Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Филипп Сэндс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы ходили на цыпочках вокруг более щекотливых тем. Он спросил о моем деде и молча выслушал подробности. Я задал вопрос об отношениях его родителей. «Моя мать была убеждена, что мой отец прав, что он поступает верно». Она ни разу не сказала о нем дурного слова в присутствии сына, но тот не мог не признать существование темной стороны. «Я ощущал вину за своего отца». Хорст знал об «ужасных делах» режима, но их вторжение в повседневную жизнь произошло гораздо позже. Послевоенный период был временем молчания. Никто в Австрии не желал говорить о тех событиях — ни тогда, ни сейчас. Он намекнул на сложности с семьей, с племянниками и племянницами, но не вдавался в подробности.
Мы перешли к другим темам. Шарлотта видела Хорста успешным юристом, как его отец, но он сделал другой выбор. Хватит учебы, сказал он матери, лучше он свалит куда подальше. «Прощай, мама». Она была глубоко разочарована тем, что он пошел собственным путем. В начале 1970-х годов его познакомили в Вене с художником Фриденсрайхом Хундертвассером[15]. «Я знал, что могу быть полезным Хундертвассеру, мы хорошо ладили, потому что он скромник вроде меня». Хорст работал у художника ассистентом, плавал на его яхте «Регентаг» («Дождливый день») из Венеции в Новую Зеландию с молодой женой Жаклин. В том плавании в 1977 году родился их единственный ребенок — дочь Магдалена.
«Почему-то мне было хорошо оттого, что Хундертвассер — еврей, — продолжал Хорст. — Возможно, в вас, Филипп, меня тоже привлекает ваше еврейство». Но мать художника боялась Хорста. «Она знала фамилию моего отца, знала, кем он был, и у нее остались тяжелые воспоминания, связанные со звездой Давида…» Говоря это, Хорст водил пальцами по своей руке в том месте, где могла бы быть нарукавная повязка.
Впрочем, объяснял он, историческая ответственность за отца — сложный вопрос. Отто был противником расовых теорий, не считал немцев сверхчеловеками, а всех остальных — унтерменшами. «Он хотел сделать что-то хорошее, хотел, чтобы дела двигались, хотел найти решение проблем после первой войны».
Так на все это смотрел Хорст. Его отец как достойный человек, оптимист желал, дескать, добра, но стал заложником ужасов, вина за которые лежала на других.
Я терпеливо слушал, не желая нарушать атмосферу нашей первой встречи.
Несколько дней спустя, уже в Лондоне, я получил от Хорста сообщение: «Благодарю за посещение Хагенберга с целью узнать о трагической судьбе семьи вашего деда в Лемберге». Он сообщил мне адрес человека из Лемберга, польского еврея, которому, как он писал, спас жизнь его отец. В то время, добавил он, «плачевное положение евреев воспринималось всеми как Schicksal, судьба».
Мой визит, писал он, скрасил его одиночество. Другие родственники не желают обсуждать прошлое, критически относятся к его усилиям, противятся тому, чтобы пролить свет на биографию Отто фон Вехтера.
Наша первая встреча вызвала у меня изумление и возбудила любопытство. Помимо воли я проникся симпатией к Хорсту, мягкому и открытому человеку, вроде бы не пытающемуся что-либо скрывать, сыну, ищущему в своем отце хоть что-то хорошее. При этом он не был готов принять мысль о реальной ответственности Отто Вехтера за события на территории, которой тот управлял. Мне захотелось больше узнать о его родителях. Подробности имеют значение.
2. 1901, Отто
Отто Густав Вехтер родился в Вене 8 июля 1901 года. Его отец, Йозеф Вехтер, офицер Австро-Венгерской империи эпохи Франца-Иосифа, был ревностным монархистом. Немецкоязычная семья с чешскими корнями происходила из судетского городка Хавран (ныне Гаврань в Чехии) на окраине империи, северозападнее Праги. Йозеф был также националистом и убежденным антисемитом. В браке с Мартой Пфоб из богатой венской семьи он растил троих детей.
У Отто было две старших сестры: Герта (1898 г. р.) и Ильзе (1900 г. р.) Его окружали любовью как единственного сына и как младшенького. Сохранилась фотография всего семейства[16], сделанная придворным фотографом, когда Отто было всего несколько месяцев. Марта сидит, усатый Йозеф в мундире гордо держит сына. Это официальный портрет, зеркало жизни, посвященной монархии и империи.
Первые годы Отто провел в Вене[17]; столица в ту пору достигла пика могущества, благосостояния и интеллектуального творчества. Венской оперой руководил Густав Малер, Зигмунд Фрейд развивал новые идеи психоанализа, Йозеф Хоффман и Коломан Мозер заправляли в «Венских мастерских» — новаторском сообществе художников и архитекторов. Бургомистр Карл Люгер правил железной рукой, не скрывая своего антисемитизма. Отто посещал начальную школу на Альбертгассе в Восьмом венском округе. Его успеваемость оценивалась как «очень хорошая».
Когда ему исполнилось семь лет, семья переехала на Адриатическое побережье, в Триест, где мальчик учился в немецкой школе на Виа делла Фонтана рядом с вокзалом. Он учил итальянский, проявлял способности к языкам и показывал «похвальные» результаты по всем предметам, кроме чистописания, удостоенного только оценки «удовлетворительно». Он принял первое причастие, перешел в среднюю школу, научился плавать в военной школе плавания. Он был целеустремленным и уверенным в себе и уже удобно чувствовал себя в униформе.
Летом 1914 года, когда разразилась война, семья находилась в Триесте. Йозеф, майор kaiserlich und kӧniglich (k. u. k.), т. е. императорской и королевской, армии, был направлен в Галицию, а затем назначен командиром 88-го пехотного полка, стоявшего близ Лемберга[18]. Отто с матерью и сестрами переехал в Будвайс в Южной Богемии (ныне это Будеёвице в Чешской Республике), они провели год неподалеку, в Крумау. На уроках истории его увлекали Цезарь и Галльские войны, в физическом воспитании предпочтение отдавалось основам вооруженного и рукопашного боя.
Император Франц-Иосиф умер в 1916 году после почти 68 лет царствования. Через два года завершилась война, а с ней и четырехсотлетнее правление Габсбургов; Австрии пришлось довольствоваться огрызками ее былой славы. Семья Вехтеров, вернувшаяся в Триест, бедствовала. Йозеф вложил семейные средства в государственные облигации, которые полностью
