Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные - Константин Радов

- М-м-м... Три дня, считая нынешний.

- Так. Поскольку на три дня, с учетом качества войск, мы получили превосходство над Али-пашой - властью, данной мне государем, приказываю завтра поутру атаку. Слушайте диспозицию...

- Господин генерал-майор, а как же мнение военного совета? - Полковник Яков Постельников старательно делает вид, что озабочен соблюдением государственной пользы.

Самые беспокойные фрондеры никак не уймутся. Но их время прошло. Ярость шевельнулась в душе разбуженным драконом, холодным взором выглянула наружу.

- Совет - чтобы советоваться. Мнения сказаны. И выслушаны. Что вам еще?! А решения принимаю я один. И отвечаю перед государем - один же. Уговоры кончились, за неповиновение буду карать. От солдата до полковника, без изъятий.

Смотрят с ожиданием друг на друга. Кто первый осмелится бросить вызов? Нехитрые мысли на лицах очевидны, как кучи дерьма на снегу. Беспокойный венецианец, прыгнувший в генералы поперед заслуженных людей - многим кость в горле. Только как против него идти? Он же контуженный на Пруте. Ни с кем не считается и никого не щадит. По непонятной прихоти государя этому уроду все сходит с рук, от грабежа вышестоящих генералов до упражнений картечью по собственным войскам. Стоит ли испытывать судьбу? Собрался атаковать - ну и пусть его, авось шею сломит.

Таванский городок строили на руинах разоренного тринадцать лет назад Кызыкермана. У другого берега, чуть выше, я брал прошлым летом караван судов с осадными орудиями. Место удобно для обороны: залив, именуемый Басанка, под прямым углом примыкает к реке. Продолжающий его овраг с крутыми склонами создает естественную защиту с западной стороны. Однако возвышающийся за сей преградой холм господствует над укреплениями. Естественно, турки не преминули поставить на нем батарею.

Эта изолированная и слабо прикрытая пехотой часть неприятельской линии подлежала атаке в первую очередь, тремя полками дивизии Бутурлина под командой Ефима Мордвинова. Рассветные часы в сентябре прохладные, и густой туман ложится на воды. Прежде чем турецкие посты подняли тревогу, лодки незамеченными добрались до самого берега. Солдаты вслепую лезут в гору и встают в строй, ориентируясь на звук барабанов. Жаль, что нельзя самому стать во главе десанта: мое место - среди тех, кого нельзя оставить без присмотра. С первыми выстрелами из-за оврага я начал выводить полки за вал, дабы связать турок боем и препятствовать возможному сикурсу.

Требуется довольно много времени для построения многочисленного корпуса в боевой порядок. Али-паша, как и мы, накапливал войска перед лагерем, прежде чем перейти в решительную атаку. Смирился он с потерей правофланговой батареи или не придал важности этому отдельному, как до поры казалось, сражению? Опрокинув и приведя в конфузию вышедших в поле русских, он отнял бы всякое значение у любого местного нашего успеха. С точки зрения традиционной тактики, я поступил опрометчиво, отрядив изрядную часть своих войск туда, где они окажутся бесполезны в решающий момент: обрывистый склон непреодолим под огнем, а ширина оврага - под сотню сажен.

Утробный гул басовых барабанов возвестил начало турецкой атаки. Казалось, силы ада рвутся из преисподней, а резкие вопли труб на этом фоне - как смертной тоски исполненные крики погибших душ. Под такую музыку легко умирать. Она внушает, что ты пушинка в длани Господней.

В стойкости большинства полков я никак не мог быть уверен, первый раз командуя ими на поле боя. Но солдаты держались неплохо против двукратно превосходящего противника. В линейном строю симпатии и антипатии штаб-офицеров к командующему генералу значения не имеют: их просто не в чем проявить. Нет места ни хорошей, ни дурной инициативе. Вот со стороны генерала - другое дело.

Тоненькая цепочка егерей исполнила свою работу и вышла за строй: мало их, слишком мало для такого масштаба баталии. Дружными залпами гремят фузеи. Турки, против ожидания, отвечают огнем: похоже, визирь пытался учить их европейской тактике. Не бросаются с ятаганами на сомкнутый строй, а сначала прореживают его пулями. Палят вразнобой, без команды - но метко! Потери велики, приходится вводить в бой вторую линию. В самом начале сражения... Этак нас надолго не хватит! Медленно отходим к наполовину отсыпанным бастионам, где артиллерия может поддержать, стреляя по неприятелю поверх наших голов.

Поглядываю влево, через овраг: защитники батареи сопротивлялись так упорно, что чуть не сорвали мой замысел. Тульский полк только еще занимает отведенную планом баталии позицию, другие два прикрывают его с тыла от крутящихся по степи ногаев. Кажется, Али-пашу сей выход во фланг не сильно обеспокоил: визирь ничего не предпринимает, чтобы его парировать. Должно быть, считает расстояние достаточной защитой для своих войск.

Следующие минуты убеждают моего оппонента, как жестоко он ошибался. Поле сражения простреливается почти до центра. Туляки палят с эталонной меткостью, словно на учениях, ибо никто им не мешает, и помешать не в силах. Начиная с левого нашего фланга, плотная толпа врагов редеет стремительно. Тает, как сахар в кипятке. Уцелевшие обращаются в бегство - кто назад, а кто и вдоль фрунта, заражая соседей паническим страхом. Приказываю изготовиться к атаке. Как только огонь егерей стихает, принимаем эстафету: идем вперед, не позволяя туркам остановиться, исправиться и дать отпор. Даже те орты янычарские, которые мало пострадали, вынуждены отступить, дабы не оказаться обойденными.

Все вражеские батареи, недоконченная циркумвалационная линия и добрая половина обоза - в наших руках! Я остановил войска: боевой порядок рассыпался, полки потеряли строй. Если у Али-паши остались резервы, он может попытаться оспорить победу. Мордвинову велено срочно присоединиться к главным силам. Трофейные пушки, буде окажутся помехой движению, разрешаю заклепать и столкнуть с обрыва. Но опасения излишни: ни малейшей попытки контратаковать турки не делают.

Мы тоже мало способны к бою и совсем расстроены - настолько, что привести корпус в относительный порядок удается лишь к вечеру. Полторы тысячи убитых, две с половиной - раненых. Более четверти состава! Очень много за не весьма продолжительную баталию. Достаточно ли решительна победа, чтобы оправдать такой урон? Помнится, о Вобане шутили, что он бережет не только собственных солдат, но и неприятельских тоже. Bon mot содержит изрядную долю правды, ибо великий мастер умел отнять у врага способы обороны и принудить к капитуляции без повального истребления. А у меня и своих сохранить не получается. Знаю, что государь не упрекнет за чрезмерные потери - но воспоминание о трудностях рекрутского набора способно вогнать в тоску самого невозмутимого офицера. А уж пока выучишь упрямых и бестолковых крестьян... Или притворяющихся бестолковыми по злобе - все равно тяжко с ними.

На ночь я отвел войска в городок - а рано утром Шепелев доложил, что турки ушли. Только арьергардные отряды буджацких татар пылили на горизонте. По сведениям от языков, во вчерашнем бою Али-паша ранен был пулей в грудь навылет. Если и жив еще, то безнадежен. Замешательством с передачей полномочий объяснялась отчасти неприятельская пассивность в конце баталии.

Чудовищный груз свалился у меня с плеч. Враги сохраняли численный перевес над нами (едва ли его не увеличив), и при надлежащем искусстве могли претендовать на реванш. Визирь был умен, жесток и далеко не трус - никакого сомнения, что, останься он жив, ради успеха поставил бы всё на карту, дождавшись лишь спахиев от Чигирина и, возможно, Ибрагим-паши с Кинбурна.

Не зря экзерцировались в дальней стрельбе команды метких стрелков: один удачный выстрел переменил всё! Янычарского агу Кара-Османа, принявшего командование, не обременяла ответственность за чужую неудачу. Более того, известный всем (даже мне) как противник Али-паши и его планов, он с чистой совестью мог примерить на себя светлый образ спасителя турецкой армии и приказать ретираду.

Очередная смена людей, стоящих у султанского трона, в близкой перспективе открывала путь к миру: не секрет, что разорительная и малоуспешная война с русскими туркам надоела. Падишаху нет более нужды гадать, кого назначить за нее виновным: покойнику все равно, а ближайших его сотрудников полезно будет казнить на потребу толпе. Во многих отношениях полезно. Правитель, забывающий приносить кровавые жертвы идолу по имени 'народ', рискует сам оказаться на их месте.

Мне бы радоваться и праздновать победу. Но слишком уж соблазнительный план явился перед внутренним взором - сразу в полной готовности, как Минерва из головы Юпитера. Ничего хитрого, все очевидно. Отдельные ходы много раз комбинировались в уме, теперь они мгновенно сложились как надо.

В городке остались два слабейших полка, прочие погрузились на суда, взяв двухнедельный запас провианта и боевые припасы в соразмерном количестве. Приказы мои никто более не оспаривал. Еще до полудня караван отправился вниз по реке. На пятые сутки, шуганув ногайские отряды на западном берегу Буга, мы упредили отступающих и вышли перевернутым фрунтом к единственному в турецких владениях броду, неподалеку от устья Синюхи.