Жажда - Татия Суботина

— В следующий раз не будет больно, — обещал Сережа. — Надо только разработать и тебе будет хорошо. Тебе же хорошо? Признайся, девочка моя.

Я молчала. И это молчание подталкивало Сережу на еще большую активность. Он лгал — каждый последующий раз мне было больно. Никакого удовольствия я не ощутила. Одна жгучая, острая боль, обида и стыд.

Забылась я под утро, в слезах и крепких объятьях парня, к которому больше не знала, что чувствую.

— Прости меня, что не сдержался и не сделал это медленно, — сказал Сережа утром, целуя меня в макушку. — Просто вчера ты так серьезно заявила, что уедешь в город и… и… в общем, я не смог тебя отпустить. Осенью сыграем свадьбу.

Я не стала ему ничего отвечать. Горло пересохло, а все тело саднило и ныло от ночных «ласк». Сережа еще что-то говорил, но я его не слышала. Когда он ушел, вымылась, оделась и принялась оттирать в тазике простынь от красных пятен.

Простынь пришлось выкинуть.

Не отстиралась.

Сейчас мне казалось, что эта разрывающая боль вернулась. Я кричала и вздрагивала от каждого холодного движения внутри. Боль смешивалась с противным чавкающим звуком.

— Хватит! Пожалуйста! Хватит!

Никто не слышал. Или не хотел слышать.

— Ты даже не почувствуешь. Не волнуйся. — Напомнила память.

Доктор соврал мне так же, как и Сережа — я чувствовала все.

Чавкающий звук перекрывал мои крики. А внутри горело пламя. Казалось, что из меня тянут жилы, а не ребенка, которого я же и согласилась убить.

Я поняла, что беременна уже в университете. Еще в августе выждала момент, когда Сережа был на работе и не мог за мной проследить и под предлогом, что поехала в больницу к матери, прошла экзамены в университет искусств. Поступила.

Когда сбежала учиться — Сережа рвал и метал. Несколько раз приезжал меня забирать домой, но силком из общежития вывести не смог. Наверное, постеснялся народу, что собрался поглазеть на нашу псевдосемейную ссору. Или же действительно стал интересоваться моими желаниями. Вскоре, со скрипом, смирился. И дал добро стать художником. Он не отступил от своего желания жениться, но я твердо ответила, что только после окончания учебы. Сережа согласился потерпеть меня в статусе просто девушки еще четыре года, конечно же, взамен на регулярный секс.

Гинеколог подтвердил мои подозрения в конце сентября. Срок еще был не слишком большим и внешне я никак не изменилась.

Соседка по комнате — Ларка подсказала адрес клиники, где могли помочь с моей, как она выразилась, маленькой проблемкой. Оцепенение спало, когда я решилась пойти по указанному адресу на консультацию. Клиника занималась частной медицинской практикой в дневное время, а в ночное, как оказалось, успешно приторговывала стволовыми клетками и расходным материалом для опытов или разработки незаконных препаратов.

Сумма, которую они готовы были заплатить за ребенка — как раз совпадала с той, что мы собирали на мамину операцию. От меня требовалось только взрастить эмбрион до необходимых размеров и дать извлечь из себя. Подумать только: взрастить! Как зерно или кукурузу!

Я не могла позволить матери умереть и оставить нас с Машкой на произвол судьбы.

Подписала контракт и уже на следующий день внесла половину суммы для шунтирования. Маму стали готовить к операции.

А я верила, что смогу сделать это безболезненно и легко. Ведь то, что росло внутри меня, было еще совсем незнакомым и маленьким, чтобы успеть его полюбить.

Первый срыв был на третий день после подписания контракта. Я ушла с пар и уехала в поселок. Думала, что дома смогу набраться необходимой решимости и твердости.

Ошиблась.

Как только увидела Машку — разревелась и… рассказала ей все. К моему удивлению сестра не стала меня осуждать, наоборот поддержала и взяла опеку и заботу обо мне, о нас — на себя.

С каждой проходящей неделей было все страшнее осознавать мысль, что я должна убить своего ребенка. Живот стал округляться. Но из-за моей худобы, оставался почти незаметным. А широкие кофты, что я любила носить и до беременности, так и вовсе выгодно скрывали все: не только живот, но и фигуру.

Единственное, что давалось с трудом — избегать сексуальной близости с Сережей. Ведь он мог увидеть округлившиеся формы и догадаться о беременности. Последний месяц это получалось все сложнее и сложнее. А потом Машка придумала мне некую «женскую» болезнь и пыл Сережи сменился пониманием, которое, конечно, могло лопнуть в любой момент. Машка сказала, что я «застудилась» в городе и мне надо повременить с близостью, Сережа поверил.

Я даже удивилась, как легко все получалось.

И расстроилась, что жених не настоял, не раскрыл мой обман и не защитил от глупостей.

Когда пришел срок операции по извлечению плода — истерика подступила к горлу. Ребенок уже давно не был для меня маленьким, далеким и чужим существом, росшим внутри. Он был моим. А совсем недавно я стала чувствовать его движения.

Я уже не была уверена, что поступаю правильно. Даже ради мамы.

Если бы не Машка…

После операции я проснулась, когда за окном уже стояло солнце. В холодной, зеленой палате. Рядом, на жесткой койке спала Машка. Она подтянула ноги к груди, подложила ладошки под голову и накрылась собственным пальто.

Моя маленькая, беззащитная девочка.

Говорить не хотелось.

Хотелось выть и перестать дышать.

Опустошенность, что родилась внутри — съедала.

Я так и не сказала Сереже, что убила нашего сына.

Короткая. Все еще находясь в неком оцепенении, я подняла голову и всмотрелась в безоблачное ночное небо. Желтый диск луны подозрительно прищурился и будто подмигнул. Я нахмурилась.

Короткая.

Громкие удары пульса отозвались в висках.

Короткая.

Расплата за грехи.

Короткая.

Смерть.

Моя смерть.

Глава 2

— Хватит нести всякую ерунду! — взвизгнула я, теряя остатки терпения. — Ты же прекрасно знаешь, у нас с ним ничего не было!

Вот уже битых полчаса я судорожно сжимала кулаки, расхаживая перед серым зданием университета. На меня косились. Студенты, преподаватели, просто прохожие. Разговор по телефону непозволительно затянулся. Да и вскоре перестал даже отдаленно напоминать разговор, а перерос в брань и взаимные упреки.

Впрочем, как и всегда в последние полгода.

— Я знаю — ты мне изменяешь! — прорычал в ответ Сергей.

Он уже давно перестал для меня быть просто Сережей, превратившись в дикого, вечно возбужденного монстра.

До боли закусив губу, я взвыла. Снова — здорово! Кажется, он меня совершенно не слышит.