Трудовой хлеб - Александр Островский.

Копров. А придет, так можно и выпроводить поучтивее.

Потрохов. Да, разумеется, можно; только все как-то скверно на душе. А вот сейчас, спросонков, с чего-то пришло мне в голову Аришу поцеловать, а тут жена…

Копров. А, так вот что! Вот отчего тоска-то!

Потрохов. Не одно это, а все вместе. Конечно, все вздоры; а накопится, знаешь, этих мелочей в душе, ну и вздыхаешь, точно преступник какой, право, точно душу загубил. А вот поговорил я с тобой, Жорж, по-приятельски, излил тебе свою душу, ну и легче мне. (Запевает.) «Не уезжай…» Разумеется, я не со всяким так откровенен. И отчего бы мне сокрушаться, кажется?… Положение мое блестящее… Это ты прав, желудок тут во всем виноват. Ведь я еще наследство получаю, умер дядя.

Копров. Слышал.

Потрохов. Я единственный наследник, завещания не осталось… Все бумаги его я сам перебирал и запечатывал; да вот уж целых два года при нем никого и не было, кроме меня да старой старухи-ключницы. Она теперь у нас живет.

Копров. А девушка, Наташа?

Потрохов. Дочь экономки? Какие же она права имеет? Ее жалеть нечего! Мать-то, живя у старика, наэкономничала деньжонок, да и после старик посылал, я знаю. У этой девушки тысчонок пять-шесть наверное есть.

Копров. Ты думаешь?

Потрохов. Как же иначе! Всегда так бывает.

Копров. Она живет бедно.

Потрохов. Верь ты им! Припрятаны, чтоб разговору не было.

Копров. А я не знал, что у ней есть деньги.

Потрохов. Ну, так знай.

Копров. Привлекательная девушка, она мне очень нравится.

Потрохов. Это до меня не касается; твое счастье… Да… куш возьму хороший, – одних денег сорок пять тысяч.

Копров (жмет ему руку). Очень рад, любезный друг.

Потрохов. Чему ж ты рад?

Копров. Ты и со мной поделишься… мне, брат, крайность… до зарезу.

Потрохов. Нет уж, кончено!

Копров. Не говори так решительно! Меня в холодный пот бросает.

Потрохов. Не дам. (Запевает.) «Не уезжай…»

Копров. Смотри, жалеть будешь… У меня дело верное, два рубля за рубль отдам.

Потрохов. Нельзя тебе давать. Ты и кирпичи машиной делал, тоже говорил, дело верное; и селедок ловил на Волге, и в провинциях театры содержал, и крахмалом картофельным торговал, и гальванопластику какую-то отливал – все у тебя дело верное; а что вышло? Где наши деньги?

Копров. Помоги теперь, все долги выплачу, тебе первому.

Потрохов. Ни одного гульдена.

Копров. Ты меня топишь; мне хоть в петлю лезть… Эта афера дает мне триста тысяч; мне они нужны…

Потрохов. Кому не нужны!

Копров. Ты человек развитой, современный, ты понимаешь, я думаю, что людям с нашими потребностями меньше трехсот тысяч иметь нельзя. Это, что называется, в обрез; разочти сам. Иначе жить порядочно нельзя, – жить как-нибудь я не соглашусь ни за что… Ты пожалей меня, мне жить хочется.

Потрохов. Дать тебе денег, так ведь ты прежде всего новую коляску и новую пару лошадей заведешь.

Копров. Заведу: во-первых, у меня изящный вкус, я воспитан хорошо, а во-вторых, так нужно для моего дела.

Потрохов. Для какого?

Копров. Покуда не скажу.

Потрохов. Ну, я подумаю.

Копров. Благодарю тебя.

Входит Поликсена с книгой и садится в кресло.

Потрохов, Копров и Поликсена.

Потрохов. Мне самому теперь чистые деньги пришлись очень кстати. Я хочу переехать на житье в рязанское имение.

Поликсена. Я уж сказала, что не поеду с вами.

Потрохов. Как вам угодно. Заведу машины, все хозяйство в широких размерах, стану сам заниматься агрономией. У меня ведь с детства страсть к агрономии. Оттого я и скучаю, что мне здесь не к чему приложить моих рук и способностей.

Поликсена. А как вы думаете? Ведь порядочной женщине с вами жить никак невозможно.

Потрохов. Слышал уж я это.

Поликсена. Мало этого, что слышали.

Потрохов. Что ж мне руки, что ль, на себя наложить прикажете? Я прочел все сочинения, русские и иностранные, об сельском хозяйстве, о химии, был в переписке…

Поликсена. Не слушайте его, Жорж! Ничего он, кроме «Руководства к куроводству», не читает, да и то наполовину не разрезано; ему только хочется меня расстроить. Подите сюда!

Копров подходит.

Посмотрите! (Указывает на одно место в книге.)

Копров (читает). «Вся жизнь ее была непрерывная цепь страданий…»

Поликсена. Это про меня сказано, Жорж, про меня; и моя жизнь есть непрерывная цепь страданий.

Потрохов. А моя жизнь – непрерывная цепь скуки. Пойдем, Жорж, в пикет играть!

Поликсена (Копрову). Я сяду подле вас и принесу вам счастье.

Уходит в боковую дверь налево. Сакердон и Корпелов показываются из приемной и останавливаются у двери.

Сакердон и Корпелов.

Сакердон. Как об вас сказать-то? По видимости, я так полагаю, вы блаженный.

Корпелов. Ошибся ты, друже, я только ищу блаженства.

Сакердон. Ну, само собой. Только вы здесь не найдете.

Корпелов. А где ж искать блаженства? Будь друг, скажи!

Сакердон. И скажу; отчего ж не сказать! У купцов ищите! Вот уж там для вашего сословия действительно рай земной.

Корпелов. Вот спасибо, что сказал; так и знать будем. А теперь доложи поди!

Сакердон. Уж я так и доложу.

Корпелов. Как тебе угодно. Только не забудь: Корпелов.

Сакердон. Уж коли принимать таких, так все одно примут, как вас ни звать.

Корпелов хочет сесть.

Что же это вы?

Корпелов. Устал, братец, из Сокольников пешком шел.

Сакердон. Но, однако, позвольте! На это есть приемная. Здесь господский дом, так нельзя; здесь не дозволено по всем комнатам славить. Пожалуйте! (Провожает Корпелова в приемную, потом подходит к боковой двери и берется за ручку.)

Из двери выходит Поликсена.

Поликсена, Сакердон, потом Корпелов.

Поликсена. Что тебе нужно?

Сакердон. Сударыня, блажен муж пришел.

Поликсена. Какой «блажен муж»?

Сакердон. Которые скитающие.

Поликсена. Не понимаю. Позови!

Сакердон (у двери). Пожалуйте! (Уходит.)

Входит Корпелов.

Поликсена. Кто вы такой ?

Корпелов. Homo sum.[7]

Поликсена. Я вашего жаргона не понимаю.

Корпелов. Аз есмь человек: человек божий, на прочих смертных непохожий.

Поликсена. Да, вижу, что непохожий. Но что же вам угодно?

Корпелов. В гости пришел.

Поликсена. Не ожидала.

Корпелов. Не удивляюсь; потому что не вы меня звали, а stultus.

Поликсена. Какой стультус?

Корпелов. Бывший мой collega, Матвей Потрохов.

Поликсена. Это мой муж.

Корпелов. Охотно вам верю, сударыня.

Поликсена. Еще бы вы не поверили! Что же значит стультус?

Корпелов. Дурак; так мы его величали в гимназии.

Поликсена. Но ведь он теперь уж не в гимназии, он статский советник; вы не забывайте этого!

Корпелов. А может быть, он, невзирая на чины, остался верен сам себе.

Поликсена. Ну, уж извините! Разговаривайте с мужем, а я так разговаривать не умею. Матвей Петрович! К вам приятель пришел…

Входит Потрохов.

Корпелов, Поликсена, Потрохов, потом Сакердон.

Потрохов. А, любезнейший друг мой, здравствуй! (В двери.) Хересу нам, мадеры! (Корпелову.) Рому не хочешь ли?

Корпелов. Мне все равно. Что к цели ближе, то и давай.

Потрохов (громко). Хересу нам, хересу! Да скорей! Стаканчики подайте.

Поликсена (Потрохову). Не делайте таверны из нашего дома! Да вам и нездорово, поберегитесь!

Потрохов. Не расточайте нравоучений, не расточайте напрасно! Вот рекомендую вам: бедный, но благородный друг мой!

Поликсена. Благородный! Вы благородный?

Корпелов. Непременно. Только уж, я думаю, у меня четверть благородия вымерзло.