Самый жаркий день лета - Абдулла Киа

— Ясмин. — Его голос был непривычно хриплым. — Можешь приехать в Лондонскую королевскую больницу?

— Зачем? — встревожилась Ясмин. — Что-то с Максом?

Она услышала, как муж набирает воздуха для ответа.

— Объясню, когда приедешь.

Ясмин начала охватывать паника.

— Что произошло? С ним все в порядке?

— Все нормально. Просто приезжай в больницу и напиши, когда доберешься.

— Но…

— Мне надо идти, извини, — ответил Эндрю и отключился.

Ясмин твердила себе, что нужно успокоиться. Матери вечно срываются в истерику: легкий ушиб превращается в сотрясение мозга, царапина кажется гангреной, надо немедленно куда-то бежать и ломать двери травмпункта.

Эндрю всегда спокоен и логичен. Если он сказал, что все в порядке, значит, ему можно доверять. Ясмин написала шефу эсэмэску с извинениями и побежала к станции. Всю дорогу она не выпускала из рук телефон, крепко сжимая твердый корпус.

Равномерное гудение флуоресцентных ламп и шаркание резиновых тапок вдалеке действовало на нервы. Лейле казалось, что они очутились в отделении психбольницы: тот же кондиционированный воздух, те же белые стены, только надпись над дверью гласила «Реанимация». Лейла сжимала подол юбки в липких от пота ладонях, будто он мог послужить спасательным кругом. Горечь вины и утраты наполняла каждую пульсирующую артерию. Зверская сцена раз за разом всплывала перед глазами: Макс, распростертый на заднем сиденье, ее собственный ужасный крик, беспокойный вой приближающихся сирен. Эти несколько часов оставили в ее душе неизгладимый след — темные воспоминания, которые будут преследовать ее всю жизнь.

Сидя на скамейке рядом с Эндрю, Лейла испытывала детское желание увидеться с мужем, спрятаться за его спиной. Она до сих пор не позвонила Уиллу. Это был бы разумный шаг, но она не могла собраться с духом и рассказать ему страшную новость. Уилл обожал Макса. Не имея собственных детей, он изливал на племянника нерастраченную отцовскую нежность, покупая ему дорогущие подарки вроде смешного твидового костюмчика из универмага «Либерти» или гигантского плюшевого тигра, который теперь стоял в детской.

В такие искренние моменты Лейла чувствовала, как горячо она любит Уилла. Обычно он был слишком занят поддержанием своего журналистского имиджа — эпатажный провокатор, холодный и ироничный, — но когда он видел Макса, вся его тоска по детям прорывалась наружу. Она сквозила в печальных, словно бы извиняющихся взглядах, которые Уилл посылал жене, и в том, с какой нежностью он потом прижимался лбом к ее плечу, будто сдерживая слезы. Нет, она не может позвонить сейчас Уиллу. Рядом есть Эндрю, и этого достаточно.

Повернувшись на длинной металлической скамье, Лейла положила ему руку на колено.

— Скажи что-нибудь, — попросила она.

Эндрю, не повернув головы, бросил:

— Что тут скажешь?

Лейла против воли почувствовала нарастающее раздражение. Эндрю сидел рядом с таким спокойным видом, будто она уронила его телефон и разбила экран. Ей, наверное, стоило спросить, что он чувствует, но какие слова выбрать? «Всё в порядке?» — слишком глупо и бессмысленно. Эндрю откинул голову, прижался к стене затылком. Его светлые волосы рассыпались по белоснежной штукатурке. Лейла услышала тихое торопливое цоканье, которое приближалось к ним, и встала, увидев, кто идет.

Ясмин замерла в дверях и внимательно посмотрела на лица Лейлы и Эндрю.

— Нет, — выдохнула она. Лицо у нее страдальчески сморщилось, но потом вновь разгладилось, словно отказываясь принимать правду. — Где Макс? — Ясмин пыталась говорить спокойным тоном, но сорвалась на всхлип.

Эндрю зажмурился на секунду, будто собираясь с силами, чтобы встретить неотвратимое. Потом шумно выдохнул, подошел к супруге, сжал в объятиях и положил подбородок ей на макушку, будто пытаясь во что бы то ни стало удержать.

— Макс сегодня угром умер, — еле слышно произнес он.

Тишина, и пространство будто скукожилось перед взрывом сверхновой. Ясмин издала протяжный, животный вой, от которого Лейла отступила на пару шагов назад. Сестра выла несколько минут, вложив в крик боль и ярость. Она вырвалась из рук мужа, а когда Эндрю попытался удержать ее, оттолкнула его с такой силой, что он врезался в стену. Ясмин продолжала кричать и рвать волосы на голове, согнувшись пополам, будто тряпичная кукла, оторвавшаяся от нитки.

Лейла в ужасе и смятении взирала на сестру. Могла ли она осознать, что чувствует мать, потерявшая ребенка? Ее саму разрывало от скорби, но нечеловеческое страдание, которое она видела, говорило о другом — о глубочайшей, почти физической боли утраты. Лейла сдерживала желание подойти, понимая, какой будет реакция сестры, когда она узнает, что именно произошло. Эндрю попросил ее помалкивать и пообещал, что возьмет на себя эту часть. Он еще раз подошел к Ясмин, но та вновь оттолкнула мужа, не желая выслушивать объяснения.

Повернувшись к стене, она принялась колотить кулаками по штукатурке.

— Нет! — кричала она в отчаянии.

Эндрю в страхе оглянулся на Лейлу, будто стоял на краю пропасти и под ним сыпалась земля. Лейла заранее предложила взять успокоительное для Ясмин, но Эндрю отказался. Он хотел показать жене, что она способна пережить это сама, без постороннего вмешательства; что они верят в ее силы.

Ясмин еще долго плакала, свернувшись клубком на металлической скамье и не подпуская к себе никого. Наконец, после, как им казалось, нескольких часов бессильных рыданий она подняла голову и поглядела на сестру и мужа.

— Как? — спросила Ясмин глухо.

— Это я виновата, — ответила Лейла. Вся ее решимость испарилась, хотелось бежать со всех ног.

Ясмин захлопала ресницами.

— Ты? Что… что это значит?

— Дай мне сказать, — вмешался Эндрю.

Поначалу он пытался отправить Лейлу домой, но она отказалась: если она сейчас уйдет, станет только хуже, и при следующей встрече Ясмин вспыхнет. Усевшись рядом, Эндрю положил на колено жене руку.

— Это моя вина, — начал он. — Утром мне позвонили с работы. Срочно. У меня не оставалось времени, чтобы отвезти Макса в садик, и я попросил Лейлу помочь.

Лицо Ясмин выражало замешательство.

— Произошла авария?

— В некотором роде.

Лейла поборола желание заговорить. Она пообещала Эндрю, что не будет вмешиваться, даст ему объяснить случившееся спокойно и рассудительно. Так будет проще для всех. Эндрю продолжал:

— Я пристегнул Макса на заднем сиденье. Он спал и не издавал ни звука. — Он помолчал несколько секунд. — Лейла ездит этой дорогой каждый день. Если бы она ехала другой дорогой, она не забыла бы о нем.

В лице Ясмин не осталось ни кровинки.

— Что случилось?

— Макс спал. Он не издавал ни звука, и Лейла… — Закашлявшись, Эндрю взял супругу за руку. — Лейла забыла, что он там.

— Забыла? — шепотом переспросила Ясмин.

— Прости, — вмешалась Лейла. — Он так тихо сидел. Я не видела его в зеркале. И… я просто забыла про него.

Ясмин в ужасе смотрела на сестру.

— Ты забыла? — Она молча пошевелила губами, будто не в состоянии подобрать слов. — Но ты ничего не забываешь.

Лейла вспыхнула от стыда.

— Ты… ты никогда ничего не забываешь. — Ясмин постепенно скатывалась в истерику. — Ты ставишь себе напоминания обо всем подряд!

— Я забыла про него, Ясмин. Просто забыла.

— Нет, — прошептала, задыхаясь, Ясмин.

Эндрю сжал ее руку, пытаясь успокоить. Ясмин переводила взгляд с сестры на мужа.

— И что произошло?

Ее супруг смахнул слезу тыльной стороной ладони.

— Жара. — Короткий ответ напоминал выстрел из пистолета.

На лицо Ясмин было страшно смотреть.

— Мой малыш… Он сгорел?

— Нет-нет! Нет, дорогая, не сгорел. Он ничего не почувствовал. Просто спал и… не проснулся.

Ясмин снова начала подвывать, словно раненое животное.

Лейла и сама почувствовала, что теряет почву под ногами, словно падает в пропасть без дна. Она сделала было шаг вперед, чтобы обнять сестру, но та отпрянула.