За тех, кто в дрейфе! - Санин Владимир Маркович

— К сведению ослов, случайно попавших в Арктику: современная медицина подвергает сомнению полезность купания при температуре воды минус один и семь десятых градуса, так как данная водная процедура, не будучи в состоянии расшевелить отсутствующие у осла мозги, вызывает, однако, неприятные ощущения в виде дрожи всего ослиного тела и непроизвольные вопли «И-а! И-а!».

— П-пошел к ч-черту! — рычал Филатов.

— Лексикон явно не мой, — улыбался Семенов.

— Зато осел тот самый! — возражал Бармин.

Станцию открыли на третьи сутки.

Лучшей льдины Семенов, кажется, еще не заполучал. Два на два с половиной километра, а вокруг, как мечтал, льды молодые, толщиной около метра. На них-то Семенов и оборудовал лучшую посадочную полосу, какую когда-либо имел в Арктике: «оборудовал» не то слово, лед здесь был настолько ровным, что и делать ничего не пришлось, разве что прогулялись по нему, самую малость подчистили и разметили полосу. Когда начались регулярные рейсы — завоз людей и грузов, летчики и ту волосу садились с песней: длина — побольше километра, ширина — метров двести пятьдесят. «Как в Шереметьеве! — похваливал Белов. — Умеет же Серега выбирать льдину!»

Ну, это Коля скромничал, выбирали вместе.

Льдину ли?

В тот вечер, когда ее нашли, Семенов и его ребята проводили самолет, разбили на льду палатку, хорошенько подзакусили и улеглись отдыхать. С метр от пола — жара не продохнуть, на полу — минус десять, залезли в спальные мешки. Семенов долго не мог забыться, лежал в спальнике и думал, не совершал ли в чем ошибку. Восстановил в уме план льдины, несколько раз мысленно ее обошел, замерил высоту снежного покрова, прошелся по периметру лагеря и, утвердившись в хорошем своем впечатлении, собрался было отключиться, как вдруг до него донеслось чье-то бормотание.

Семенов осторожно выглянул из спальника. Притулившись к газовой печке, Филатов отрешенно смотрел перед собой и бормотал одну и ту же фразу; потом, по интонации судя, перекроил ее, опять пробормотал несколько раз и вернулся к первоначальной, которая, видимо, пришлась ему по вкусу, так как он вытащил записную книжку и стал черкать карандашом. Семенов улыбнулся, поудобнее улегся и закрыл глаза. А фразочка та врезалась ему в память, и он не раз вспоминал ее во время дрейфа: «НЕ ЛЬДИНУ ТЫ ВЫБИРАЕШЬ — СУДЬБУ…»