Повесть об укротителе - Василий Великанов

Мельник считал себя первым человеком на селе, благодетелем крестьян и поэтому на всяких собраниях и представлениях садился в первом ряду. А сегодня тем более Варюгин чувствовал себя гордо: Мишук-то ему принадлежал, он подарил его Ладильщикову. Пусть все знают, какой добрый Варюгин. Вот и сегодня он принес Мишуку буханку хлеба и моркови.

Для музыкального сопровождения программы был приглашён лучший гармонист Миша Сметанкин, слепой от оспы, которую он перенёс в детстве, Миша согласился играть бесплатно, учитывая, как он сказал, «культурное значение вечера для трудового народа».

Эстраду наскоро сколотили из неоструганных досок, а занавес сделали из трёх байковых одеял. Управление занавесом Ладильщиков поручил Ване Петухову.

Ваня сдвинул занавес руками в одну сторону и спрятался за складками одеял. На сцене, посредине, стоял полуобнажённый приземистый, широкоплечий человек в трико. У него была объемистая выпуклая грудь и мускулы выпирали округлыми буграми. Бритая круглая голова надежно сидела на мускулистой шее.

«Красивый крепыш, — подумал Ананий Матвеевич, — и ладно скроен и крепко сшит…»

— Вот, товарищи граждане, посмотрите на меня, — начал Ладильщиков тихим мягким голосом, который как-то странно не вязался с его сильным телом, — в детстве я был обыкновенный, как и все, но с четырнадцати лет я стал заниматься спортом и вот теперь я борец, атлет, Я здоров, а здоровье и сила очень нужны человеку и на войне и в труде. Революция открыла нам новую жизнь, и человек у нас должен быть новый — здоровый и сильный.

По ходу беседы Ладильщиков показывал упражнения с гантелями и гирями, как будто играя двухпудовиками. Он гнул подковы и рвал голыми руками цепь.

— Вот, — сказал Ладильщиков, обращаясь к зрителям, — у меня в руках вы видите три резиновых шнура разной толщины. Если кто-нибудь из вас их растянет, получит от меня приз.

Ухватившись за кольца, Ладильщиков один за другим растянул над головой все шнуры.

— Дай-ка я попробую, — первым вызвался Варюгин.

Он поднялся на подмостки и около Ладильщикова показался всем великаном. Но шнуры ему поддались не все: два он растянул, а третий, самый толстый, как ни силился, растянуть не мог. В зале поднялся смех и кто-то крикнул:

— Видно, мало каши ел!

— И борода не помогает!

— А что борода! — воскликнул Ананий Матвеевич с насмешкой. — Не в бороде сила и честь — борода-то и у козла есть!..

Зрители шумно рассмеялись.

Сконфуженный, покрасневший Варюгин осмотрел шнур, пощупал его — нет ли в нем каких-нибудь тайных пружин — и, не найдя ничего секретного, сошёл с под-мостков.

— Простая штуковина, а на силу тяжёлая, — проговорил Варюгин, как будто оправдываясь перед зрителями.

По сигналу Ладильщикова Ваня задернул занавес и крикнул по-школьному:

— Перемена!

Пока Ладильщиков отдыхал и готовился к борьбе с медведем, Миша Сметанкин играл старинные вальсы и русские народные песни. Крестьяне оживлённо разговаривали и курили. В помещении было сизо от дыма, а когда открывали дверь наружу, оттуда врывались в класс волны морозного воздуха.

Ваня Петухов помог Ладильщикову одеться и зашнуровать борцовские ботинки. Николай оделся в кожаную куртку и короткие штаны из «чёртовой кожи», а на голову натянул кожаный шлём. Ладильщикова тревожила мысль: снимать с медведя намордник или оставить? В последнее время дома Ладильщиков боролся с медведем без намордника и Мишук ни разу не тронул его зубами. Но сегодня, после всех передряг, Мишук возбуждён, нервничает. Вот он все время переступает с ноги на ногу, покачивается и глаза у него бегают. Пожалуй, сегодня лучше бы не снимать намордник…

Перед выходом на сцену Ладильщиков сказал своему юному помощнику:

— Ваня, следи за борьбой, будь на страже. Если что, я тебе дам сигнал. Понял?

— Понял, Николай Павлович.

На сцену Ладильщиков вывел медведя на цепи. Поклонился публике, а Мишука поманил морковкой, зажатой в руке. Медведь мотнул головой за приманкой, и вышло так, будто он тоже поклонился публике. В зале раздался смех и кто-то захлопал в ладоши, но Ладильщиков поднял руку — хлопки и смех оборвались.

— Товарищи, — сказал Ладильщиков, — я прошу во время борьбы соблюдать тишину. Мой Мишук шума не любит.

Ладильщиков отстегнул от ошейника цепь и протянул медведю правую руку. Мишук по выработанной привычке ухватился за неё двумя лапами и потряс. В публике раздался сдержанный смешок, а Ананий Матвеевич вполголоса проговорил:

— Ишь ты, договариваются по-товарищески бороться.

Человек и медведь обхватили друг друга, и единоборство началось. Ладильщиков и Мишук были одного роста, но медведь казался вдвое толще и массивнее. Человек применял несложные приемы вольной борьбы, а медведь старался их повторить. От резкой подножки Мишук упал на спину, быстро замотал лапами, вскочил и, обхватив хозяина, стал высоко задирать заднюю лапу, пытаясь тоже сделать подножку. Но Ладильщиков ускользнул от этого приёма, и медведь разозлился, ворча и встряхиваясь всем телом.

— Ишь ты, черт косолапый, — проговорил Ананий Матвеевич, — тоже норовит лапу подставить.

Борясь, медведь становился активнее и сопел всё громче, напряжённее. Иногда Мишук открывал рот и показывал зубы, но не трогал хозяина. Стремясь во что бы то ни стало повалить противника, Мишук опустился на четвереньки и, схватив лапами за ноги, дернул их на себя. Это была «подсечка», при которой устоять невозможно. Падая на спину, Ладильщиков успел на мгновенье удержаться «на мосту», но медведь навалился на него всем телом и прижал к полу. Ладильщиков хотел перевернуться на живот, но медведь заворчал и сильно сдавил зубами правую руку.

— Мишук… Мишук… — тихо произнес Ладильщиков, опасаясь, что медведь в припадке ярости забудет его.

Ладильщиков хотел достать из кармана морковь, чтобы подачкой отвлечь медведя от себя, но левую руку Мишук придавил лапой. Оставалось лишь одно: ждать с надеждой на то, что медведь, не встречая сопротивления, постепенно успокоится и отпустит его. Но время шло, а Мишук не отпускал хозяина и при малейшем его движении усиливал нажим зубами и сердито ворчал. Что же делать? Как же выйти из этого затруднительного, опасного положения? Просить помощи? Стыдно. Да медведь и схватить может чужих людей. Позор! Нельзя провалить номер. Тогда нигде не показывайся. Засмеют. А если никто не выручит, то зверь может повредить руку…

— Занавес… Занавес… — тихо прошептал Ладильщиков, но Ваня не расслышал его слов.

— Что, Николай Павлович? — опросил он тоже шёпотом.

— Помани его морковкой, — громче сказал Ладильщиков.

Почувствовав опасность, Ваня, не закрывая занавеса, кинулся за «кулисы», в соседний класс, и, ухватив миску с морковью, побежал обратно, на сцену. Суетливо торопясь, он споткнулся на пороге и упал. Миска выпала из рук и морковь рассыпалась по полу. От знакомого стука миски медведь вздрогнул и поднял голову. Заметив любимое лакомство, Мишук отпустил хозяина и потянулся к моркови. Напряженная тишина в зале сменилась громким смехом, который ещё больше усилился, когда с передней скамьи вскочил Ананий Матвеевич и крикнул во весь голос:

— Ванька, с-сукин сын, беги за дверь, а то зверь задерёт!..

Ладильщиков вскочил с пола, схватил цепь и побежал к медведю. Зацепив цепь за ошейник и подобрав морковь в миску, он увёл Мишука за «кулисы», когда скрылся Ваня, напуганный криком своего деда.

Привязав медведя и сунув ему под морду морковь, Ладильщиков выбежал на сцену и поклонился публике. Но он почувствовал, что поклоны у него не выходят, они какие-то неуклюжие, словно медвежьи, и весь он будто скован. Ладильщиков перестал кланяться, стоял и смущённо улыбался. Лицо у него было красное, потное. И вот такой простой, застенчивый и сильный, он пришёлся по душе крестьянам. Они восторженно шумели, смеялись, хлопали в ладоши.

Народ расходился медленно. Многим хотелось заглянуть «за кулисы» и поближе посмотреть на медведя, но Ананий Матвеевич никого туда не пустил.

— Братцы, — сказал он, обращаясь к любопытным, — медведь в расстройстве… Не надо его беспокоить, а то может кого и зацепить.

Варюгин же прошёл «за кулисы» беспрепятственно, как хозяин.

— Николай Павлович, — обратился он к Ладильщикову, — ночевать, конечно, ко мне. У меня и для вас и для Мишука найдется хорошее угощение.

— Да нет уж, спасибо, — ответил Ладильщиков, — я иду к Ананию Матвеевичу.

— А что у него хорошего, теснота, да затируха на ужин, а у меня и просторно и сытно.

Вошедший в класс Ананий Матвеевич услышал слова Варюгина и, ухмыльнувшись, промолвил;

— Добрый друг лучше ста богачей.

— Сдержи язык, а то зубы сломаешь, — угрюмо пробасил Варюгин, сердито покосившись на Петухова.