Алое пламя в зеленой листве (фрагмент) - Кирилл Шатилов

Идти вдоль края провала в ту или иную сторону не имело смысла: спуска в долину, кроме как камнем вниз, определенно не существовало. Значит, нужно возвращаться. Уил почувствовал, как ноги сами несут его обратно в заросли.

От быстрой ходьбы стало жарко, однако он решил не снимать рубаху, чтобы не пораниться об ожидавшие его впереди сучья. Неужели снова придется преодолевать всю ту утомительную дорогу через чащу, из которой он с таким трудом только что вырвался? Если б его не соблазнили звезды, он мог давно уже оказаться среди людей. Уил невольно поймал себя на том, что больше не мечтает попасть домой. Куда угодно, лишь бы к людям, потому что где люди — там еда. И вода. Или даже пиво. Ледяное и горькое.

Он вспомнил о фляге со странным зельем и остановился сделать очередной спасительный глоток. Запрокинувшись, с пахучим горлышком у рта, заметил краем глаза движение за ближайшими кустами. Замер. Из-за кустов выглянула острая мордочка не то крысы, не то лесного крота. Глазки-бусинки вернули Уилу удивленный взгляд, и мордочка скрылась. Рука сама потянулась к ножу на бедре.

Когда через мгновение зверек снова высунулся, Уил метнул в него нож. Он никогда не отличался меткостью и потому действовал скорее машинально, по наитию, нежели по расчету. Нож юркнул следом за мордочкой в траву. Не услышав писка, Уил решил, что промахнулся. Он наклонился, чтобы отыскать свое единственное оружие, и от восторга замер: длинное лезвие пригвоздило зверька к толстому корню. «Не может же мне не везти все время», — радостно подумал Уил, разглядывая добычу. Зверек был не крысой, однако названия его Уил не знал. Меньше крысы, с более темной и мягкой шерсткой, довольно упитанный и почти хорошенький, если бы не смертельный оскал, обнажавший два белых ряда острых клычков.

Отсутствие костра смутило Уила лишь в первое мгновение. Недолго думая он прямо на весу разделал тушку, содрав с нее шкурку и распоров брюшко до конца. Теплые внутренности шлепнулись в траву. Уил не ожидал от себя такой ловкости. Единственными существами, каких ему приходилось потрошить, были домашние куры, да и то ему приходилось заниматься этим, когда загруженная по хозяйству Мэри просила его ей помочь.

Пачкаясь кровью, он принялся откусывать жесткое, хотя и сочное мясо. Поймал себя на мысли: если б убил сейчас не безобидного зверька, а человека, поступил бы с ним точно так же. Кто же это говорил, что голод делает из человека животное? Уж не пройдоха ли Джон, когда после очередной кружки эля на него снисходил талант философа?

В животе приятно заурчало. Размазывая по лицу кровь, Уил умиротворенно зевнул. Жизнь теперь казалась уже не такой страшной и безнадежной, как полчаса назад. Он сел под дерево и впервые за всю трапезу прибегнул к помощи ножа. Резать мясо и отправлять его в рот маленькими кусками было даже вкуснее. Вот бы еще набрести на пруд или ручей, чтобы искупаться и как следует напиться! Уил улыбнулся. Что ж, если ему с первого раза повезло на охоте, почему удача должна отвернуться от него впредь?

Отбросив тщательно обглоданный скелетик в кусты, Уил с новыми силами пустился в путь. За дубами последовали елки, за елками — сухостой. Теперь даже здесь лес не казался таким удручающе враждебным, каким был ночью. Приблизившееся к зениту солнце палило нещадно. Не нашедшему нигде тени Уилу пришлось остановиться и соорудить нечто вроде шапки из пледа. Жестяное блюдо и фляжку он нес дальше в руках, зато лысую голову перестало припекать.

Продираясь сквозь колючие кусты, он не знал, сколько прошло времени, и спохватился лишь тогда, когда заметил, что появились тени: солнце стало клониться к западу. Уил же упрямо брел на юг и с ужасом думал, не совершает ли сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Может быть, не самую большую, но уж во всяком случае последнюю. Сухостой означал не только невозможность укрыться от зноя, но и отсутствие воды, а следовательно — какой бы то ни было живности. При этом он понятия не имел, насколько далеко тянется этот мертвый лес. На странствие по нему мог уйти не один день. В таком случае Уил был обречен. Содержимое фляжки утоляло жажду, но ненадолго, зато после каждого глотка голод давал о себе знать с удвоенной силой.

Сумерки наступили неожиданно, и вскоре все вокруг поглотил мрак.

Уил остановился, стянул с головы нагревшийся за день плед и лег на него, чтобы не чувствовать уколов сухих стеблей. Хотя идти ночью было, вероятно, не так утомительно, сил продолжать путь у него не осталось. Кроме того, он больше не видел звезд на небе и справедливо опасался, что может заблудиться, и тогда все дневные труды и лишения пойдут насмарку. Ему не раз приходилось слышать рассказы о том, как лес играл с путниками злую шутку, водил их по кругу, и они оказывались наутро в месте своего вчерашнего привала.

Торговля шерстью научила его одному очень важному качеству — терпению. Пока он не освоил ткачества и искусства валяния тканей, его дело было каждый сезон закупать только что состриженную шерсть по крестьянским хозяйствам и монастырям, а потом перепродавать ее в дни ярмарок на рыночных площадях, причем не только в самом Уинчестере, но и в соседних городах, если ему заранее доносили, что там можно будет назначить более высокие цены. В остальное же время он работал по дому или проводил время в относительной праздности, терпеливо ожидая следующего сезона.

Уил не заметил, как заснул. Ему ничего не снилось, и проснулся он хорошо отдохнувшим и окрепшим. Только нестерпимо хотелось есть. Солнце еще пряталось за деревьями, но день обещал быть не менее жарким, чем вчерашний.

Проклиная себя за нерасчетливость, Уил продолжил свой унылый путь. Сейчас он предельно ясно видел допущенные ошибки, которые в сложившейся ситуации могли оказаться для него роковыми. Зная, что его ожидает, он не должен был сломя голову бросаться обратно через мертвый сушняк, а сперва пройти по дубовой опушке леса вдоль провала. И пусть на это ушло бы лишних два-три дня, за это время он набил бы достаточно дичи, чтобы потом продержаться без охоты значительно дольше. Кроме того, раз дубы росли, как и должен расти настоящий лес, значит, там сохранялась вероятность отыскать животворный источник. Почему его потянуло назад, навстречу неминуемой гибели? Почему было не выбрать одно из двух направлений вдоль опушки? Или он наивно верил, что обратная дорога рано или поздно приведет его к дому? Какая непоправимая глупость!

В какой-то момент Уил подумал снова повернуть назад и вернуться к провалу. За спиной были полтора дня пути, и он, зная цель, мог бы с огромным трудом, но все-таки продержаться. Напротив, впереди его ждала полная неизвестность. Встряхнув фляжкой, он прикинул, что жидкости осталось глотков на пять-шесть. Сколько это? Два дня мучений? Три? Открыв крышку, сделал жадный глоток. Теперь уж точно не три. Скорей бы все кончилось!