Правдивый ложью - Валерий Елманов

– Ишь ты, – крутанул головой Игнашка, внимательно выслушав меня. – Такую просьбишку выполнить – самому в радость. Как там гусляры сказывают? Я – тать, богатых граблю да тем и живу. А я – боярин, я бедных граблю.

Такой энтузиазм не мог не порадовать.

– Значит, выполнишь? – на всякий случай уточнил я, хотя и без того все было понятно.

– Не сумлевайся, – кивнул он. – Яко боярские ребра трешшат, еще не слыхивал, а чтоб самому их крушить невозбранно, о том и вовсе в мыслях не держал. Все сполним. Тока ведь у нас народец своевольный, удержу не ведает, потому ты уж не вели своим ратникам сабельки в ход пущать, ежели мы малость за край зайдем.

– А я краев вам и не отмеряю, – пояснил я. – И удерживать их ни к чему. Знай себе лупи да круши, пока… Ну ты меня понял.

– Вона как, – протянул Игнашка. – Выходит, ты порешил их…

– А что порешил, знаем только мы двое, – перебил я. – И то, что двум князьям ведомо, о том иным прочим знать ни к чему. Это наше с тобой дело, княжеское. Народцу же скажи, что есть у тебя должок к Мосальскому – думаю, они тебя поймут.

– И оное уразумел, – кивнул он. – Токмо тогда уж у меня к тебе тож просьбишка. Ежели ребятки помимо прочего привычным делом займутся, ты уж ратников своих не того…

– Одно обещаю, – быстро прикинув, заявил я, торопясь закончить разговор, меня ждал Федор. – Путь к отходу, если что, будет свободным, и людей своих по площади я расставлять не собирался, только близ Царева места. Ну а коль людям в руки попадутся – их беда. – Я развел руками. – Защищать не стану, так что пусть осторожнее кошели щиплют.

– А нам и таковского за глаза, – согласился Игнашка и, весело хихикнув, заметил: – Яко ты сказываешь – кошели щиплют? – Он хохотнул. – Ишь ты, словцо какое сыскал. Нашим поведаю – пондравится.

– Только про меня не говори. Пусть будет, что ты сам его придумал, – посоветовал я. – И про ратников, где и как их расставят, тоже сам. Ты ж дознатчик, вот и выведал, покрутившись среди моих людей. А теперь дельце поважнее будет. Пальцы твои как?

– Замок вскрыть надобно? – ухмыльнулся Игнашка.

– Хуже, – вздохнул я и направился к двери.

Выглянув наружу, убедился, что в коридоре, кроме ратников, что привели Князя, ни души, строго-настрого наказал никого в комнату не впускать и поплотнее притворил дверь.

– Шнурок разрезанный надо соединить, да так, чтоб никто не заметил, – пояснил я Игнашке, кладя руку на шкатулку, и сразу предупредил: – И это тоже – дельце тайное, Незваныч.

– Допреж глянуть надобно, – преисполнился важности Игнашка.

Я открыл шкатулку и еще раз прикинул.

Да, получалось, что иного выхода нет.

Попытаться влепить на другую грамоту старую печать Бориса Федоровича не имело смысла – именная.

Впрочем, чтобы понять подлог, людям ее и читать не надо – сразу видно, поскольку отличий выше крыши.

У Годунова и орел на гербе крылья не расправил, да и всадник с копьем не в ту сторону едет – постарался Квентин на мою шею, подсказал Дмитрию, как надо правильно.

Оставалось только одно – перекинуть печать с одной грамоты на другую.

Задача несколько облегчалась тем, что печать вислая, но шнурок был вдет в сам лист грамоты и намертво, как пломбой, стиснут с двух сторон блестящими плюшками-оттисками – не поскупился будущий царь-батюшка на серебро.

– Мне отсюда туда, Игнатий, – ткнул пальцем я. – Печать должна быть на этом листе, но чтоб ни следочка.

Тот задумчиво пожевал губами, ничего не ответив. Щурясь, он долго разглядывал печать, вертя ее в руках, затем сам лист. До шнурка добрался в последнюю очередь.

– Свету бы поболе, – заметил он.

– Это мигом, – оживился я, опрометью выскакивая в коридор.

Вскоре на столе у Князя стояло аж три подсвечника, а по обеим сторонам еще два здоровенных шандала на семь свечей каждый.

– Иному довериться никак нельзя? – уточнил он, повторно теребя в руках печать. – А то есть тут у меня один на примете…

– Дело такое, что вера у меня только к тебе, – пояснил я.

– Понял, – кивнул он. – А коль загублю, голова с плеч? – И криво ухмыльнулся.

Дипломатичное замечание я оценил по достоинству. Вроде бы и шутка, а вроде бы… Вон как дрогнули пальцы. Все правильно: я ж сам сказал, что дельце тайное, а на Руси наиболее популярный способ хранить тайны – ликвидация свидетелей.

– Ты так больше не шути, не надо, – устало попросил я. – И без того сегодня денек заполошный. Ты ж меня знаешь. Разведу руками, и вся недолга – коль не вышло, так уж тут ничего не поделаешь. Потому работай аккуратно, но за свою жизнь не опасайся, ничего с ней не случится.

– Уцелеет, стало быть, голова, – удовлетворенно кивнул он. – Это хорошо.

– Смотря чья, – поправил я его. – Твоя – да, а вот моя…

Игнатий посуровел, крякнув, и вновь принялся вертеть в руках печать.

Странно. Вообще-то менять надо шнурок, а он…

Я открыл было рот, но так ничего и не сказал. Коль доверился специалисту, так помалкивай, чтоб не обидеть.

– Лучше бы ты замок мне дал открыть, – проворчал он, предупредив: – Тут час надобен, не мене – терпит оно? Да еще кой-что – я ж с собой ничего не прихватил.

– Вот это другой разговор, – обрадовался я. – Давай командуй.

Игнашка оказался на удивление скромен, запросив лишь шильце повострей, пару ножей и еще кое-что по мелочи, включая шнурок точно такого же цвета, какой был на грамоте.

– Все тотчас принесут, – заверил я. – Значит, так: мне бежать надо, так что у дверей я стражу выставлю, чтоб ни одна зараза не помешала. Все, что ты заказал, принесут, но заходить не станут – постучат. Выйдешь сам и все примешь. Как только работу закончишь, пошлешь одного из ратников за мной, но сам отсюда ни-ни.

Пока я распоряжался насчет заказа, явился обескураженный Христиер, доложивший, что из бояр на Москве только двое – все прочие укатили к Дмитрию. Может, в Белом городе или в Китае и остался кто-то еще, но он не ведает, где их искать. Идти они не возжелали, потому пришлось обоих доставлять силой, и оба ждут на улице.

И в финале доклада он повторно известил, что Басманов по-прежнему держит осаду.

– Вот и славно, что не возжелали, – кивнул я, пропуская сообщение о строптивом боярине мимо ушей – с ним потом. – Коли они воле Дмитрия Иоанновича не покорились, с ними теперь иной разговор. А кто именно доставлен?

– Бельский Богдан Яковлич да Шуйский Василий Иваныч, – перечислил он.

– Понятно. Теперь слушай далее и запоминай…

Диктовал я не столь уж долго, но тем не менее Христиер под конец взмок – поручений и впрямь предостаточно.

– Сам всюду не лезь, сотников напрягай, – посоветовал я. – Только посмышленее да понаглее. Рукоприкладство ни к чему, но и чтоб перед всякими там постельничими и казначеями не робели. В царских рынд переоденешь самых смазливых ратников, ну и по росту чтоб не ниже тебя. Мне оставь пару десятков ратников под началом Самохи.

Зомме кивнул, нерешительно двинулся в сторону выхода, но на полпути остановился и повернулся ко мне:

– Князь, ты в полку второй воевода, а я токмо третий, но ты сам учил ратников, дабы всякий из них знал свой маневр. Ныне я его не ведаю. Поначалу все было понятно – выручать из беды воевод, так?

Я согласно кивнул, а Христиер загнул большой палец и продолжил:

– Зато потом, начиная с крыльца… Я тебе верю, князь, но… не понимаю. Все, что сейчас ты делаешь, это для кого? И мы… за кого?

Оставалось невольно восхититься. Никак Зомме и впрямь мне очень сильно доверял, коли даже тут исхитрился вопреки обыкновению сформулировать все очень деликатно. Обычно старый служака выражался куда прямолинейнее.

Даже слово «предательство» хоть и напрашивалось, но впрямую не прозвучало.

– Христиер Мартыныч, сейчас мне не до того, – честно сказал я. – Сам видишь, как у нас со временем. Давай отложим наш с тобой разговор. Чую, что тебя беспокоит, но скажу только одно: неужто ты помыслил, будто я появился на подворье Годуновых и принял неравный бой только для того, чтобы часом позже предать нашего первого воеводу?

– И впрямь, – смущенно протянул Зомме. – Но я и не сказывал, что…

– Не сказывал, а в уме все равно держал, – усмехнулся я и хлопнул своего верного помощника по плечу, ободрив: – Да ты не смущайся, Мартыныч. Я бы и сам на твоем месте подумал что-то в этом духе, уж слишком все странно получается.

– Вот-вот, – сразу оживился он. – Очень странно. Так странно, что…

– …поневоле закрадывается мысль о предательстве, – подхватил я и твердо заверил Зомме: – Слово полковника, не далее как завтра ты будешь знать «свой маневр».

– Да я бы и не спросил, но сотники, да и не токмо они, вопрошают, а что им поведать, мне невдомек, – развел руками он.

– Кое-что они узнают нынче же, на Пожаре, вместе со всеми. Остальное, если будет что непонятно, завтра, – повторил я. – И поверь, что таить ничего не собираюсь. Соберем их всех, включая даже десятников, и… Нынче же, если кто станет спрашивать, отвечай честно, примерно как я тебе. А пока даже не приказываю – прошу: верь мне во всем.