Если ты индиго - Татьяна Турве

Погода располагала ко всему, чему угодно, только не вниканию в тонкости неправильных глаголов. Выкрутив назад шею, Янка заметила, что мальчишки на галёрке самозабвенно режутся в морской бой, а враждебный их компании «салон красоты» на первом ряду у двери вплотную занялся макияжем. (Это тоже Оксана придумала, всё–таки в высшей степени несправедливо: они с девчонками — «банда», а Макарова со своей разукрашенной свитой — «салон красоты»!)

Юлька с Алиной за Яниной спиной совершенно забыли про осторожность — эта подхваченная неизвестно где игра в прошлом году покорила весь лицей. Играли, понятное дело, большей частью на парах, за что Оксана уже не раз мариновала десятый «А» на внеурочном классном часе, распекала за лентяйство и грозила личной встречей с директором, бывало и такое… И всё равно не подействовало, до сих пор резвятся:

— Одна корова!

— М–м–м… Один бык.

— Две коровы.

— Чего–чего?

— Две коровы!

Оксана Юрьевна неохотно оторвалась от доски, где вдохновенно черкала длиннющие английские фразы, и оглянулась на них с изрядно преувеличенным удивлением:

— Не понимаю, вам что, не интересно? — прозвучало сие замечание как–то по–детски наивно, и даже чересчур, до подозрительного наивно…

Подтверждая Янкину догадку, англичанка весело встряхнула русой головой с пышной укладкой «под мальчика» и ликующим голосом сообщила:

— Ну хорошо, на следующей паре контрольная! Уговорили.

Определив по выражению ее лица, что классная на этот раз вроде не шутит, «ашки» жалобно взвыли, потом в голос заныли и загундосили на все лады. Оксана на их причитания только довольно улыбалась, сияя глазами, как именинница:

— Ничего не знаю! Раз не хотите работать на паре…

— Мы хотим работать!

— Что–то я не вижу, как вы хотите!

— Мы недавно уже писа–а–ли! — справедливо возмутились с галёрки.

— Ничего, еще раз напишете! Ничего с вами не сделается.

Ситуация становилась безнадежной и глухой, как в танке. Десятый «А» трагически замолчал, соображая, какими мыслимыми и немыслимыми грехами заслужил такое жестокосердное к себе отношение… Но всего через минуту наметился путь к отступлению (и даже не путь в полном смысле этого слова, а узенькая извилистая лазейка). Оксана притворно вздохнула и самым сладким елейным голосом предложила:

— Ну, если до конца пары хорошо постараетесь, то посмотрим…

Подействовало безотказно: ребята все, как один, склонили над тетрадями головы и добросовестно принялись сдувать с доски злополучные примеры. Тишина несколько мгновений царила просто образцовая, прервала ее Юлька (для этой красавицы полминуты — уже рекорд):

— Тихо шифером шурша,

Едет крыша не спеша!

Оксана будто только этого и ждала, с азартным блеском в светло–карих глазах воскликнула:

— Who will translate this into English? (Кто переведет это на английский?)

Но таких йогов–любителей не нашлось, так что звонок пришелся как нельзя кстати. До чего же длинная эта пара, чуть ли не на целую вечность…

Яна в глубине души переживала, что Оксана Юрьевна встанет в позу и не отдаст ей рисунок, а потому и к учительскому столу подошла неуверенно, без внутреннего куража, как туманно изъясняется Галя. «Точно, нужно было Гальку послать, она бы мигом у Оксаны выцыганила! — сообразила девочка с тоской. — Нахальство — второе счастье. Это она у нас специалист по внутренним куражам…» Чувствуя себя невыносимо глупо, Янка целую минуту переминалась с ноги на ногу, понятия не имея, с чего бы этот деликатнейший разговор начать. (Ведь не в первый же раз заловили на паре за рисованием, и даже не во второй и не в третий! Кажись, положение становится опасным…) Но англичанка ее выручила:

— Держите, — и протянула слегка помятый портрет. — Пора уже выставку делать: «Мое творчество на уроках английского.»

— Я подумаю, — опять неожиданно для себя ляпнула Янка (совсем как только что на паре, про погоду, которая нелётная… И прорезается же это унаследованное от папы остроумие, когда оно совсем не в тему!). Но Оксана ничуть не рассердилась, с готовностью рассмеялась, запрокинув назад голову и демонстрируя дужки идеально ровных белых зубов. Конечно, с такими зубами грех не смеяться — неудивительно, что у них каждый раз на английском прямо первое апреля… Или это так срабатывает небезызвестное одесское чувство юмора, трудно сказать.

Глава вторая. Цыганка

Самое главное, чему может научить тебя Учитель — это быть самим собой.

Сиреной протрубил звонок с последней пары. Задумавшись о своем, Яна от неожиданности подпрыгнула на стуле, и последняя строчка только придуманной песни напрочь вылетела из головы. Еще секунду назад прекрасно ее помнила, а тут на тебе! Откуда только взялась эта обостренная чувствительность?.. До чего же хорошо было раньше, когда запахи были просто запахами, а не одуряющей вонью или «амбрэ» (как изысканно выражалась историчка, принюхиваясь к кому–то из девочек). А на звуки — те, что исходили снаружи, — Янка вообще не обращала внимания, и можно было врубать что–нибудь любимое на всю катушку. «Может, это мне в отместку, что над соседями издевалась?» — сами мысли казались словно чужими и какими–то для Яны не типичными — месяц назад ни за что бы так не подумала! Да что это, в конце концов, с ней происходит?..

Народ уже собирался вовсю, до одурения грохотал стульями и радостно топал ногами. Еще бы, химичка по случаю понедельника отпустила без письменного домашнего задания, да и погода выдалась не по–сентябрьски теплая, надо ловить момент. В их насыщенной учебой, бесконечными парами и наставлениями директора жизни такие удачные дни выпадают нечасто — что–что, а нагрузки здесь нешуточные. «A la guerre comme a la guerre!» («На войне как на войне!»), любит повторять француженка Алла Павловна, задавая на дом по несколько страниц текста. (Это вам не демократичная Оксана, которую «ашники» воспринимают как равную себе, вроде старшей подруги. Остальные преподаватели подобным гуманизмом не страдают.) Кое–кто из родителей на каждом родительском собрании туманно грозится забрать своих чад в обычную школу, но никто почему–то не забирает — их лицей считается лучшим в городе.

Яна зажмурилась, изо всех сил пытаясь вспомнить, что же там было в конце: мелодия осталась, а слова исчезли, будто кто–то отформатировал мозги. «Ого сравнение, надо записать!» — от этой мысли она заулыбалась и еле внятно замурлыкала себе под нос. Заслышав такое, Галина не выдержала и вызывающе–громко над самым ухом фыркнула — дескать, имей совесть!.. Оказывается, она стояла рядом уже минуты три, в полной боевой готовности с сумкой наперевес, и выжидательно смотрела на зазевавшуюся подружку. (А та ее в упор не заметила, ну и дела…) Галькины живые черные глаза прямо–таки искрились от возмущения: что–то с Янкой сегодня не то! В их проверенной годами дружбе она, Галя, всегда была заводилой, а более мягкая и мечтательная Яна никогда не возражала. «Ну, практически никогда, — уточнила про себя Галя, многозначительно поглядывая на наручные часики. — А тут прямо бунт на корабле!»