Приключения Торбеллино (трилогия) - Сергей Аксу

Следуя на северо-запад, караван пересек ряд равнин с прозрачными, как слеза, озерами и к вечеру достиг живописной долины, окруженной со всех сторон невысокими зелеными холмами. Показались белые юрты кочевья. Дым костров стелился над степью и распространял терпкий запах горящего верблюжьего помета и жареной баранины. Над кочевьем стояло громкое ржание и неистовый лай собак. С собаками кочевников шутки плохи. Эти огромные злобные псы с отрезанными ушами выглядят довольно внушительно и с врагами не церемонятся.

Пленников, чтобы они не смогли совершить побег, поместили в глубокую сырую яму, где они и провели первую тревожную ночь. Утром им опустили вниз кувшин с водой и несколько черствых лепешек. Через некоторое время появились четверо кочевников и с помощью веревки вытащили погонщиков наверх. Подгоняя плетьми и суровыми окриками, повели пленников по кочевью. Несчастные с любопытством и затаенным страхом озирались вокруг. Около юрт у закопченных очагов хлопотали женщины, шалили босоногие ребятишки, грызлись собаки, проносились верховые, поднимая клубы удушливой пыли. Наконец их подвели к большой белой юрте, украшенной красивым красным орнаментом. Перед ней на огромном пестром ковре с кистями, поджав под себя ноги, сидело несколько человек в полосатых халатах. Номады, щуря свои раскосые глаза, не спеша потягивали из фарфоровых пиал соленый чай и вели неторопливый разговор, в упор не замечая стоящую перед ними группу измученных пленных. Чаепитие продолжалось довольно долго, Торбеллино и его товарищи по несчастью заметно устали ждать. После чаепития кочевники дымили маленькими глиняными трубками. В центре в богатом ярком халате выделялась крупная фигура кочевника с лоснящейся физиономией, в тюбетейке на бритой голове. Самодовольно улыбаясь, толстяк поглаживал рукой свои жиденькие черные усы, свисавшие тоненькими кисточками. Он что-то сказал старому хромому номаду, который возглавлял отряд, захвативший караван. Кочевник, обернувшись, крикнул худощавому типу с длинными космами, сидевшему сзади на голой земле в грязном потрепанном халате. Оборванец вскочил на ноги и приблизился к пленным. Он совершенно не был похож на кочевника. На вид ему было лет около пятидесяти. На темном от загара худом лице выделялись большие серые печальные глаза. Он был бос, из дыр его халата клочьями торчала вата. Это был переводчик, который, в дальнейшем, оказался неплохим малым. Благодаря его советам пленникам удалось быстро освоиться в неволе.

– Ваш новый хозяин, могучий Гуюк-Хан, желает посмотреть на своих рабов. Выходите по одному вперед и говорите: имя, сколько вам лет и что умеете делать, – обратился к несчастным толмач.

Погонщики по одному понуро потянулись к ковру. Маленькие глазки на красном потном лице Гуюк-Хана внимательно изучали подходивших. Иногда он задавал вопросы переводчику, и тот расспрашивал о чем-нибудь очередного пленного. Осмотрев своих рабов, кочевник выразительно щелкнул пальцами, появились три дюжих бритоголовых молодца, которые, не церемонясь, схватили Торбеллино, повалили на пыльную землю и грубо сорвали одежду. Он дико закричал от нестерпимой боли, что вдруг пронзила его мозг и заставила извиваться все его тело: к его лопатке приставили раскаленное тавро, которым клеймят лошадей. Торбеллино от боли чуть не потерял сознание, крупные капли пота выступили у него на лице, судорожная дрожь охватила его. Спина горела, как в огне. Вокруг распространился удушливый запах горелого мяса. Через несколько минут все было кончено, все пленные были заклеймены. На их спинах на всю жизнь осталась отметина, указывающая всем кочевым племенам, чьей собственностью они являются.

– Вы, конечно, попытаетесь бежать. Но могучий светлейший Гуюк-Хан не советует вам этого делать. Он и его верные слуги все равно вас поймают. Он обожает охотиться на беглых рабов и любит их жестоко карать. Это его любимое развлечение. Горе тому, кого притащат на аркане назад в кочевье. После этих напутственных слов погонщиков отвели обратно и опустили в сырую холодную яму. Торбеллино прислонился больным плечом к прохладной земляной стене, стало немного легче. Рядом, постанывая, лежали его товарищи, несчастные и голодные.

Прошло около двух месяцев. Торбеллино стал уже привыкать к жизни в плену у грозного Гуюк-Хана. Привычными стали дробный топот вольных табунов, лай разъяренных собак, запах горящего кизяка, жестокое обращение кочевников с рабами, соленый с молоком чай и его несложные обязанности пастуха. С раннего утра до позднего вечера он пас огромную отару овец своего господина на зеленых холмах и равнине недалеко от кочевья. Подружился с младшим сыном хозяина, тринадцатилетним Гэрэтом, себялюбивым и гордым подростком. Он часто любовался юным кочевником, мчащимся на резвом коне впереди своих сверстников. Гэрэт, несмотря на свой возраст, был опытным лихим наездником и отличным стрелком из лука. Он неоднократно побеждал на скачках, которые устраивались по праздникам. С местной ребятней у юноши сложились добрые отношения. Торбеллино демонстрировал любопытным пацанам свои цирковые фокусы, каких знал великое множество, и акробатические трюки. Благодаря дружескому общению с ними, он быстро научился понимать и немного говорить на трудном языке номадов.

Иногда в степь, где Торбеллино целыми днями пас овец, приезжал Гэрэт на своем низкорослом быстром коне с молодым беркутом, с которым охотился на лисиц, зайцев и пугливых косуль. И они подолгу сидели у небольшого костерка, подбрасывая в огонь сухой пахучий кизяк, беседуя на разные темы. Любознательного юного кочевника интересовало все на свете: и жизнь в больших городах, и нравы других жителей страны, и море, и корабли… Каждый раз, когда Торбеллино рассказывал другу об этом, у него сжималось от охватившей тоски сердце, ему так хотелось вырваться из неволи и вернуться обратно домой, к друзьям, в Брио, в Бельканто… А у пораженного рассказами о неведомых странах Гэрэта широко раскрывались черные глаза и появлялась на круглом загорелом лице улыбка, как у доброго маленького котенка.

Мысль о бегстве постоянно точила Торбеллино. Он долго и тщательно обдумывал свой план, прежде чем решиться на этот отчаянный шаг. Юноша посвятил в него товарищей, но они наотрез отказались от участия в побеге, вспоминая слова переводчика о жестокой расправе и печальной участи пойманных. Бежать ночью не имело смысла, собаки могли поднять невообразимый шум и гвалт. Значит, оставался единственный вариант: бежать рано утром, когда он выгонит на пастбище отару овец. Беглец целый день будет в пути, главное, чтобы никто не попался из кочевников навстречу и чтобы в этот день к нему не наведался в гости Гэрэт.

Последняя ночь выдалась тревожной. Торбеллино никак не мог уснуть. Так и проворочался с боку на бок до утренней зари. На рассвете, завернув в платок лепешки и спрятав его за пазуху, он простился с друзьями и погнал отару овец в степь. Мимо пронесся к водопою дикий табун, поднимая облако пыли к восходящему солнцу. Уйдя с овцами подальше от кочевья за зеленные холмы, Торбеллино оставил отару и со всех ног побежал, озираясь вокруг, в сторону синеющих вдали гор. Он бежал весь день, изредка делая короткие передышки для отдыха. На пути попадалось множество заросших тростником и камышом озер. Над тростником взмывали вверх стаи непуганых диких уток и журавлей. В высоком небе в гордом одиночестве парили степные орлы, высматривающие добычу. Поздним вечером он сделал привал у небольшого озерка, до гор было рукой подать. Он в полном изнеможении опустился у прозрачной воды на колени и пригоршнями зачерпывал воду, и не мог напиться живительной влаги. У берега колыхались стебли камыша, на воде, словно фонарики, белели в сумерках кувшинки водяных лилий. Стемнело. Ночь опустилась над степью. Слышался писк и шорох грызунов, тявканье лисиц, изредка над головой пролетали, хлопая крыльями ночные совы. Ярко сияли звезды, отражаясь золотыми каплями в черном зеркале водной глади. Торбеллино с блаженством вытянулся на мягком травяном ковре, раскинув в стороны руки, уставился в звездную пропасть. Кто-то тихо плескался в воде и шуршал в осоке.

Торбеллино проснулся, дрожа от холода. Одежда была насквозь мокрая. Седой сырой туман окутал все вокруг. Вода в озере казалась молоком, противоположного берега не было видно. Торопливо перекусив лепешкой и зачерпнув воды, Торбеллино тронулся в дальнейший путь. Все тело болело: от вчерашнего долгого бега непривычно ныли мышцы и кости. Из-за холмов поднималось ярко-красное солнце. Клочья тумана все еще висели над равниной, когда он услышал далекое ржание. Он все понял. Это была погоня. Необходимо было где-нибудь укрыться от преследователей. Юноша бросился к густым зарослям сухого тростника, которые заполонили пространство между двумя озерками. Но его, видно, заметили, так как послышался пронзительный свист и приближающийся конский топот. Беглец забрался в самую гущу зарослей: здесь его будет нелегко найти, если только с собакой. Но, судя по всему, всадники были без нее. Торбеллино хоть и чувствовал себя в безопасности, сердце у него бешено колотилось, выпрыгивая из груди. Он слышал, как верховые медленно подъехали к берегу, о чем-то тихо переговариваясь. Ему очень хотелось высунуться и посмотреть, что замышляют враги, но оставил эту затею. Их было четверо. Вдруг один из них пустил лошадь галопом по краю зарослей, видимо, хотел заехать с другой стороны тростникового поля. Остальные спешились. Торбеллино затаился в своем убежище, боясь пошевелиться. Наступила долгая гнетущая тишина, только изредка доносились голоса номадов.