Легенда о рыжем драконе - Милена Кушкина

Глава 2

Проснулась я от тычка в бок. Ощутимого такого. Не успев осознать, где я и кто так нагло вторгся в мое личное пространство, как услышала окрик. Тычок повторился.

– Поднимайся, лежебока! Солнце уже поднялось, а ты и так столько дней пролежала, бездельница! Если не будешь работать, то и кормить тебя не буду!

Я с трудом разлепила глаза. Осознание пришло не сразу. Надо мной стояла неопрятная женщина, уперев руки в бока. Ирга, моя мачеха. Точнее мачеха девочки, в чье тело я попала. Очень хотелось объяснить дамочке, что такое поведение недопустимо. Но я была не в том положении. Для начала придется немного освоиться и узнать побольше о моих правах, в том числе имущественных. А то выдадут замуж насильно.

Пришлось подниматься. Марты в комнатушке уже не было. Я немного растерялась, не зная, как себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Должна ли я переодеться, где я могу умыться и как тут почистить зубы, принято ли в этой семье завтракать – голова разрывалась от сотни вопросов.

– Быстро умывайся. Будешь возиться – пойдешь работать без завтрака, – произнесла Ирга, оборачиваясь на пороге.

Я резко встала, голову повело. Похоже, что тело было еще не совсем в порядке. Возможно, у девочки и вовсе было сотрясение мозга. Придерживаясь за стенку, я подождала, пока головокружение пройдет. В комнате все так же не было и намека на сменную одежду, и я сделала вывод, что переодевание не планировалось.

В большой комнате, кроме Ирги, я увидела старушку, которая, видимо, приходилось мне бабушкой. Та протянула мне в руки не очень чистую тряпку и вытолкала во двор, приговаривая:

– Поди, умойся на задах. Да платок надень, шоб головы не напечь и народ не распугать. А волосья твои вечером в мыльне разберем.

Я растерянно вертела в руках тряпку, которая оказалась не очень чистым светлым платком. На улице я свернула в сторону туалета, разумно посчитав, что “зады” должны находиться именно там. Было прохладно и я шла, поеживаясь. Мокрая от росы трава холодила босые ноги. Судя по возгласам мальчишек, которые слышались впереди, направление было выбрано верно.

Умываться предполагалось всем вместе из небольшого деревянного корыта, стоявшего на лавке у забора. Марта уже закончила с умыванием и шла домой. Ни намека на зубную щетку или ее аналог. Парк и Тир азартно пихали друг друга то от корыта, то в него и брызгались. Вода была ледяная, и от холода сводило пальцы. Но я все равно постаралась умыться как можно тщательнее, ополоснув не только лицо, но и шею.

После утренних процедур мы все вместе поспешили вернуться в дом, где наспех позавтракали подсохшим хлебом, кислым сыром и чем-то, похожим на печеный картофель.

– Хватит сидеть, до жары не успеете! – ворчала Ирга, входя в комнату. – Марта и Тонька на прополку дальних грядок. Парк и Тир на полив.

Я старалась повторять все за Мартой: как она повязывает платок, достает с полки берестяной туесок и наполняет его водой, берет мотыгу. Добрая старушка сунула мне в руки узелок с парой кусков хлеба.

Выйдя из дома, мы прошли мимо многочисленных деревянных построек, в которых я потихоньку начинала ориентироваться. За последним, немного покосившимся сараем, простирался огород. Нет, огородище. Надел был обнесен кривым забором, сделанным из переплетенных жердей. Вдоль него шла узкая тропинка, по которой мы устремились вдаль.

Слева от нас, за забором, была точно такой же участок, где уже вовсю работали дети и пара девушек. Пространство справа от нас занимали грядки с разнообразным зеленым добром, принадлежащим “нашей” семье. Выглядели посадки не хуже, чем у соседей. А, значит, хозяйство наше не самое бедное.

– Сегодня ветерок есть, мошка не так сильно надоедать будет, – подала голос Марта, бредущая впереди.

Наконец, мы дошли почти до конца огорода. Двор с его постройками казался отсюда игрушечным. Оставив наши туески в тени изгороди, мы пошли осмотреть объем работ.

– Управиться бы за день, – застонала Марта.

Нам предстояла прополка и рыхление спекшейся от жары земли. Я не делала такого со времен студотрядов. Но, к удивлению, руки ловко перехватили мотыгу, а мои движения были четкими и выверенными – тело помнило. А вот разум сопротивлялся такому неэффективному времяпрепровождению.

– Вот выйдешь замуж за Кайла, так наплачешься еще, – начала Марта, а я вся превратилась в слух, – даром что его семья зажиточная, огород-то в три раза больше нашего. А работать некому. Девок отец до последнего же замуж не выдавал, пока уже неприлично не стало. Пришлось новую рабочую силу искать. Кто знает, отчего первая жена Кайла померла.

– Да мало ли от чего, – поддержала беседу я.

– Ей до родов еще три месяца оставалось, а как раз время уборки было. Девки видели, что Кайл ее заставлял мешки таскать. Как можно, тяжелую-то! Он, конечно, потом отпирался. Но ведь не слезинки на похоронах не проронил. А отец евоный злился как! Еще бы, девка крепкая была!

– А я вот не очень крепкая-то, – заметила я, глядя на свои худые ноги.

– Ну, другие родители в селе и не отдадут за Кайла своих девок после того случая. А мать моя за хороший выкуп сговорится, не пожалеет.

– Не хочется мне замуж-то, – задумчиво проговорила я, продолжая орудовать мотыгой, взбивая вверх комья земли.

– Да вариантов-то нет сбежать из под венца, вот разве что в сколу добровольно записаться, – ответила Марта.

– Сколу? – спросила я, а сердце подпрыгнуло от радостного предчувствия.

– Так ведь идет запись в сколу, грамотам всяким учиться и потом работать в господских домах в услужении, – недовольно поморщилась сестрица, – я б лучше замуж, чем туда.

– А мне что-то не хочется замуж за Кайла и помереть потом во время уборки урожая, – ответила я.

– Тогда, может, и правда добровольно записаться, – задумалась Марта, – там тоже можно откуп получить, хоть и меньший. Может, мать и согласиться.

– И как мне в сколу попасть, если мы весь день тут?

– Завтра попробуй огородами убежать до деда Вени, он покажет. Выйдем пораньше, чтобы норму дневную сделать, а как пекло настанет, я на реку с ребятами, а ты по дороге к нему загляни. Вроде в летах, как тебя, не берут, говорят, необучаемые мы уже. Но ты попробуй. На девок в этом году спрос, а никто своих не отдает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍