ее…

Перед последним телом Мадленка задержалась. По одежде она уже сообразила, что это не Михал, и все же боялась сглазить. То был Янек (так, кажется, его звали) – слуга настоятельницы. Изо рта у него стекали две ровные струйки крови, его, как и прочих, изрубили мечами, но Мадленка закрыла ему глаза с чувством, похожим на облегчение: теперь она точно знала, что Михала не убили, раз его нет среди погибших. Наверное, его увели, чтобы потребовать за него выкуп, и мысленно Мадленка воздала хвалу богу за то, что он пощадил хотя бы ее брата.

Всего было семнадцать убитых: мать Евлалия, сестра Урсула, четверо слуг Соболевских, трое возничих и восемь людей настоятельницы, не сумевших ее уберечь (большинство даже не успело обнажить свои мечи). Ноги не держали Мадленку, и она опустилась на траву; злодеяние, свидетелем коего ей довелось стать, оказалось выше ее сил.

– Езус-Мария… – прошептала девушка.

Мысли ее скакали и путались. То она вспоминала отцовское благословение, то почему-то беззаботную фразу Михала о пирогах с дроздами и то, как смешно он пощипывал свои редкие усики. Мысль о брате – «Михал… Я должна найти его» – придала ей мужества.

Она подняла голову и увидела на другом конце поляны огромный дуб, на который раньше не обратила внимания. что-то было в угрюмом и величавом дереве странное, но Мадленка, у которой до сих пор все плыло перед глазами, никак не могла сообразить, что же именно. Но вот пелена, застилавшая взор, на мгновение спала, и Мадленка сообразила: к дубу привязан человек.

Сделав над собой огромное усилие, девушка поднялась и побрела к нему. Ее заносило из стороны в сторону, однако Мадленка упорно двигалась вперед, и с каждым шагом ей становилось все яснее и яснее, что видит она не человека, а всего лишь тело, бессильно обвисшее на держащих его веревках. Она твердила себе в страхе: «Этого не может быть», и делала еще шаг, еще один шажок… Наконец Мадленка добралась до привязанного и, как подкошенная, рухнула у его ног.

– Михал, – прошептала она. – Михал…

Слезы полились рекой. Она трогала его лицо, уже похолодевшее, гладила его руки, звала по имени, зная, что брат уже не услышит. Его привязали к дереву и использовали как живую мишень: в его теле застряло не меньше дюжины стрел, и еще две или три, пущенные мимо цели, торчали рядом в стволе. Стоя на коленях, Мадленка, путаясь в узлах, развязала веревки, и Михал, окровавленный, мертвый и тяжелый, упал на землю. Она пробовала поднять его, тянула за куртку, хлопала по щекам, все еще надеясь, что бог сотворит чудо и вернет ей ее брата. Потом поняла, что все бесполезно, и тихо заплакала, вновь и вновь повторяя низким, глухим, изменившимся голосом:

– Ох, Михал, Михал… Что же ты?

Но не стало и слез, и долго Мадленка сидела, скорчившись, рядом с телом. Дважды она протягивала руку, чтобы закрыть любимому брату глаза, и дважды отводила ее, но на третий раз решилась. Мадленке стало так плохо, что она подумала – вот сейчас умрет на месте. Но она не могла себе позволить этого, ибо оставалось сделать самое главное.

В лесу, покинутом солнцем, стремительно темнело, но Мадленка знала, что не уйдет отсюда, пока не похоронит по-христиански всех погибших, ибо негоже оставлять их тела на растерзание диким зверям. Потом она приведет сюда ксендза с людьми, чтобы они перенесли останки в другое место. Но это будет потом.

Мадленка взяла меч одного из убитых и стала ковырять им землю – та была твердая и не поддавалась. Тогда Мадленке пришла в голову другая мысль: что, если найти какую-нибудь небольшую ложбину, достаточно широкую, чтобы поместить туда восемнадцать тел? Останется присыпать их землей, а сверху положить еще камней. Прихватив с собой меч, девушка отправилась на поиски. Нечто подобное вскоре нашлось: в полусотне шагов от поляны было русло высохшего ручья, и земля там мягкая – не земля, а сплошной песок. Мадленка воспрянула духом и вернулась на поляну.

Тут в глаза ей бросились стрелы, торчащие из тела Михала, и она невольно призадумалась. Получается, в день Страшного суда, когда все мертвые воскреснут в своем человеческом обличье, брат воспрянет со стрелами в груди, которые убили его? Что он тогда подумает о ней? И Мадленке живо представилось, как Михал корит ее за то, что она не вытащила треклятые стрелы, и, грустно качая головою, говорит:

«Ах, мало же ты дорожила мною, сестра моя Магдалена!»

Мадленка опустилась на колени возле тела и взялась рукой за древко стрелы. Крепко ухватив его, выдернула стрелу из раны. Но оставалось еще много, так много… Она боялась, что у нее не хватит сил извлечь все.

– Господь всемогущий… – прошептала Мадленка, просто чтобы что-то сказать.

– Святой Иоанн, – сказала она, когда была вынута вторая стрела.

– Святой Матфей… Святой Лука… Святой Петр… – Тут она обнаружила, что начисто забыла имена остальных апостолов, и храбро продолжила: – Святая Екатерина… – В лицо ей из раны брызнула кровь, но она не остановилась. – Святая Анна… Богородица, храни нас…