Шестиноги - Николай Гуданец

Сделка с двуногами состоялась, и закипела работа. Требовалось изготовить запас порошка, достаточный для того, чтобы покончить с рыжими тварями одним махом, раз и навсегда. Аппарат поглощал огромное количество листьев, травы и стеблей. Готовый порошок «Д» собирали в сосуды из хорошо просушенных и выдолбленных плодов кывта. Каждый сосуд вмещал около дюжинной дюжины смертельных доз. Кроме того, предстояло соорудить несколько дюжин воздуш­ных змеев, чтобы с их помощью разбросать порошок над неприятельской территорией.

По зрелом раздумий мы столкнулись с довольно важными стратегическими проблемами, которые поначалу упустили из поля зрения. Во-первых, следовало учесть, что ветер периодически меняет направление, и распыленный на том берегу порошок «Д» рано или поздно будет занесен и в наши пенаты. Во-вторых, дихлордифенилтрихлорметилметан необычайно стоек, практически не разлагается и, следовательно, зараженная им местность окажется под угрозой для поселенцев. Далее, грунтовые воды и ручьи, в которых яд начнет растворяться, будут отравлять реку. Как ни посмотреть, а полное истребление врагов посредством порошка «Д» могло дорого обойтись нам самим.

Исходя из этого, мы решили предъявить рыжим негодяям ультиматум — или они подобру-поздорову переберутся в пустыню, или они вынудят нас истре­бить их. Вообразите наше изумление, когда был получен ответ. Рыжие канальи заявили, что у них тоже есть порошок и аппарат для его изготовления, так что, если мы не уйдем из долины в болота, нам несдобровать.

Мы обратились за разъяснениями к двуногам. Ока­залось, они продали нашим врагам точно такой же аппарат. Возмущенная предательством делегация ре­шила покарать изменников. Но едва они схватили одного из гнусных торговцев смертью и попытались воткнуть ему палку в рот, как их зарубили «лопатами» насмерть, а трупы сбросили в реку.

Окруженные врагами, как рыжими, так и двуноги­ми, мы могли рассчитывать только на себя. Новая концепция обороны, разработанная в сжатые сроки, была столь же проста, сколь и эффективна: в случае нападения предполагалось отступать, распыляя поза­ди порошок. Таким образом, каждый шаг по нашей территории обернулся бы для противника непомерны­ми потерями. Впрочем, воздушные змеи мы сохрани­ли и даже умножили их число, чтобы атаковать неприятельские тылы или, при явной угрозе вторжения, нанести первыми упреждающий удар. Сушеные кывты с порошком лежали грудами на берегу. По моим подсчетам, мы накопили около дюждюжинной дюжины смертельных доз на каждого вражеского шестинога, но и они, к сожалению, не отставали, упрямо нагнетая атмосферу смертельной опасности.

Погода стояла безветренная. Двуноги безвылазно сидели в своем селении, выставив на земляном валу часовых с «лопатами». Рыжие выродки гордо прохаживались на своем берегу между кучами смертоносных кытв. Похоже, они, как и мы, запаслись умопом­рачительным количеством порошка и чувствовали себя в полной безопасности.

И тут случился подвох с той стороны, откуда его меньше всего ожидали — наше собственное населе­ние, заботливо оберегаемое от посягательств врага, возроптало. Явных признаков недовольства никто не выказывал, однако началось повальное брожение умов. Те, кто явно или тайно следили за соблюдением «единодушия», были совершенно обескуражены, ибо многочисленные факты свидетельствовали, что подав­ляющее большинство населения устало от «борьбы», скептически относится к своим же защитникам, стра­шится растущих запасов порошка «Д» и больше всего на свете желает мира и покоя.

Возможно, наилучшим решением явилось бы карди­нальное — избавиться от населения как такового. Но тогда предельно обострилась бы проблема снабжения продовольствием, ведь бойцы слишком свыклись с ролью доблестных защитников и совершенно разучи­лись заботиться о пропитании. Пришлось пойти на определенные словесные уступки, оставив существо дела в неприкосновенности. Специально подготовлен­ные ораторы, то есть, те, кому дозволялось открыто высказывать общую точку зрения, стали объяснять, что мы вступили в новую фазу исторического процесса. Огромные запасы порошка «Д» сделали бессмысленным и предельно опасным любой военный конфликт. Применить порошок было бы гибельным безуми­ем, всеобщим самоубийством. Поскольку самоубийст­ва никто не хочет, безумия никто и не допустит. Остается лишь умножать запасы спасительного по­рошка «Д», если мы хотим спокойно жить, и так далее, и тому подобное, и прочее в том же духе.

Воинственный пыл с обеих сторон поулегся. Время от времени мы начинали перекликаться через речку с рыжими, предлагая взаимно поубавить запасы порошка и воздушных змеев. Даже удалось прийти к первоначальному согласию на тот счет, что порошка и впрямь накопилось многовато. Однако рыжие никак не хотели перейти от слов к делу, тем самым доказав свое миролюбие. А мы не настолько глупы, чтобы им слепо довериться и первыми ослабить свои средства обороны.

И вот, из-за тупого упрямства злокозненных рыжих ублюдков, разразилась беда.

Сам я уцелел только благодаря счастливой случайности. В тот день мне пришло в голову, что не худо бы обследовать звездолет наших двуногих братьев. Он стоял на каменистой пустоши, всеми покинутый, и мало кто забредал туда. Множество хитроумных приборов, агрегатов, наконец, просто металла, пропа­дало втуне, хотя все это могло пригодиться нам, возможно, и в целях самообороны.

Запасшись провизией и большой флягой с питьем, я отправился к звездолету. Между тем погода начала портиться. Небо заволокли тучи, поднялся сильный ветер. Когда я добрался наконец до космического корабля, шквальные порывы налетали один за другим, да с такой силой, что трудно становилось сохранять равновесие. Пустой и темный корпус звездолета охал и подвывал, нахлестываемый ветром. К счастью, я догадался захватить с собой крупную светляшку, и ее слабое мерцание помогло мне ориентироваться во внутренностях корабля. Поднявшись по спиральному пандусу до самого верха, я обнаружил круглое свет­лое помещение с четырьмя обзорными окошками. Именно в нем я нахожусь сейчас, когда пишу эти строки, и здесь встречу свой смертный час.

Еще не зная, что эта каюта станет моим последним пристанищем, я в восторге перебегал от окошка к окошку, любуясь невиданной панорамой. Вся моя благодатная, родная долина была видна отсюда во всех подробностях, и если бы не хмурые тучи, скрады­вавшие горизонт, наверно, я различил бы и пески пустынь, и болотные топи, и угрюмые неприступные скалы, с которых низвергалась водопадом река, питаю­щая живительной влагой мое крохотное отечество. Судя по тому, как ветер трепал древесные кроны, его сила нешуточно возрастала. С трудом оторвавшись от созерцания, я уселся на полу и подкрепился своими съестными припасами. В мои расчеты входило посвя­тить несколько дней исключительно обследованию звездолета.

Когда же я снова взглянул в окошко, ужас оледе­нил мой набитый желудок. Там, в долине, бушевал смерч. Он не уступал тому, легендарному, который задолго до моего рождения начисто разметал два селения и унес три дюжины жизней. Он валил веко­вые деревья. Он взметал до небес охапки листьев и клубы пыли. Его воздушные челюсти рвали и метали все на своем пути. Я видел, как полуобглодан­ный остов шалаша взмыл над рекой и перелетел через нее, словно сухой листок. Но страшнее было другое.

Повсюду на берегах реки вздымались белые тучи, они завивались вихрем, вставали столбом, раскидывались рваными космами во все стороны. Чудовищный воздушный волчок плясал в долине, разбрасывая повсюду смертоносный порошок из растрескавшихся сосудов.

Я не мог более смотреть. Опустившись на пол и обхватив голову передними лапами, я впал в шоковое оцепенение, а сколько оно длилось, не могу сказать даже приблизительно.

Когда я очнулся и подошел к окошку, буря минова­ла. Солнце стояло в зените, озаряя долину, сплошь усыпанную белым порошком. Он лежал повсюду, на­сколько хватало глаз — и на том берегу, и на этом, и в излучине, где поселились двуноги. Напрягая зрение, я разглядывал черные точки, беспорядочно разбросанные на пустошах и среди бурелома; ни одна из них не шелохнулась, не поползла. То были мои погибшие собратья. Никто не уцелел в отравленной долине, яд скосил и черных, и рыжих, и двуногих.

Но я покамест жив и пишу, хотя последние крохи съестного кончились еще вчера, фляга опустела утром, а свиток исписан с обеих сторон и вместит лишь несколько прощальных строчек.

Читатель, я не знаю, сколько у тебя ног, однако разум тебе дан, иначе ты не был бы моим читателем. На пороге смерти шлю тебе прощальный привет, будь стойким и последовательным в борьбе. Пусть славная история черных шестиногов трагически оборвалась из-за нелепой случайности, рыжим гадам тоже не поздоровилось. Что ни говори, а мы погибли, гордо и неуклонно шествуя по дороге прогресса. Не мы первые, не мы последние, помни об этом, читатель.