Наследие Сири (СИ) - Брай Марьяна

За Средним морем земли Сорис. Там правит Тирэс. По сути, он король — у него большая армия, и поселки принадлежат ему. В каждом поселке есть что-то вроде старосты, который несет ответ перед минисом — человеком короля. Ну вот, и тут есть министры. Очень милый социальный строй.

Сорис — вроде монархии, где Тирэс — единый владелец всего, в отличие от нашей стороны Среднего моря. Люди не принадлежат ему, но близость Большого моря заставляет людей обращаться за защитой. Напавшие на меня, и укравшие овец васары не принимают в свои племена чужих людей, они берегут свою «чистую кровь», а на деле, как рассказала Иста, это уроды, которые женятся на сестрах, и бросают своих стариков у Большого моря, в нежилых болотистых низинах. Социальной политикой здесь даже не пахнет. Они как кочевники, живут набегами на хозяйства в те моменты, когда мужчины из поселений уходят в море, или на охоты в леса. Есть ощущение, что нашим четырем надо бы объединить силы и собрать армию посерьезнее — эти набеги скоро разорят людей. Оставшиеся без домов, а часто и без семей, мужчины уходят с попутными лодками в Сорис — нанимаются в армию Тирэса — больше у них нет шансов на выживание.

В хозяйстве Севара есть две лошади — это большая ценность, и держат их основное время далеко в лесу, потому что участились набеги васаров. Васары крадут лошадей, овец, инвентарь, детей. Иногда они просят выкуп за ребенка, но чаще оставляют себе, и продают таарам — пиратам, редко причаливающим к берегам Большого моря. Это море знают только таары. Один из них, привозящий из-за Большого моря для Сориса диковинные продукты, ткани, металлы, так зажег глаза Брана — моего мужа, что он не сказал отцу, что отправляется с тааром в опасное путешествие.

Отец ходил в земли Сорис когда Бран не вернулся через один холодный, и там нашел человека, который помогал грузить огромный лапах таара. Он видел как Бран садился на борт, и таар был к нему благосклонен, хлопал по плечу, и обещал вернуться богатым человеком.

Этот таар так и не вернулся в наши земли. И не известно — жив ли Бран. Севар жалел Сири, и не признавал Брана мертвым. Ко мне сватались мужчины из нашего и других станов. Но Севар не признал смерти сына, и не дал согласие ни на одно предложение. Моя свояченица сказала, что я любила мужа, и он отвечал мне взаимностью. Когда на второй год Бран не вернулся, я остригла волосы и выбрила виски в знак своей уверенности, что муж вернется. Женщины, чьи мужья были в долгих походах делали так. Замужние женщины носили косы, незамужние — распускали волосы, или закручивали жгутом вокруг головы, вдовы носили на голове пояс, завязанный узлом назад.

У нас были хорошие отношения с его отцом. Мы занимались овцами — я была одной из лучших стригалей — шерсть из-под моей руки просто текла, как сказала Иста. Я была младшей снохой, и с мужем мы прожили три года до того момента, когда он ушел за Большое море. Значит, замужем я была восемь лет.

Иста убрала посуду, и позвала меня в огород — ей нужна была помощь. Она обещала там продолжить беседу. А то придет темный, а у нас дел целая гора. Темный, судя по всему, это ночь. Хорошо, хоть все логично.

За домом, справа от навеса с сеном был огород. В моем детстве, когда у прадеда было свое хозяйство, лето мы проводили в огороде и на покосе. Этот огород был огромен. Половина земли была черной — скорее всего, какой — то урожай уже сняли. Ну слава лопате, хоть не все придется перерыть. Вторая половина — уходящая под косогор леха, была шириной метра два. На этой ширине было четыре крупных, с большими разлапистыми листьями растения, похожих на кукурузу, только высотой до бедра. Это ол, именно его Иста жарила на сковороде. Его используют для олы — напитка, который наполняет голову радостью и смелостью, дает силу и отвагу.

Господи, еще никто так возвышенно не называл брагу. По описанию девушки, это была именно она. Севар славился своей олой. Но самое «прекрасное», что как только листья усохнут, ее нужно выкопать. Здравствуй, деревня Гадюкино, в которой сеют и пашут.

Небольшой участок был занят зеленью. Травки были настолько разнообразны, что глаза разбегались. Здесь были и зонтичные, похожие на укроп, и плотные кустики с мясистыми листьями, похожими на толстянку. Огород был чистым — по крайней мере я не увидела сорняков между одинаковыми кустиками на грядке. Мы пошли в конец гряды с олом. Иста подняла подол, и завязала его на боку, я повторила за ней. Встали рядом и начали прополку. Земля была желтоватой, непривычной, похожей на торф — очень пушистой и пористой. Я не видела насекомых и червей в земле. Солнце уже клонилось к закату, когда мы дошли до конца гряды.

— Какие же у тебя быстрые руки, Сири, мы два дня с Ютой проходили леху, и она хитро жаловалась, что у нее болит нога и рука, падала на землю, притворялась немощной, — Иста улыбалась, — хорошо, что ты не ушла к мире, даже и не знаю, как бы я жила без тебя — ты мне ближе, чем сестра.

Я улыбнулась в ответ, и мы пошли домой. Возле реки умылись, ополоснули руки и ноги, высушили ноги на плотике, и поднялись к дому. У навеса с сеном нас встречал высокий мужчина с бородой, которая закрывала почти все лицо. Пшеничные, как и борода, брови, поднялись, и еле заметный в этой шерсти рот расплылся в улыбке.

— Сири, слава Яркому, мира не взяла тебя себе, — громоподобным голосом заявил великан, явно на полторы головы выше меня. — Иди я обниму тебя, девочка! — и выдвинулся навстречу мне, широко раскинув руки для объятий.

- Севар, — только и успела шепнуть мне Иста. — Называй его отцом.

Я улыбнулась как можно шире. Он как настоящий отец заключил меня в объятия, и даже немного приподнял над землей.

— Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Мы два дня замазывали рану медовым варом с травами. Ты спала как младенец, — он говорил, и смотрел мне в глаза.

— Отец, спасибо, что выходили меня, я хорошо себя чувствую, только помню не все — большинство воспоминаний как в тумане, наверное, удар был очень сильный, но я обязательно буду прежней Сири, — я говорила и сама не верила своим словам, уж очень не хотелось обижать такого добряка.

Мы вместе пошли в дом. Юта, несмотря на свой возраст, согрела котлы с кашей, заварила чай, нарезала хлеб. Мы сели дружно за стол, Иста говорила без умолку, боясь нашего с отцом разговора. Рассказала, что урожай олы будет знатным, и, скорее всего, мы даже не почувствуем потерю овец, потому что отец делает самую знатную олу.

Она рассказывала так, чтобы я получила максимум информации за короткое время. Солнце садилось очень быстро — легкие сумерки сменились полной темнотой. Отец ушел к себе в комнату, а мы с Истой пошли в мою.

Мы улеглись на кровать, Юта легла между нами, и тут же засопела — устала за день. Иста полушепотом рассказывала мне о их жизни, а я представляла себя в ней. Ее голос убаюкивал — я лежала с закрытыми глазами и словно слушала сказку о других мирах.

Лето здесь долгое и очень жаркое. Спасает река возле дома — поливать овощи в случае засухи приходится из нее. Но чаще всего, жаркие дни заканчиваются ночными ливнями. Весна достаточно теплая, но это тяжелое время, когда нужно успеть обработать и засеять землю. Овец стригут в начале осени, когда у них появляется зимний подшерсток, и целый месяц они живут в теплом загоне. Ягнят держат прямо в доме. Зима больше похожа на нашу осень, но к середине зимы берега реки затягивает льдом, и снег может идти по несколько дней, но к теплу он быстро тает. Это почти как на юге в моем мире. Я же мечтала жить на юге — улыбка при этой мысли растянула губы.

Оказалось, что Мира — это живой бог, который забирает дух человека после смерти. А если человек что — то забыл, значит она забрала его голову, и кормит ею своих детей. А человеку на это время она дает другую голову — пустую. Боги здесь живые, невидимые, но иногда приходят в виде людей. Их много, и они незримо живут среди нас. Они влияют на жизнь, и чтобы не гневить их, люди не совершают плохих поступков. Боги здесь — совесть человека, и страх попасть к Мире раньше времени сдерживает животные инстинкты. В общем, все как в любой религии. Нужно узнать у нее про обувь и теплую одежду, это сейчас намного важнее культпросвета.