Сливовый календарь любви - Тамэнага Сюнсуй

«Девять лет святой Дарума

Просидел лицом к стене –

Гейша пестрого наряда

Не снимает десять лет»[16].

Чей путь к истине короче?

Зайти в квартал веселья чем не любо?

Все прелести изменчивого мира

За этими стенами собрались.

В одном таком квартале,

            всем известном,

Любим гостями дом «Каракотоя».

Чета почтенная хозяев

Покинула сей мир недавно,

Оставив дочку. Лишь пятнадцать

Красавице О-Тё сравнялось:

Ни родственников, ни опоры,

И опекун – недобрый человек,

Недаром прозвище ему Злодей Кихэй.

Хотя должно бы заведенье

Старейшинам квартала отойти,

Сумел Кихэй любезным показаться,

Во всем им ловко угодил, и вот –

Счета в руках его, он полновластно

Командует над всеми в доме.

И ни один, кто в «Каракотоя» живет,

Кихэю возразить не смеет.

Есть бойкие девицы среди гейш,

Но кто себя за деньги продает –

Пойти не может

            поперек хозяйской воли,

А их хозяин – опекун Кихэй.

Им остается лишь

            украдкой вспоминать

Те дни, когда был прежний

            жив владелец.

Как водится, есть в заведенье

И гейша высшего разряда –

Ее зовут ойран Коноито.

Хоть молода Коноито годами,

Изведала немало, и недаром

За рассудительность и опыт

Ее не только в доме уважают,

Но и в квартале:

Лодочник и зазывала,

И из Санвы портниха –

Все превозносят модную ойран.

Ее манеры грациозны без изъяна,

И обхождением она не посрамит

Тех гор и звезд, что на клейме ее[17].

Немного есть таких красавиц,

                                                а уменьем

Быть в ласках непритворно нежной

Всех, безусловно, превзошла она.

А нынче слива расцвела. Несется

Из растворенных окон аромат.

Там выставлены в кадках деревца,

И календарь не нужен,

Чтоб знать, что на дворе уже весна.

Прохладный ветерок благоуханьем

Наполнил пестротканые наряды:

В подаренных гостями платьях

Все гейши щеголяют. Облачились

В одежды летние сегодня первый раз.

Такой уж день – конец зиме,

                                    и гости в сборе![18]

Хоть ночь былая выдалась не тихой,

Уже в час Мыши в доме поднялись,

Разбужены рассветными лучами,

Что ярче, чем помада «краски утра».

Заманчивое зрелище, должно быть,

В селенье страсти утром заглянуть!

Ойран Коноито в своей гостиной

Тайком о чем-то шепчется,

И с кем же? С уже знакомой нам девицей Ёнэхати!

Ёнэхати. Ах, ойран, я до самой смерти не забуду вашей доброты… (Плачет.)

Коноито. Ну ладно, ладно, девочка! Вдруг кто-нибудь войдет и увидит твои слезы… Пока все еще в бане, припудри скорее лицо и спускайся вниз. Волноваться не о чем, лишь бы сохранить наш план в тайне.

Ёнэхати. Всей душой, всем сердцем благодарю вас! Но если из-за такого ничтожества, как я, люди начнут судачить про господина Тобэя, как же стыдно мне будет!

Коноито. Да нет, я потому и выбрала Тобэя, потому и попросила именно его, что такой уж у него характер: его не тревожит людская молва. А если ты будешь беспокоиться о его репутации, он не сможет тебе помочь. Все будет хорошо, доверься мне! Во всяком случае, нынче вечером я опять пошлю ему записку и приглашу сюда.

В коридоре слышатся чьи-то легкие шаги.

Ёнэхати. Судя по походке, это О-Тё…

Коноито. Да. Иди скорее вниз, чтобы с таким лицом тебя никто не видел…

Как раз в этот момент сёдзи внезапно раздвигаются. Это хозяйская дочь О-Тё.

О-Тё. Ойран, вы у себя? (Она входит в смежную с гостиной прихожую.)

Коноито. Да, я в гостиной. Госпожа О-Тё?

О-Тё. Да, это я. (Продолжает стоять на месте.)

Коноито. Может быть, пройдете в комнату?

Произнося эти слова, она придает своему лицу какое-то новое выражение и поворачивается к Ёнэхати, которая все еще здесь.

Что же, госпожа Ёнэхати, раз так, то, к сожалению, я вынуждена принять меры!

Она говорит это жестко, с рассерженным видом, и Ёнэхати, сердцем угадав, в чем дело, отвечает ей в тон.

Ёнэхати. Да, я думаю, у вас есть повод для беспокойства!

Поднимается и выходит в коридор, а в гостиную проскальзывает О-Тё.

Коноито. Эта девица никогда не смолчит! (Делает вид, что раздосадована.)

О-Тё. Ойран, что случилось?

Коноито. Да пустяки.

О-Тё. Уж если даже ойран рассержена, верно, произошло что-то из ряда вон выходящее…

Коноито. Вообще-то, я стараюсь ни в коем случае не вступать с людьми в пререкания и, будь то гейша или девочка-служанка, со всеми держусь ровно. Но уж это, кажется, чересчур!

О-Тё. Да что же произошло?

Коноито. Она просто дуру из меня делает!

О-Тё еще совсем юна, но она с детства росла в этих стенах и теперь сразу сообразила, что к чему.

О-Тё. Но ведь про Ёнэхати все говорят, что она недотрога и к мужчинам равнодушна?

Коноито. Как знать… Но только я ведь это так не оставлю: или ее здесь не будет, или я уйду. Одно из двух! И если Кихэй не соизволит меня выслушать, я усядусь в его покоях и буду там сидеть, пока не добьюсь своего.

Все это она произносит весьма сердито. На самом же деле, по договоренности с Ёнэхати, она разыгрывает ревность, заставляя всех поверить, что у Ёнэхати любовная связь с ее постоянным гостем Тобэем. Она делает это нарочно, чтобы у Ёнэхати был предлог покинуть заведение.

Что же касается Тандзиро, пребывающего ныне в некоем местечке Наканого, то он должен был унаследовать заведение «Каракотоя», однако после смерти владельцев (его приемных родителей) он остался в долгах, был близок к разорению, а потому вновь решился пойти в приемные сыновья, уже в другой дом. Однако богатого наследства он там не получил, а управляющий домом «Каракотоя», по имени Кихэй, сговорился с кредиторами и, напротив, упрочил свое собственное влияние в доме. Тандзиро был вынужден скрываться, оказался в стесненных обстоятельствах. Когда об этом узнала ойран Коноито, в сердце ее родилось желание помочь прежнему хозяину и его возлюбленной, гейше Ёнэхати. Расчеты Коноито, движимой чувством долга и сострадания, оказались хитроумными и