Воспоминания глупого кота - W Alexandr

Вот так впервые я смог выяснить, как выглядит кот (а это был я), достойный похвалы.

Ведь я был не просто котом, а красивым, хорошо сложенным черно-белым котом. Эти черно-белые цвета очень гармонично и привлекательно сочетались на моей коже. Мои глаза были золотистого цвета, а, быть может, цвета меда. В их медовой глубине ярко светились черные зрачки.

Я не говорю, что с тех пор хожу посмотреть на себя каждый день, в том числе и потому, что обычно дверь закрыта. Хотя, в последнее время она открыта. Это обстоятельство заставляет меня думать, что сломался дверной замок. Впрочем, какая разница, смотрюсь ли я в зеркало на этой дверце или в зеркало, доходящее до самого пола, на двери ванной комнаты для старших. Да, частенько я подолгу разглядываю себя, даже вылизываю и приглаживаю торчащие на спине волосинки. Поскольку в ванной комнате взрослых такие зеркала со всех сторон, я вижу себя полностью и спереди, и сзади. Зеркала многократно отражают меня. Полчища котов, точно таких же, как я появляются один за другим, – хотя я всего один, – теряясь из виду в глубине отражения так, что я не могу их всех охватить. Это просто наслаждение!

Когда кто-нибудь говорит, что я – красивый кот, а это происходит частенько, я притворяюсь, что не понимаю, но начинаю подтанцовывать, чему научился у Уксии. Она, к слову, тоже репетирует перед зеркалами. Так вот, я даже слегка покачиваюсь, уверенный в том, что в совершенстве овладел этими движениями, которые, как я слышал, называют кошачьими. Иногда они раскусывают мое тщеславие и бахвальство, и тогда кто-нибудь призывает меня к порядку:

- Ио, глупыш, не будь таким самовлюбленным…

Глава 8. Изюминка моего имени.

То, что я – Ио и ежу понятно, хоть я и притворяюсь, что не знаю этого, когда меня ругают или называют “глупым котом”. Некоторые считают, что я не понимаю, когда ко мне обращаются или говорят о моей красоте. Так вот, я отлично знаю, что зовут меня Ио, и знаю даже, как проходили мои крестины, и что за изюминка скрывается в моем имени. В этом я уверен.

Это было аккурат тогда, когда меня впервые отнесли к ветеринару. Отнести меня на эту пытку поручили малышке Бегонии и Луису Игнасио. Но прежде чем меня нести, все дружно подыскивали мне имя. Занятно, смех, да и только. В тот самый момент, когда они перебирали всевозможные имена, отыскивая подходящее моей грациозности, я понял, что они считают меня кошкой, а не котом, хотя все говорили кот. Все это, разумеется, потому, что мужской род слова не обязывает к излишним уточнениям.

- Мы назовем ее Ио, – очень уверенно заявил Луис Игнасио.

- А почему? – спросила малышка Бегония.

- Так звали одну из возлюбленных Зевса, – ответил этот малый, ничуть не сомневаясь в том, что знает то, о чем говорит.

Вообще-то он всегда был не по возрасту заучкой, обожал историю и все такое в этом духе.

- А если это кот?

Должно быть, это сомневался Хавьер. Хотя, в тот момент я плохо их различал. Но это должен был быть он, потому что именно Хавьер столько раз бывал ни в чем не уверен.

- Что ты говоришь? – спросил, в свою очередь, не знаю кто.

- Мы назовем ее Ио, – с еще большим напором повторил старший из детей.

Естественно, ветеринар, внимательно осмотрев меня, расставил все по своим местам.

Для него было очевидно, что я – кот, причем со всеми причитающимися коту атрибутами.

Или, точнее сказать, был котом с атрибутами, поскольку из этой проклятой дыры я вышел с некоторыми потерями и покалеченным. Не так уж сильно, но, без сомнения, вполне достаточно для того, чтобы предотвратить некие ночные налеты, мои и чужие, похоже свойственные представителям моего племени, оставшимся целыми и невредимыми, такими, какими родились. Короче, любителям крыш, террас и нежных мяуканий и мурлыканий под лунным светом. В этом я ничегошеньки не понимаю. И так никогда ничего и не узнал.

За едой они снова непроизвольно вернулись к обсуждению разочарования, которое они пережили по поводу моего естества, да еще вдобавок по поводу имени, выбранному для меня Луисом Игнасио.

- Теперь это имя не подходит, поскольку это самец, а не самка, – пояснила Бегония-

малышка, будущий биолог.

Тут на полном серьезе вмешался отец, словно на повестке дня обсуждался главный для семейства вопрос.

- И какое же имя пришло вам в голову вместо Ио?

Лица детей были одновременно и разочарованными, и глуповато-бессмысленными. Кое-

кто пожимал плечами, подтверждая всеобщую восторженную ошибку. Тот, кто всем заправляет, внес удивительное предложение:

- Вы можете оставить ему имя Ио.

Теперь взгляды всех, включая и Бегонию-мать, выражали неподдельное удивление.

- Поясняю, – добавил отец. – В итальянском языке “ио” – это личное местоимение “я”…

Ио – значит я.

Подрагивающим голоском из глубины кухни я издал свой робкий ответ.

- Кажется, он икает, – сказал Ми́чу, которому в то время было около семи лет, и начал ухаживать за мной с видом белокурого ангелочка с челкой, спадающей на глаза.

Мое имя было утверждено единогласно. И с тех пор именно это слово, часто повторяется в доме: “Где Ио? Иди, красавчик-Ио, глупыш. Где Ио?” И точно, я привык к этому имени, и ничего, оно мне нравится. Оно – короткое, яркое и неизбитое… А кроме того я отлично слышу это начальное “И” и почти нет никакой необходимости произносить “О”. Короче, я превосходно себя чувствую и рад тому, что имя мне не поменяли. Одному Богу известно, к счастью или к несчастью свалилось бы на меня другое имечко: Феликс, Черныш, Рамзес… А так у меня очень достойное имя.

Глава 9. Простите кота-негодяя.

Мне совестно об этом говорить, но должен признаться, что я воришка и негодяй. После того, как я провернул какое-нибудь из своих делишек, меня отругают, обидят и пригрозят. А потом домочадцы обычно говорят, что все коты такие по своей природе, что все они мошенники. Это меня несколько успокаивает.

Мне трудно понять, кто такой мошенник… Я знаю не больше тех, кому доверяли Лолу из клуба в Мургии, или кто привозил бабушку, когда она возвращалась из Катадьяно, из дома Рафаэлы, своей кузины. Теперь я понимаю, что мошенник, и негодяй представляют собой одно и то же. По крайней мере, в моем случае.

Я много раз обещал самому себе две вещи: не гадить под стулом в углу столовой, между буфетом и большим окном на террасу, и не совершать ночных вылазок на кухню в поисках, как бы запустить зубы в ящик с мясом, который Бегония-мать достает из холодильника, чтобы готовить еду на следующий день. К тому же, я понимаю, что поступаю плохо, злоупотребляя доверием. Это в отношении мяса, а в отношении стула – делаю больше должного.

Однако я не чувствую себя совсем виноватым, потому что есть нечто, что исходит из меня, и оно сильнее моих добрых побуждений. Помню, однажды, после получения небольшой взбучки, Уксия, которая была тогда совсем маленькой девчонкой, сказала матери: “Я ведь хочу быть хорошей, но кто-то будто заставляет меня быть плохой”… То же самое говорю себе и я, когда меня только что отчитали за один из моих мошеннических подвигов. Это на самом деле так. В столовой, под стулом в углу, стоит такой запашище, который сначала притягивает меня, а потом, когда я приближаюсь, и мою задницу. Но я уже не могу ничего исправить.

Что касается кухни, дела обстоят еще хуже. Вот я на кровати, в ногах Ми́чу, и дрыхну без задних лап. Внезапно посреди сна, чувствую, как из мойки до моей мордочки досносится нечто нежное. Сработало. Так со мной происходит всегда, один рывок – и там, на кухне, я сталкиваюсь лицом к лицу с изумительным, необыкновеннейшим куском мяса, завернутым в серебристую бумагу – фольгу, или же оно лежит в пластиковой коробочке с крышкой, нагло бросая мне вызов: “Давай-давай, ну-ка съешь меня, давай быстрее”. Я его не ем, но вгрызаюсь в него зубами, и что самое худшее – неважно голоден я или нет. А ведь я не могу пожаловаться, что меня держат в черном теле, ограничивают порцию еды, едва я становлюсь чуть тяжелее. Но эта мечта, этот сон, овладевает мной, и я, как марсианин из телефильма, два-три раза кусаю коробку без толку, и возвращаюсь в кровать. Ну что я могу поделать?

Если хорошенько подумать, у домочадцев имеется уйма причин, чтобы задать мне трепку.

Но, признаюсь, что я – большой везунчик. Когда кто-нибудь собирается намылить мне шею, всегда есть кто-то, кто меня защищает. Как правило, это Уксия, которая собиралась быть ветеринаршей, что делало честь ее характеру защитницы животных. Хотя теперь мне кажется, все изменилось, и она мечтает о биологии.

- Бедняжечка! – всегда очень ласково говорила Уксия. – Если сейчас вы его побьете, он никогда не поймет, почему вы это сделали.

Ясный перец, что я молчу. Думаю, что теперь я понимаю, почему они злятся, но позволяю себе маленький обман. Если кто-нибудь из домашних бранит меня или грозит мне пальцем, я прикидываюсь ничего не понимающей невинной овечкой. Я смотрю на них с удивленно-испуганной мордочкой, словно спрашивая кого-то: “ну за что это все?”, и этого достаточно. Так что, что бы они там не говорили, в конце концов они признают правоту моей защитницы.