Теория хаоса и стратегическое мышление - Стивен Манн

Тогда как извлечь преимущества из критичности? Настоящей целью национальной стратегии является формирование широкого контекста вопросов безопасности, направленного на достижение в конце желаемого состояния с мягким сдвигом. Сейчас то время, когда мы захотим отложить создание критического состояния, это время, когда мы будем поощрять его и искать пути переустройства. Насколько известно всем, кто работает в сфере международной политики, о формирующих событиях легче мечтать, чем их делать. Мы мало что можем сделать с изначальной формой или лежащей в ее основе структурой. Здесь нужно иметь в виду историю, географию и окружающую среду. Наши политические усилия должны сфокусироваться на достижении сплоченности и смягчении конфликтной энергии. В международном плане, такие конструкты как военные блоки, экономические соглашения, торговые протоколы и другие правила в основном создают сплоченность внутри системы. Однако, более обещающий, но более пренебрегаемый путь к достижению желательных международных изменений лежит в индивидууме.

Конфликтная энергия заложена в основы человеческих свойств с того момента, когда индивидуум стал базовым блоком глобальных структур. Конфликтная энергия отражает цели, ощущения и ценности индивидуального актора - в сумме, идеологическое обеспечение каждого из нас запрограммировано. Изменение энергии конфликта людей уменьшит или направит их по пути, желательному для наших целей национальной безопасности, поэтому нам нужно изменить программное обеспечение. Как показывают хакеры, наиболее агрессивный метод подмены программ связан с "вирусом", но не есть ли идеология другим названием для программного человеческого вируса?

С этим идеологическим вирусом в качестве нашего оружия, США смогут вести самую мощную биологическую войну и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие цели-народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и уважения индивидуальный прав человека. С сильными американскими обязательствами, расширенными преимуществами в коммуникациях и увеличивающимися возможностями глобального перемещения, вирус будет самовоспроизводящимся и будет распространяться хаотическим путем. Поэтому наша национальная безопасность будет иметь наилучшие гарантии, если мы посвятим наши усилия борьбе за умы стран и культуры, которые отличаются от нашей. Это единственный путь для построения мирового порядка, который будет иметь длинный период (хотя, как мы видим, никогда нельзя достичь абсолютной постоянности) и будет глобально выгодным. Если мы не сможем достичь такого идеологического изменения во всем мире, у нас останутся спорадические периоды спокойствия между катастрофическими переустройствами.

Материальное применение этого анализа резко увеличивается в поддержку Информационного агентства США, Фонда содействия демократии и других программ образовательного обмена из частного сектора. Эти программы заложены в сердце агрессивной стратегии национальной безопасности. И наоборот, мы должны реагировать настолько по-оборонному, насколько это возможно. Настоящее поле битвы в сфере национальной безопасности является, говоря, метафорически, вирусным по природе. На уровне индивидуального выбора нас атакуют определенно деструктивные напряжения, особенно, склонность к наркотикам. Что такое склонность к наркотикам, как не деструктивное поведение вируса, который распространяется в эпидемических масштабах?

Мир открыт для самых различных опытов и если мы заявляем о примате какой-то одной научной парадигмы над всеми остальными как основании стратегического мышления, мы должны действовать нереалистично. Каждые рамки предлагают уникальные возможности для проникновения в суть вопроса и искусство стратегии выбирает наиболее известный метод для данной ситуации. Стратегия традиционно описывается как прочная железная связь причин и следствий. Сегодняшняя ситуация в национальной стратегии показывает, что этот Железный Век проходит и мы должны выработать более охватывающее определение стратегии: не просто согласование средств и целей, но согласование парадигм со специфическими стратегическими вызовами. Это дает немного смысла для определения целей и выбора наших средств до тех пор, пока мы не достигнем четкой репрезентации реальности, за которую мы боремся.

Если мы открыты для разнообразных научных установок, мы можем выработать более дееспособные принципы стратегии, чем та, которой мы пользуемся сейчас. На операционном уровне мы можем ожидать, что принципы, связанные с вооружениями будут продолжать развиваться, если мы понимаем теоретические принципы, дающие развитие этим вооружениям. На высшем уровне мы должны понимать факторы, которые диктуют условия, из-за которых такая комплексная и динамическая система как СССР будет меняться, и работать более точно над трансформацией. Мы можем многому научиться, если рассматривать хаос и перегруппировку как возможности, а не рваться к стабильности как иллюзорной цели в самой себе. Все это предполагается, если мы сможем превзойти механицистские рамки, которые все еще доминируют в стратегическом мышлении.

В заключение мы должны определить ограничения любых рамок, даже контррамок хаоса, и отдать должное иррациональному и интуитивному. Стратегическое мышление покоится на научных парадигмах, которые обращаются к математике, языку наук. Истина математических систем, поэтому превращает метафору в наши стратегические концепции. Однако один математический принцип из всех является для нас самым важным - это теорема неполноты Гёделя: «Любая формальная система аксиом содержит неразрешенные предположения». В нашем мире есть неопределенный набор проблем, которые не имеют формально логических ответов. Есть проблемы, которые не возможно решить в каких-то определенных рамках. Эта теорема отмечает ограничения на применение роботов в военных действиях, ограничения на исследования операций и научного запроса в качестве прикладного для войны или, в действительности, для любой дисциплины. Мы должны принять тот факт, что война и стратегия, как и все предприятия, которые ищут описание и предсказание креативного поведения, будут содержать неразрешимые парадоксы. Ядерное сдерживание может быть этому примером: угроза разрушения ради сохранения. Цитата со времен Тита: "мы разрушили деревню для того, чтобы спасти ее" является еще одним примером.

Парадоксальным образом, с тех пор, как мы только достигнем стратегических основ, которые логически последовательны и предоставляют всестороннее предсказывающее описание войны, мы больше не сможем полностью доверять этим основам. Простыми словами Колина Пауэла, мы не можем "заставить неприятные факты выстроить на путь правильного решения".

Любые основы включают ограничения, которые могут быть превзойдены лишь с помощью специфических характеристик человеческого интеллекта, который физик Роджер Пенроуз относит к "мгновенному приговору интуиции", неотделимого от людского рассудка. Однако после всего этого есть взгляд Клаузевица: "мерцание внутреннего света ведет нас к истине".

Великий удар стратегии вырисовывается из этой интуитивной сердцевины. Пока еще стратеги не должны жить лишь вдохновением. Вдохновение без поддержки строгого анализа становится авантюризмом. Такие интуитивные подарки должны идти в паре с эффективными теоретическими основами. Теория хаоса уникально подходит для предоставления таких основ. Она может подвигнуть нас вести реалистичную политику в постоянно изменяющуюся эпоху, и открыть запоздалое освобождение стратегического мышления.

Перевод Леонида Савина