Тринадцатая рота (Часть 3) - Николай Бораненков

Гуляйбабка перевернул лист:

— "Кто только не пускался в пляс под их музыку! Начальник навлинской полиции задавал трепака, сняв сапоги и шапку, бургомистр Дятькова — поп Введенский даже потерял портки и рясу, а старосту Питальта так подкупила наша музыка, что он, бросив глубокой ночью теплую перину, проскакал в пляске тридцать километров и оказался пляшущим на улицах Брянска.

Заявки на нашу помощь нам посылать не надо. Не стоит беспокоиться, господа. Мы явимся сами. Вот только точное время назвать вам не сможем. Днём или ночью. Но вы ждите. Ждите каждый час, каждую минуту. Не спускайте глаз с дверей и окон. Грянет мороз или разразится вьюга — не беспокойтесь. Все равно приедем. У нас лихие кони, скользкие лыжи, да и пешком мы не ленимся ходить.

Итак, до скорой встречи, господа! Да полнится звоном стекла и посуды ваша рождественская ночь! Да вознесутся ваши души выше праздничных елок! Жаждущие видеть вас, сучьих сынов, брянские, смоленские партизаны!"

Гуляйбабка сложил листок, поклонился:

— У меня все, товарищи. Какие будут поправки?

— Принять! — зашумели партизаны. — Приличное послание! Нагонит страху о-го-го!

Командир объединенных штабов генерал Емлютин предложил проголосовать за рождественское послание. Над головами сидящих у костра поднялся лес рук. Емлютин подвел итог:

— Послание принято единогласно. Это хорошо! Но одним посланием, товарищи, рождество Христово отмечать нельзя. Скуповато. Очень скуповато. Я предлагаю, товарищи, кроме послания «поколядовать» на дорогах Брянск — Орел, Брянск Москва, Брянск — Киев и дать «концерты» во всех полицейских гарнизонах, да такие, чтоб пустились в пляс все негодяи! — Генерал обернулся к Гуляйбабке: А вам и вашим спутникам, Иван Алексеевич, у меня будет особое задание.

Гуляйбабка встал. Сквозь дым костра на него смотрели чьи-то синие глаза.

4. ОПЕРАЦИЯ «СЕЙФ»

Вечером Гуляйбабке стало известно первое емлютинское задание. За Десной в небольшой деревеньке пристроился в примаки к поповской дочке дезертир-бандюга, убивший во время отступления Красной Армии финансиста стрелковой дивизии и забравший чемодан денег. Партизаны несколько раз пытались забрать у бандюги деньги, но все безрезультатно. Грабитель даже с петлей на шее не говорил, где он прячет деньги. Убивать его не было смысла. Деньги могли сгнить в тайнике. Операцию на время отложили, а вот теперь она всплыла снова. Емлютин решил попытать счастья. А не удастся ли выманить чемодан с деньгами смоленским друзьям? Гуляйбабка, как он понял, очень находчив.

Выслушав Емлютина, Гуляйбабка долго сидел, задумавшись, потом, заломив руки за спину, походил взад-вперед по землянке и наконец сказал:

— Дайте нам сейф. Большой, вместительный сейф без полок.

— Сейф? — удивился Емлютин. — Такой сейф достать трудно, но постараемся. Однако зачем вам сейф? Не понимаю?

— После доложу, товарищ генерал, а сейчас я прошу сейф.

На другой день партизаны доставили из освобожденного районного городка высокий вместительный сейф. Гуляйбабка нашел его вполне приличным, приказал погрузить на свой возок.

Ночью пустой сейф в сопровождении шести вооруженных всадников и двух подчиненных Гуляйбабки — Цаплина и Чистоквасенко — отправлялся за Десну.

— Счастливого пути! — поднял руку Гуляйбабка. — Ни червонца вам, ни рубля!

Укутанные в шубы купцов первой гильдии Цаплин и Чистоквасенко прощально подняли куничьи шапки:

— Покорно благодарим!..

Кучер Прохор тряхнул вожжами, и возок вместе с сопровождающей кавалькадой вскоре растаял в ночной темноте, только скрип полозьев да топот копыт долго слышался Гуляйбабке.

5. ОТЕЦ АХТЫРО-ВОЛЫНСКИЙ УСТРАИВАЕТ ИОРДАНЬ

Черногорская полиция праздновала рождество. Широкий крестьянский стол ломился от выпивки и закуски. Под пышной елкой, украшенной побрякушками, сидел кривоглазый начальник полиции и расправлялся с бутылью водки и жареным гусаком. Рядовая полиция кончала второе ведро браги. Лилась песня:

Мы не милиция,Мы — полиция.Гоп тир-дир-бом!Мы не водицуИз криницы,А самогонку пьем, пьем, пьем!

Громыхая каблуками по гулким половицам, укутанный в шаль полицай ввел в избу рослого священника с массивным крестом на шее.

— Тороплюсь доложить! Задержан сей поп или дьякон, черт его батьку разберет, только вижу, что шпион. Партизанская листовка у него, — полицай протянул начальнику полиции листок. — Вот извольте. В саквояже под кадилом нашел.

Начальник полиции побагровел. Гусиная кость на его зубах сухо хрустнула.

— Ты что, быдла! Как смеешь совать начальству заразу партизан? Читай! Нет, постой. Пусть лучше ее сам святой отец прочитает. Так, братцы, что ли? Послушаем святого отца!

— Послушаем! Шпарь, батя, вместо молебна. Ха-ха-ха! Священник отстранил рукой протянутую конвоиром листовку.

— Отстань, анафема. Не богохульствуй. Духовному сану дозволено господом богом читать священные писания.

— Читай! — ударил кулаком по столу начальник полиции.

Священник взял листовку:

— Что ж… Можем и прочесть. В моих руках послание брянских и смоленских партизан. Они поздравляют вас с рождеством и пишут, что хотят поскорее с вами встретиться и поскорее видеть вас на осинках.

Начальник полиции выскочил из-за стола:

— Ах вот что ты принес нам, святой гад! А ну, хлопцы, задрать ему рясу да прутьев, лозовых прутьев побольше сюда.

Несколько дюжих полицаев схватили священника, положили на лавку и накрепко привязали его ремнями, веревками к ней. Два молодых полицая принесли по охапке заиндевелых лозовых прутьев.

Терпеть муки никому не приятно — ни святому, ни простому смертному, и потому священник, не ожидая, пока взвизгнут прутья, заговорил:

— Видит бог, противиться вам, олухам, бесполезно, ибо если нечистый попутал кого, то он будет путать его до конца. Но всяк, вознамерившийся поднять руку на раба своего, должен спросить: а справедлив ли суд его, а не обрушится ли после кара господня на самого себя?

— Говори, говори, мы слушаем тебя, — засучивая рукава рубашки, кивал начальник полиции.

— Так я и говорю, что, чиня сие кощунство, вы берете на души свои тяжкий грех, ибо всевышний видит, что лежащий в посрамлении перед вами свят и непорочен. Разуйте очи свои и гляньте на листовку. На ней следы клея. Я ее в вашем селе со стенки снял.

Начальник полиции выхватил из рук конвоира листовку. Да. На углах ее были рыжие пятна клея. Левый нижний угол вовсе оторван.

— Черт возьми! Да она же в самом деле содрана со стенки. Где она висела? Говорите, где?

— На стенке храма.

— Не может быть!

— "Не может". Плохо службу несете, олухи царя. Пройдитесь по улицам. На каждой избе сия листовка висит. Это говорит вам священник БЕИПСА: может, слыхали о нем?

Начальник полиции потряс над головой кулаками:

— Пьяницы! Бабники, так вашу ять! Вон из хаты! Вон!!!

Он кинулся к священнику, ножом разрезал ремни, веревки.

— Ваше священство! Извините. Ошиблись, сукины сыны. Разгильдяи! Я им, стервецам, покажу! Шкуру спущу! Забудем, батя, земные грехи. Прошу вас к столу. Отведайте в честь рождества. Сальца вот, грибков, гусачка… Да и черепочку с морозцу пропустить не грех.

— Я с превеликим удовольствием приму и то и другое, — ответил поп. — Но перед тем как заняться трапезой, я просил бы вас отдать распоряжение вырубить на льду озера крест, то есть приготовить для крещения воды иордань. Киевско-Ахтырская епархия специально прислала меня к вам.

— Слушаюсь, ваше священство! — вытянулся начальник полиции. — Сейчас распоряжусь. — Он выглянул в сени и крикнул: — Эй, часовой! Аллюр три креста к Хлору Мурашке и скажи ему, сучьему сыну, чтоб сейчас же весь свой взвод бросил с пилами, лопатами, топорами на озеро и готовил святую иордань. Скажи батюшка приехал. Сам епископ! Все! Нет, погоди. От Мурашки заскочишь к гундосому Хведьке. "Какому, какому?" Ну, к тому полицаю, которому нос перешиб партизан. Так вот скажи ему,

чтоб немедля лез на колокольню и бил в колокола, скликал весь гарнизон на иордань. Валяй! Пулей мне. Кыш! Вернувшись за стол, кривой наполнил стаканы.

— За встречу, ваше священство!

— За рождественскую ночь, — поднял стакан поп. — Поехали!

Кривой придвинул батюшке недоеденного гусака.

— Ну как самогоночка, святой отец?

— Дурно пахнет, но ничего. Может, примем сразу и за деву Марию, родившую Христа?

— С удовольствием, ваше священство. Прошу!

— Поехали! — кивнул поп.

Кривоглазый поперхнулся, выпил не все. Священник БЕИПСА поспешил пристыдить его:

— Э-э-э! Нехорошо. Не выпить за деву Марию преогромный грех!

Кривоглазый шеф полиции махнул рукой: