Идиоты первыми - Бернард Маламуд

После истории с разбитой колодкой сапожник так рассердился на Собеля, что решил — пусть тот с недельку попарится в своей каморке, хотя ему одному было очень трудно, здоровье страдало, да и дело терпело убыток. Но жена и дочка так настойчиво грызли его и пугали, что он наконец пошел за Собелем, как уже случилось однажды, не так давно, когда тот обиделся из-за пустяка: в тот раз Фельд только попросил его не давать Мириам так много книжек, у нее от этого чтения глаза совсем покраснели и устали, и тогда подмастерье рассердился и ушел из мастерской. Впрочем, в тот раз все кончилось благополучно: после того как сапожник поговорил с ним, Собель вернулся в мастерскую и снова сел за работу. На этот раз, когда Фельд потащился по снегу к дому, где жил Собель (он хотел было послать Мириам, но ему стало неприятно от одной этой мысли), его встретила в дверях толстая хозяйка и гнусавым голосом заявила, что Собеля нет дома, и Фельд, зная, что это подлая ложь, — куда ему ходить, этому беженцу? — все же промолчал, сам не понимая почему — может быть, от усталости и от холода. Он просто вернулся домой и нанял другого помощника.

Дело уладилось, но не совсем так, как надо бы: Фельду приходилось работать гораздо больше, чем раньше; например, он уже не мог по утрам подольше лежать в постели — надо было вставать, идти отпирать мастерскую для нового помощника — молчаливого черноволосого человека, неприятно и натужно хрипевшего за работой. Ему нельзя было доверить ключи, как Фельд доверял их Собелю. Кроме того, этот помощник хоть и умел неплохо чинить обувь, но совсем не разбирался в качестве кожи и в ценах, так что Фельду самому приходилось делать все закупки и ежедневно перед закрытием пересчитывать деньги в кассе и запирать мастерскую. Однако особого недовольства он не испытывал, потому что все его мысли были заняты Максом и Мириам. Студент позвонил ей, и они договорились встретиться в будущую пятницу. Сам Фельд предпочел бы субботу — тогда было бы видно, что Макс придает встрече большое значение, но, узнав, что Мириам сама выбрала пятницу, он промолчал. Не все ли равно, в какой день встречаться? Главное — что из этого выйдет? Понравятся ли они друг другу, захотят ли подружиться? Он вздохнул — долго же ему придется ждать, пока все выяснится. Иногда ему хотелось поговорить с Мириам о Максе, спросить, как она думает, может ли ей понравиться человек такого склада? Ведь он только рассказал ей, что ему юноша кажется приятным и что он сам подал ему мысль — позвонить Мириам. Но лишь только он попытался заговорить об этом, Мириам на него огрызнулась, и вполне справедливо: действительно, откуда ей знать заранее?

Наконец настала пятница, Фельд чувствовал себя неважно и лежал в постели, а миссис Фельд решила, что лучше посидеть с ним в спальне, когда пришел Макс. Перед уходом Мириам привела Макса к дверям спальни, и он на минуту остановился у порога, высокий, слегка сутулый, в толстом обвисшем пальто, но поздоровался он с сапожником и его женой без стеснения, что, несомненно, было хорошим признаком. И Мириам хоть и проработала весь день, была очень свежа и красива. Она была крупная, хорошо сложенная девушка с приятным открытым лицом и мягкими волосами. Первоклассная пара, подумал Фельд.

Мириам вернулась в половине двенадцатого. Мать уже спала, но сапожник встал и, отыскав ощупью халат, вышел на кухню; там он с удивлением увидел, что Мириам сидит и читает.

— Так куда же вы ходили? — ласково спросил Фельд.

— Гуляли, — ответила она, не подымая глаз.

— Да, я сам ему посоветовал, — начал Фельд и откашлялся, — сказал, чтоб он не тратил деньги зря.

— А мне все равно.

Сапожник вскипятил чай и, положив толстый ломоть лимона в полную чашку, сел к столу.

— Ну и как тебе понравилось? — спросил он, отпив глоток.

— Да ничего.

Он помолчал. Наверно, она почувствовала, как он разочарован, потому что добавила:

— Разве человека узнаешь с первой встречи?

— А ты с ним будешь встречаться?

Она перевернула страницу и сказала, что Макс просил ее встретиться с ним опять.

— А когда?

— В субботу.

— И что ты ему сказала?

— Что сказала? — Она ответила не сразу. — Сказала: хорошо.

Потом она спросила, как Собель, и Фельд, сам не зная почему, ответил, что тот нашел другую работу. Мириам ничего не сказала и продолжала читать. Совесть не мучила сапожника: он был доволен, что они встретятся в субботу.

За эту неделю ему удалось выспросить Мириам о Максе — он осторожно задавал наводящие вопросы. Его удивило, что Макс учится не на доктора и не на адвоката, а проходит специальный курс, дающий диплом экономиста. Фельд считал, что экономисты — это все равно что бухгалтеры, и предпочел бы более «культурную» профессию. Но вскоре он подробно разузнал об этой профессии, убедился, что экономисты с высшим образованием пользуются всеобщим уважением, и, успокоившись, ждал субботнего вечера. Но суббота — день занятой, поэтому он задержался в мастерской и не видел Макса, когда тот зашел за Мириам. От жены он узнал, что ничего особенного при встрече не произошло. Макс позвонил, Мириам взяла пальто и ушла с ним — вот и все. Фельд ни о чем допытываться не стал — его жена наблюдательностью не отличалась. Спать он не лег и дремал сидя, с газетой на коленях, почти не заглядывая в нее, настолько он ушел в раздумье о будущем. Он очнулся, когда дочь пришла, — она стояла перед ним, устало снимая шляпку, и, только поздоровавшись с ней, он вдруг неизвестно отчего испугался и не спросил, как прошел вечер. Но когда она ничего не сказала, ему все же пришлось самому спросить, весело ли ей было. Сначала Мириам произнесла какие-то ничего не значащие слова, но вдруг передумала и, помолчав, сказала:

— Мне с ним было скучно.

Не сразу переборов острое чувство разочарования, Фельд спросил, почему скучно, и она, не задумываясь, ответила:

— Потому что он материалист, и больше ничего!

— Что это значит — материалист?

— Души в нем нет. Он интересуется только вещами.

Фельд долго обдумывал, что это значит, потом спросил:

— Но ты с ним будешь видеться?

— А он меня не просил.

— А если попросит?

— Нет, не буду.

Спорить с ней он не стал. Но проходили дни, и он все больше надеялся, что она передумает. Хоть бы Макс позвонил, думал он в уверенности, что Мириам просто по неопытности не разобралась в нем. Но Макс не звонил. Более того — он теперь ходил в колледж по другой дороге, минуя мастерскую, и Фельд был глубоко обижен.

Но однажды к вечеру Макс зашел и спросил свои башмаки. Сапожник снял их с полки — он поставил их туда отдельно от другой обуви. Чинил их он сам, подметки и каблуки были пригнаны крепко и ладно. Башмаки были начищены до блеска и выглядели совсем как новые. У Макса дрогнул кадык, когда он их увидел, и потускнели глаза.

— Сколько с меня? — спросил он, не глядя на сапожника.

— Я же вам уже говорил сколько, — печально сказал сапожник. — Один доллар и пятьдесят центов.

Макс подал ему две смятые бумажки и получил новенькую монетку — полдоллара серебром.

Он ушел. О Мириам не было сказано ни слова. В этот вечер сапожник обнаружил, что новый помощник все время его обкрадывает, и у него сделался сердечный припадок.

Хотя припадок был и не очень серьезный, но Фельд три недели пролежал дома. Мириам сказала, что надо бы пойти за Собелем, но при всей своей слабости Фельд гневно отверг эту мысль. Однако в глубине души он понимал, что другого выхода нет, и в первый же день, замотавшись в мастерской до одури, он убедился в этом окончательно и в тот же вечер, после ужина, устало поплелся на квартиру к Собелю.

С трудом поднявшись по лестнице и зная, что ему это вредно, он постучал в дверь на верхнем этаже. Собель открыл ему, и сапожник вошел. Комнатка была маленькая, бедная, единственное окно выходило на улицу. В комнате стояла узкая койка, невысокий стол, прямо на полу у стены лежали как попало стопки книжек, и Фельд подумал: как странно, что Собель человек необразованный, а так много читает. Однажды он его спросил: «Собель, и зачем вы так много читаете?» — и подмастерье ничего не мог ответить. «А вы где-нибудь учились, в каком-нибудь колледже?» — спросил он, но Собель только покрутил головой. «Читаю, чтобы знать», — сказал он. «Что знать? — спросил сапожник. — Зачем знать?» Но этого Собель ему не объяснил — верное доказательство того, что читает он, потому что чудак.

Фельд сел, он задыхался. Собель сидел на кровати, прислонясь широкой спиной к стене. На нем была чистая рубаха и чистые штаны, короткопалые руки, отдохнувшие от колодки, казались до странности белыми. Он исхудал лицом, побледнел, словно не выходил из комнаты с того дня, как убежал из мастерской.

— Ну так когда вы вернетесь на работу? — спросил Фельд.

И к его величайшему удивлению, Собель крикнул: