Никогда не отступай - Уильям Форстен

Достаточно ли Гаарк силен, чтобы нанести удар прямо сейчас? Ганс исходил в своих расчетах из двух предпосылок: первая заключалась в том, что отвод бантагских войск — это мистификация, а вторая — что их флот способен без труда разгромить Буллфинча. Однако Эндрю эти предположения представлялись недостаточно обоснованными.

— Теперь мы к тому же вынуждены действовать вслепую, — прошептал Эндрю, оглянувшись на Джека с Федором. Эмил достал медицинскую сумку и обрабатывал руки Федора составом, который он называл антисептиком. — Черт, слетать бы туда еще разик, всего один только раз!

Петраччи услышал его слова и поднял голову.

— Джек, я знаю, ты тут ни при чем. Это не твоя вина, что мы потеряли «Летящее облако».

— Но я не могу не чувствовать себя виноватым.

— Главное — насколько ты уверен в том, что видел.

— Не меньше дюжины составов, — подтвердил Федор. — Все двигались на восток и были загружены под самую завязку.

Эндрю посмотрел на Ганса:

— Пройдет не меньше месяца, прежде чем мы сможем построить новый дирижабль и посмотреть, что там творится.

— А как насчет намеченной встречи с президентом и Конгрессом в Суздале? — спросил Ганс.

Эндрю ответил не сразу. Встреча действительно была запланирована уже давно, но она почти на три дня отвлекла бы его от подготовки к войне. Тем не менее необходимо было увидеться с представителями гражданских властей и утрясти целый ряд вопросов.

— Поедем, как договаривались, — наконец сказал он. — А ты, Пэт, тем временем двигай на восток. Готорн останется здесь за начальника штаба, будет присматривать за южным фронтом. Марк пусть продолжает руководить возведением укреплений и строительством железной дороги на юге. — Эндрю направился к дверям, но задержался и похлопал Джека по плечу. — Чертовски рад, что ты вернулся, парень. Тебе надо съездить на несколько дней домой, отдохнуть. Можешь отправиться завтра утром вместе с нами.

— Сэр, я бы предпочел остаться здесь.

— Тебе тут все равно нечего делать, пока мы не построим новый дирижабль. Отдохни, поработай с Фергюсоном над его проектами; заодно научишь чему-нибудь начинающих пилотов.

Эндрю вышел на крыльцо своего штаба и вдохнул прохладный ночной воздух. Оглядел станцию, служившую главным пунктом обеспечения Порт-Линкольна и всего восточного фронта. На станции разгружались десятки составов — последний прибыл только что, доставив еще одну артиллерийскую батарею и 43-й Римский пехотный полк.

Люди с поезда цепочкой тянулись мимо него в сторону военного городка, построенного на крутом берегу над заливом, не подозревая, что их разглядывает главнокомандующий. Топот сапог, позвякивание оловянных кружек и котелков, приглушенные разговоры, обрывки песен — он столько раз слышал все эти звуки ночного перехода на дорогах под Антьетамом, Геттисбергом, Колд-Харбором, затем на Нейпере, в Риме и, наконец, под Испанией, что они стали лейтмотивом его существования. В сторону складов с грохотом проезжали повозки, до предела нагруженные бочонками с солониной, ящиками с галетами, боеприпасами, солдатской формой и уймой прочих вещей, составлявших неотъемлемую часть повседневной жизни армии.

Эндрю поднял голову и посмотрел на висевшее прямо над ним Большое Колесо. Вид звездного неба уже, наверное, в сотый раз пробудил у него вопрос: которая из мириадов светящихся точек его родина?

Он улыбнулся, вспомнив, как после войны с мерками они с Кэтлин устроили себе каникулы и провели неделю на заброшенной вилле, предоставленной в их распоряжение римским проконсулом Марком. Кроме них двоих, детей и нескольких слуг, на вилле никого не было. По вечерам они поднимались на большой луг, где трава выросла почти до пояса, ложились в нее и, глядя на звезды, пытались найти Солнце, вокруг которого вращалась Земля. Особенно запомнилась Эндрю одна ночь, когда на небе высыпало невероятно много звезд, а Кэтлин шепнула ему, что теперь их дом, их Земля здесь и никуда они отсюда не денутся.

И все же он не мог забыть родной Мэн. Море здесь было пресным, теплым, — совсем не таким, как дома; Эндрю тосковал по восхитительной прохладе осеннего бриза, по пронизывающему зимнему туману, кристальной голубизне летних дней, невыразимо прекрасных. Он, разумеется, не стал бы теперь ничего менять в своей жизни. У него была Кэтлин, были дети и была мечта, достижению которой он отдавал все свои силы, — освободить людей, живших в этом кошмарном мире. Но, глядя на звезды там, наверху, он поневоле думал о том, как было бы хорошо, если бы можно было вернуть прошлое — беззаботные летние ночи в Мэне, юношескую невинность, — и ему хотелось верить, что это осуществимо.

— Вспоминаешь Мэн?

Рядом с ним стоял Ганс, тоже глядевший на небо.

— Как ты угадал?

— Бог его знает. Интуиция. Я чувствую то же самое. Хочется мира, покоя для жены и сына. Помнишь тот луг на берегу пруда к северу от Огасты, на котором мы как-то сделали привал, когда ты был еще совсем зеленым лейтенантиком и впервые повел роту в поход?

Эндрю вздохнул:

— Ну еще бы! Сноу-Понд под Огастой. Прекрасно помню.

— В тот день все дышало таким покоем! Поднятая ветерком рябь на воде, медленно плывущие над головой белые облака, голубое небо, прохладный воздух. Все такое свежее, будто в первый день творения… Когда я был там, — Ганс кивнул в южном направлении, — то мечтал по ночам, что вот закрою глаза и вновь окажусь в прошлом, на этом лугу.

Они помолчали. После возвращения из бантагского ада Ганс изменился. Разумеется, он оставался все тем же опытным седовласым сержантом — этого у него не отнять, — но теперь в нем чувствовалось что-то трагическое, тоска по тому, чего они никогда не найдут в этом мире.

— Судьба никак не хочет оставить нас в покое, — нарушил молчание Эндрю, по-прежнему глядя на небо. — После окончания последней войны я надеялся, что наконец-то наступит прочный мир. Но он никогда не наступит, по крайней мере при нашей жизни. Может быть, наши дети будут жить без войн, но только не мы. Войны будут вспыхивать снова и снова, бесконечно.

Кивнув, Ганс вытащил из кармана плитку табака и откусил от нее. Машинально он протянул плитку Эндрю, и тот, улыбнувшись, тоже отломил кусок и взглянул на своего старого друга. Это был ритуал, заведенный ими много лет назад, еще там, на Земле. В годы плена одно воспоминание об этом простом жесте вызывало слезы на глазах старого сержанта.

— И почему только испытания сыплются на нашу голову? — вздохнул Эндрю.

— Да просто потому, что нас угораздило попасть сюда, приятель, — так уж случилось.

Глава 2

— Мой карт!

Гаарк Спаситель, довольно ухмыляясь, ответил на приветствие Джурака и Бакта, двух своих помощников, вместе с которыми он прибыл в этот мир через Врата света. С холодным удовлетворением он оглядел собравшихся в золотом шатре командиров уменов и вождей кланов. Ему с трудом верилось, что всего пять лет тому назад он был перепуганным новобранцем, призванным на его родной планете в армию императора для участия в войне с Самозванцем.

«Неужели это был я?» — удивлялся Гаарк. Скорее интеллектуал, чем солдат по своему складу, он ничего не искал на войне и попал на нее по недоразумению, влипув в историю с дочерью ничтожного судейского крючка, который, дабы спасти ее репутацию, заявил, что Гаарк овладел ею силой. Тогда он возмущался и протестовал, но теперь этот эпизод забавлял его, и он думал, криво усмехаясь, что истина лежала где-то посредине.

К тому моменту когда его забрили в солдаты, дни славных побед императорской армии были позади, и, проводив Гаарка в военный лагерь, его семья заказала по нему заупокойную службу. Война превратилась в ожесточенную драку, никто больше не заботился о воинской чести и соблюдении каких-либо правил. Император отступал, а города, еще сохранявшие ему верность, подвергались беспощадной бомбардировке; что же до императорского дворца, то атомные ракеты не оставили от него камня на камне.

Когда Гаарк оказался со своим подразделением в этом мире, он поначалу был уверен, что ему крышка… И вот, надо же, как все обернулось.

При этой мысли он негромко рассмеялся, и все окружающие — вожди кланов, карты племен и командиры уменов — подхватили его смех. Они и сами не знали, над чем смеются, — просто их кар-карт развеселился, и нельзя было оставаться безучастным.

Убедить аборигенов, что он тот самый Спаситель, чей приход предсказывали древние легенды, оказалось до смешного легко. Ему были знакомы эти предания, ибо здешние дикари, несомненно, являлись потомками тех племен, что исчезли с его планеты в далеком прошлом, когда распалась великая империя. Их предки создали Врата света, чтобы путешествовать на другие планеты, но при развале империи умение управлять вратами утратили.

И он был этому рад — к чему такие врата, через которые сюда может запросто проникнуть его соперник? В старом мире он был никем, безликим винтиком военной машины в заведомо проигрышной игре, здесь же он стал Спасителем, вождем бантагской орды, и смог создать собственную империю.