Соловки. Документальная повесть о новомучениках (СИ) - Ильинская Анна Всеволодовна

Одновременно с Преосвященным Илларионом на Соловках томился протопресвитер Михаил Польских. Он вышел из лагерного ада живым и всю жизнь собирал сведения об убиенных безбожниками духовных лицах, в результате чего появилась его не имеющая равных книга «Новые мученики Российские» в 2–х томах. Отец Михаил вспоминает, что, когда умер Ленин, заключенным велели встать, но Троицкий не выполнил приказа, демонстративно остался лежать на нарах, и ему сошло с рук.

Об обстановке лагеря Владыка Илларион говорил, что ни один писатель этого не опишет, здесь работает сам сатана. И в то же время подчеркивал, что заключение — бесценная школа добродетелей, этот дарованный Богом опыт можно и нужно обращать во благо душе. Духовенство обкрадывается и обирается шпаной? Есть повод воспитывать в себе добродетель нестяжания. Оскорбляют, унижают, бьют? Смирись, возлюби обидчика. Ощущая долг за вверенные ему души, Владыка даже в лагере не прекращал пастырской деятельности. Часто можно было видеть, как он расхаживал по Кремлю с уголовниками, что‑то горячо объясняя им.

Потом Троицкого назначили лесничим, и он поселился в Филипповском скиту. Олег Волков, тогда молодой человек, ходил его навещать. «Преосвященный встречал нас радушно, — вспоминает он. — В простоте его обращения было принятие людей и понимание жизни… Мы подошли к его руке, он благословил нас и тут же, как бы стирая всякую грань между архиепископом и мирянами, прихватил за плечи и повлек к столу»[8].

«Надо верить, что церковь устоит, — записал Волков слова Владыки Иллариона. — Без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся лишь крошечные, еле светящие огоньки — когда‑нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга. Это понимал даже Вольтер»[9].

В 1926 г. в ветхом кладбищенском храме Св. Онуфрия состоялась в первый и последний раз разрешенная на Соловках Пасхальная заутреня. Маленькая церковь не могла вместить даже лагерное духовенство (неистребленное, оно насчитывало тогда более полутысячи человек), не говоря о мирских. Кладбище было до отказа забито людьми. Все напряженно ловили голос Владыки Иллариона, доносящийся из глубины храма. Стояла мертвая тишина, прерываемая звуками священных возгласов. По небу бродили радужные столбы сполохов.

И вот на улицу вышел крестный ход, состоящий из нескольких сот иереев и несметного числа заключенных. В эту ночь из музейного плена были освобождены блистающие хоругви, священные ризы и пелены, вышитые пальцами московских княжон и пожертвованные ими в храмы Северного Афона. И гулкой волной пронеслось по заснеженному острову, по седым верхушкам векового бора: «Христос Воскресе!» И от крика земного с небес осыпался снег. А может быть, обрушились стены тюрьмы, которые человек воздвигает себе сам? Все оковы теряют силу, если дух неподвластен им…

И вот на Отдание Пасхи, в ночь на 7 июля 1926 г., по предложению Владыки Иллариона (Троицкого) были осуществлены выборы Патриарха Всея Руси путем собрания архиерейских подписей. Уединившиеся в кремлевском продуктовом складе сосланные епископы составили документ, известный как «Памятная записка соловецких епископов, представленная на усмотрение (советского) правительства» или просто «Послание соловецких архиереев». Литературно его обработал И. В. Попов.

«В задачу настоящего правительства входит искоренение религии, но успехи его в этом направлении Церковь не может признать своими успехами, — гласил принятый тайным собранием документ. — За последнее время не было ни одного судебного процесса, на котором были бы доказаны политические преступления клира. Несмотря на это, многочисленные епископы и священники томятся в тюрьмах и ссылках и на принудительных работах. Они попали сюда не в судебном, а в административном порядке, и не за политические преступления, а за свою чисто церковную деятельность, борьбу с обновленчеством или по причинам, часто неизвестным самим пострадавшим. Настоящей же причиной борьбы служит задача искоренения религии, которую ставит себе правительство…»

В последующих строках епископам предлагалось избрать на патриаршество Преосвященного Кирилла, томящегося в Зырянском изгнании. Кроме Владыки Иллариона, под документом подписались: Константин (Дьяков), митрополит Киевский (+ 1937); Евгений (Зернов), митрополит Нижегородский (+ 1938); Серафим (Александров), митрополит Тверской (+ 1937); Анатолий (Грисюк), митрополит Херсонский и Одесский (+ 10.1.1938); оренбургский протоиерей Иоанн Шестов и некоторые другие.

«Послание Соловецких архиереев» было вывезено из лагеря в чемодане с дврйным дном. Вскоре об этом стало известно властям, и все подписавшиеся подверглись репрессиям. Преосвященного Иллариона вывезли с Соловков полураздетого, в холодной рясе. В Ленинграде, больного тифом, сняли с этапа и поместили в пересыльную больницу имени доктора Гааза. «Вас необходимо обрить», — сказали ему. «Делайте, что хотите, теперь я свободен», — с трудом улыбнулся Владыка…

Епископ Илларион (Троицкий) отошел ко Господу 15 декабря 1929 г. Родственникам разрешили похоронить его. Когда гроб открыли для прощания, сестра Преосвященного упала в обморок: там лежал изможденный старик, а ведь ему было всего 44 года! Отпевал Владыку Петроградский митрополит Серафим Чичагов в сослужении шести архиереев. Он отдал покойному свое облачение и белую митру. Похоронили Владыку Иллариона в Москве на Новодевичьем кладбище.

На Соловках томились и другие епископы. Владыка Афанасий (Сахаров) был осужден на три года за принадлежность к группе Сергия Страгородского. Но митрополит Сергий оказался на свободе и занял место Патриаршего Местоблюстителя, а Владыка Афанасий, начав со СЛОНа, почти до конца жизни, с редкими перерывами, скитался по концлагерям.

В «Службе Святым царю — мученику Николаю и всем Новомучеником и Исповедником Российским» упоминается славный в житии и кончине «Максим Серпуховский, он же и врач на тайное епископство благословленный». Максим (Жижиленко Михаил Александрович), епископ Серпуховской (2.III. 1885 — расстрелян 6.У1.1930), был яркой, незаурядной личностью. Окончив Московский университет, он стал доктором медицины и главврачом Таганской тюрьмы, где тайно постригся в монахи. После революции — первый катакомбный епископ, за что и попал на Соловки. На ход мировой истории Владыка Максим смотрел без иллюзий и при жизни готовился к испытаниям последних времен.

Владыка Виктор (Остроградский), отбывавший заключение одновременно с ним, напротив, надеялся на «короткий, но светлый период, как последний подарок с неба измученному русскому народу»[10]. Он был добр и щедр, с молитвой раздавал свои посылки голодным уголовникам. В последний раз его видели весной 1931 г. на Беломорканале счетоводом ларька.

Отбывал срок на Соловках и другой активный организатор катакомбной церкви епископ Дамаскин (Глуховский; 1943). А Василия (Зеленцова), епископа Прилуцкого, сослали на Соловки за то, что он организовал Покровское христианское молодежное общество при Троицкой церкви (расстрелян на Лубянке 4 апреля 1930 г.).

Епископ Виктор (Островидов), Владыка Вятский, в 1928–1930 гг. работал бухгалтером на канатном заводе. Дмитрий Сергеевич Лихачев вспоминает, что он всегда был веселым, даже избитый и раненный — настоящий русский святой[11]. Умер в 1934 г. в Савватьевском скиту.

Петр (Руднев), архиепископ Самарский и Ставропольский, на Соловках заведовал читальным залом библиотеки, умер здесь же. В 1928 г. в библиотеке работал А. Н. Греч, потомок Н. И. Греча.

Незабываем для всех знавших его Анатолий (Грисюк), митрополит Херсонский и Одесский. Крупный богослов, перу которого принадлежит труд «Сирийское монашество», молитвенник и подвижник, на Соловках он неукоснительно соблюдал все посты и носил власяницу. Отбыв срок, сослан в Зырянский край, где и скончался. Погребен в посаде Кылтово; в гроб положен в бумажном облачении[12]. К 1957 г. из бывших на Соловках в живых остался единственный архиерей, Эммануил (Лелишевский), епископ Лужский, викарий Петроградский…