Сыны Зари - Джек Кертис

Кэлли показал свое удостоверение и нырнул под натянутый шнур, перекрывший участок улицы от пешеходов. На самом перекрестке тело Линды Боумэн было огорожено небольшими щитами. Увидев приближающегося Кэлли, Майк Доусон пошел ему навстречу.

– Где тебя носило, черт побери?

– Да вот притормозил выпить чашечку кофе, – ответил Кэлли, глядя в сторону щитов. – Кто здесь уже побывал?

– Протеро, – сказал Доусон. – И кстати, заметил твое отсутствие.

– И что же?

– Ну я ему чего-то наболтал. Что, впрочем, не помешает ему поинтересоваться об этом попозже у тебя.

– Ладно.

Кэлли был уже слишком поглощен делом, чтобы благодарить. Они дошли до щитов, и Кэлли первым прошел за них. Там были фотограф и гражданский врач. И тот, и другой как раз только что закончили работу. Кэлли знал обоих.

– Вы уже говорили с моим сержантом? – спросил он у врача, кивнув ему.

– Да, он знает все, что можно узнать на этой стадии, – ответил врач, защелкивая застежку своего чемоданчика. – Единственная рана от винтовочного выстрела. Смерть, можно сказать, мгновенная, в этом я уверен. Ну а попозже выясним еще что-нибудь.

Кэлли посмотрел на лежавшую у его ног девушку. Неловко раскинутые руки и ноги, платье с бурыми пятнами запекшейся крови. Он вернулся из-за щитов на улицу, поманив за собой Доусона.

– Кто она? – спросил Кэлли, глядя вдоль длинной улицы и слегка откинув голову назад.

– Линда Боумэн, – ответил Доусон. – Двадцать четыре года, секретарша. Фирма по торговле подержанными вещами. Называется «Ричз». Каламбур, понимаешь? Отрепья для богатых[1]. А заодно это и имя хозяина – Чарльз Рич.

– Удивительно, что у кого-то еще сохранилось чувство юмора, – заметил Кэлли. – Так что же случилось?

– Это было примерно в четверть второго. Ее подстрелили, когда она переходила улицу. Сверху: на это указывают входное и выходное отверстия. Если тебя интересуют мои предположения, стреляли из скорострельной винтовки. Впрочем, нам надо...

– Подождать, что скажут наши мясники-анатомисты? Да. А точное место, где это случилось? Оно известно? – спросил Кэлли.

– Ну, свидетелей, конечно, десятки, – вздохнул Доусон. – Даже сотни. Но ни один не рассказал ничего, что мы хотели бы узнать. Сам звук выстрела слышали очень многие, но никто не понял ни что это такое было, ни то, что девушку застрелили. Во всяком случае, вначале. Так что у нас толпа давших показания, но я бы даже не назвал их свидетелями. Видели только само падение девушки, а кроме этого черта лысого они все могли увидеть, как я понимаю.

– Он стрелял из укрытия?

– Разумеется.

Взгляд Кэлли обратился к крышам домов.

– Она замужем, – сказал Доусон. – Живут они в северном Лондоне. Вероятно, у ее мужа какое-то небольшое строительное предприятие. Ничего особенного: просто он сам и парочка трудяг...

– А как же ты разузнал все это? – перебил его Кэлли.

– Так у нее в сумочке была служебная карточка. Ее контора всего в паре улиц отсюда. Ну я и велел одному из наших сбегать туда. Там работает одна женщина... – Доусон заглянул в свою записную книжку. – Пегги Харрисон. Они с этой Боумэн были подружками. Ей сказали, что произошел несчастный случай. В общем, из нее сначала выудили нужную нам информацию, а уж потом рассказали всю правду. После этого от нее не было никакого проку.

– А что муж?

– Дома его нет, он на работе. Сейчас мы его ищем. – Доусон помедлил. – Дело в том, Робин... Во всем этом вообще не видно никакого смысла. Эта девушка и ее муж – самые обыкновенные люди, зауряднее не бывает, прямо какие-то мистер и миссис Заурядность.

– Посмотрим, – произнес Кэлли с ноткой раздражения.

– Что ж, подумай об этом, – сказал Доусон.

Всем своим тоном он намекал на немотивированность и бессмысленность преступления. Убийство ради убийства, для развлечения. Доусон был склонен думать прямолинейно, идти по кратчайшему пути, и, как правило, наиболее логичному.

– Посмотрим, – повторил Кэлли, покачав головой.

Обратно они поехали отдельно друг от друга, но прибыли с разрывом всего в несколько минут. Кэлли просматривал донесения на своем рабочем столе, когда вошел Доусон. Закрыв дверь, он прислонился к ней, выражая одновременно и почтительность, поскольку стоял в дверях, и вызов, ибо он перекрывал Кэлли выход.

– Я сержант, а ты инспектор, – сказал Доусон. – У низшего чина есть свои привилегии. Скажи мне, что я должен думать.

– А что ты сказал Протеро?

– Что ты наводил справки. Ему нравится такая тарабарщина. Это позволяет ему почувствовать себя полицейским.

Кэлли сортировал листки донесений.

– Мы должны быть твердо уверены, – сказал он.

– Хорошо, – согласился Доусон. – Только не говори мне, будто ты не слышал, что люди убивают друг друга без особых на то причин. – И как будто это имело отношение к их разговору, к их спору, добавил: – Ты ведь заезжал к Элен, не так ли?

Кэлли поднял взгляд на коренастую фигуру, обосновавшуюся у дверного косяка. Доусон ответил ему едва заметной ободряющей улыбкой.

– Я бы не относился к нашему сыскному делу столь серьезно, Майк. Это просто одна из возможностей зарабатывать на жизнь.

– Тебе виднее, – пожал плечами Доусон.

Он не пытался убеждать. Это был укоряющий, немного язвительный тон мужчины, решившего жить в одиночку и менять женщин каждый сезон. Опыт научил ею никогда не стоять на месте, сохранять активность, заинтересованность.

– Сколько же это длится? – добавил он. – Полтора года? Или даже два? А я-то думал, что ты уже начал наслаждаться свободой.

Коротким взглядом Кэлли просигналил ему: остановись.

– Торжество надежды над горьким опытом, – сказал Доусон, отталкиваясь плечами от косяка, но не продвигаясь вперед в комнату. Он был похож на человека, готового в любой момент ретироваться. – Такое, конечно, случается. Вопрос лишь в том, насколько часто? Если ты взвесишь все шансы, что, по-твоему, ты получишь? Надеешься, что соотношение окажется лучше, чем десять к одному?

– Чувствую, что ты в хорошем настроении, – сказал Кэлли. – Заткнись-ка.

– Как-то была у меня одна девица. Я как на грех в то время выпивал, а мамаша у нее должна была довольно регулярно лечиться от запоев. Ну и я ее, конечно, нервировал. Мы с той девицей встречались, ох, так или иначе, едва ли не каждую ночь в течение года. А потом даже прожили вместе несколько месяцев. У нее была красненькая родинка вот прямо здесь, – и Доусон показал, – в укромном местечке. Очень это меня разжигало. Но мои выпивки ей осточертели, и она от меня ушла. Я распустил нюни. Умолял, просил, угрожал, обещал до гробовой доски завязать с выпивкой... Ну, словом, она решила дать мне еще одну попытку. Но это было совсем не то же самое, что раньше. Я-то думал, что все будет по-старому, но нет! Слишком многое куда-то подевалось, – ты же понимаешь, между ее уходом и возвращением. – Пристальный взгляд Доусона миновал голову Кэлли, как будто он высмотрел что-то интригующее в одном из окон на противоположной стене. – Салли ее звали. Или Сюзанна? Ну что-то в этом роде.

Кэлли очень аккуратно положил бумаги на стол.

– Я не желаю говорить на эту тему, – сказал он.

– Ну нет так нет, ладно, – улыбнулся Доусон. – Я просто подумал, что это может оказаться неверным шагом, понимаешь? Видишь ли, если она скажет «нет», то ты будешь по уши в дерьме, а если она скажет «да» и это все обернется очередной ошибкой, ты опять же окажешься в дерьме. Ведь прежде всего, для разрыва должны были быть какие-то основания. А с чего бы им исчезнуть? Это просто что-то вроде временного умопомрачения. Ты думаешь, что тебя изменили к лучшему несколько месяцев или лет опыта и самопознания, – и вдруг возвращаешься к старой песенке: «Я сделал, а ты не сделала, почему ты всегда так...» Ну, ты же знаешь, как это бывает. Я просто никак не возьму в толк, неужели люди действительно могут так сильно измениться? А почему бы тебе не позвонить Протеро?

Кэлли поднял трубку внутреннего телефона.

– Ты ублюдок, Доусон, – без всякого выражения заметил он. – И твоя седая старая мамаша, видно, сосала сучье вымя.

– Ничего другого ты и не мог бы мне сказать, – кивнул Доусон.

Лайонел Протеро имел пристрастие к чинам. Ему нравилась сама идея иерархии, и ему нравилось, что у него тоже был кое-какой чин. Когда Кэлли вошел в его кабинет и сел в кресло, ему несколько мгновений пришлось смотреть на затылок Протеро, возвышавшийся над спинкой начальственного кресла.

– Ну так что мы здесь имеем, Кэлли? – спросил Протеро и, выдержав секундную паузу, повернулся в кресле лицом к инспектору.

«Не верю я, что у тебя на уме именно это», – подумал Кэлли. А вслух он сказал, тщательно избегая слова «сэр»:

– Убийство на Оксфорд-стрит.

– Девушка, – констатировал Протеро. – Безымянная и безвинная.