Его грешные пути - Саманта Джеймс

Но это не входило в его планы. Его даже в какой-то мере забавляло, что она уже дважды предлагала ему убить ее. Наверное, она считала его каким-то варваром, способным поднять руку на женщину! Он никогда не ударит ее, он глубоко презирал мужчин, выбирающих жертву слабее себя.

Он не собирался говорить ей правду о женщине, которую, как она считала, он убил. Нет, все было совсем не так. Они обнаружили труп на обочине дороги всего несколько часов назад. Это навело его на мысль заставить Рыжего Ангуса думать, будто его дочь наложила на себя руки.

Это лучше, чем просто похитить девчонку!

Да, с удовлетворением подумал Камерон, он отомстит Рыжему Ангусу, вождю клана Монро, за то, что тот уничтожил его семью… Он заставит этого старикана страдать, как страдает сейчас он.

На горизонте занималась заря. Мередит стояла спиной к Северному морю, и позади нее небо постепенно окрашивалось в бледные оттенки желтого и золотистого цветов. На мгновение ему показалось, что вокруг ее головы образовался нимб. Если бы не огонь ее волос, ее можно было бы принять за ангела… Но она не была ангелом. Она была одной из Монро. Он безжалостно отбросил угрызения совести. Она говорила о Боге. Но Бог был не на ее, а на его стороне. Именно так. Камерон уверен в этом. Всевышний на его стороне. Будь это не так, разве стал бы Господь посылать ему рыжеволосую женщину на обочине дороги?

Нет, Мередит не ангел. Она Монро, дочь Рыжего Ангуса.

Он окинул ее пристальным взглядом. Она была смертельно бледна и прерывисто дышала. Ее сотрясала дрожь, хотя она изо всех сил старалась держать себя в руках.

Она боялась. Ну что ж, это хорошо. Жители Северо-Шотландского нагорья, как правило, с опаской поглядывали на тех, кто сильнее, и он был доволен, что она это понимает.

Судя по тому, что он слышал о ней, в детстве она была кротким, застенчивым ребенком, а с возрастом эти качества лишь усугубились. Она уже два года находилась в Конниридже, однако только недавно решила принять постриг.

Теперь этого уже не произойдет. Уж он позаботится о том, чтобы она никогда не вернулась ни в Конниридж, ни в замок Монро.

Он молча наблюдал за ней. В бледнеющем свете луны его взгляду открылся изгиб ее шеи — такой нежной, такой беззащитной. Его охватило странное чувство. Господи, какая же она хрупкая! Камерон глубоко вздохнул. Он долго не сводил глаз с длинных рыжевато-золотистых волос, рассыпавшихся по ее плечам. «Красавица, — неожиданно подумал он. — Она настоящая красавица». Видит Бог, он не ожидал, что женщина, которая готовилась принять постриг, может быть такой красивой. Тем более женщина из клана Монро.

Неожиданно он страшно разозлился на нее — за то, что она такая красивая, и на себя — за то, что заметил это.

Он решительно расправил плечи. Он не мог позволить себе проявить слабость. Она — Монро, напомнил он себе. Они враги…

И врагами останутся.

Они находились в дороге уже несколько часов. Как будто одобряя происходящее, ярко светило полуденное солнце. Мередит с трудом верилось, что она все еще жива. В какое-то мгновение ей почудилось, что сейчас он ее убьет. Он был так зол, что казалось, адское пламя ярости, бушующее у него внутри, вот-вот вырвется наружу. Но он лишь молча посадил ее на коня впереди себя.

Для Мередит дорога была мучительной. От непривычной езды в седле у нее болело все тело. Она сидела в кольце его рук, которые, прикасаясь к ее бокам, неприятно напоминали о его силе. Его ноги сжимали ее, словно стальными обручами, и интимность их прикосновения была для нее почти невыносимой. Чтобы как можно меньше прикасаться к его телу, она старалась держаться прямо, напряженно вытянувшись в струнку. Да уж, ехать с ним было сущим наказанием…

А кроме того, ее мучили тягостные мысли.

Монахини уже поверили в то, что она мертва. Когда она не явилась к заутрене, кто-нибудь наверняка сходил в ее келью и обнаружил записку. Потом все они собрались в здании капитула, испуганные, потрясенные. Сестра Амалия, которую мать-настоятельница частенько журила за излишнюю сентиментальность, наверное, плакала. К этому времени кто-нибудь, безусловно, уже обнаружил под обрывом тело, и все поверили, что это она.

А отец?

Не из замка ли Монро приехал в Конниридж Камерон Маккей? Мередит вздрогнула, подумав о бедной женщине, лежащей у подножия обрыва. Что, если с отцом так же жестоко расправились? А дядюшка Роберт? Что сталось с ними?

Вскоре они остановились. Люди Камерона — она слышала, что он называл их Иган и Финн, — повели коней к ручью на водопой. Иган был гигантского роста, даже выше Камерона Маккея. Лицо его было обезображено рваным шрамом, пересекавшим щеку. У него были светло-голубые глаза, холодные, как лед. Финн был ниже ростом, этакий коренастый бородач. Сидевший позади нее Камерон Маккей одним гибким движением спрыгнул с седла. Мередит замерла на месте, не зная, что ей делать дальше. Видимо, никто не собирался ей помогать, она кое-как сползла с седла и, поскольку бьшо довольно высоко, больно ударилась о землю. Под колено ей попал острый камешек, и она тихо охнула от боли.

Подняв глаза, она увидела, что он холодно наблюдает за ней. Отряхнув с рук грязь, она поднялась на ноги.

У Мередит не было больше сил оставаться в неведении. Она должна знать правду. Облизав пересохшие губы, она спросила:

— Что вы сделали с моим отцом?

Затаив дыхание, она ждала ответа. Ждать пришлось долго.

— Я не причинил вреда ни одному из твоих соплеменников, — наконец ответил он.

Мередит опустила голову, чтобы он не увидел ее слезы. Она была бесконечно благодарна ему за то, что отец жив. Но в таком случае…

Это означает, что Камерону была нужна она!

Пока они ехали, ей вспомнились бесконечные рассказы о жестокости людей из клана Маккеев, о том, как представителей клана Монро, попавших в плен, подвергали пыткам и убивали, о надругательствах над женщинами. Маккей были необузданными, жестокими людьми. В детстве, когда она выходила погулять, ее предупреждали о том, чтобы она не уходила далеко от дома: а вдруг какой-нибудь злой Маккей проникнет на земли Монро — тут уж не жди ничего хорошего!

Нервничая, она снова облизала губы.

— А что вы сделаете со мной?

— Это тебя не касается!

Резкость его тона заставила ее вздрогнуть. Ей хотелось возразить ему, сказать, что это не может ее не касаться, потому что речь идет о ее жизни. Но она знала, что это бесполезно, и тихо произнесла:

— Я всего лишь женщина. Я не причинила вам никакого зла.

Глаза его вспыхнули гневом.

— Ты — Монро! Самим своим существованием ты отравляешь воздух, которым я дышу!

Он повернулся, и она поняла, что разговор окончен.