О, мой док... (СИ) - Янг Аида

Лев, может, и подождать, а вот Ванька нет. Нужно было как можно быстрее вернуть себе его расположение и внимание. Заинтересовать, заставить убедить, что то место, куда он сбежал не то, что ему нужно. Но, сейчас отчего-то вдруг стало казаться, что эта задача будет не из легких.

— Ванечка, — обратила снова к мальчику. — Неужели ты совсем не скучал по мне?

Сглотнув образовавшийся ком в горле, посмотрела прямо ему в глаза, боясь разорвать наш зрительный контакт.

Если он сейчас ничего не ответит, у меня просто опустятся руки, но малыш вдруг засопел и едва различимо кивнул. А потом произошло вдруг чудо. Ванька подался ко мне и, когда я помогла ему выбраться из-под кровати, кинулся ко мне на шею.

— Маленький мой. Я так за тебя волновалась, — всхлипнув, прижала его к себе ещё крепче. — Места себе не находила…

Время вдруг замерло. Внешние звуки будто исчезли, и остались лишь мы одни на всём белом свете.

На душе вдруг стало немного легче. Его защитный панцирь дал трещину, вселяя в меня надежду, что всё обязательно будет хорошо…

Что этот мальчишка вернётся ко мне. Забудет свою прошлую и доверит свою настоящую жизнь любящей его женщине.

— Всё хорошо… теперь у нас непременно всё будет хорошо, мой дорогой. Помнишь, что я тебе говорила?

Мальчик снова кивнул, не разжимая своих объятий.

— Совсем скоро я покажу тебе твой новый дом, — сдерживая слёзы облегчения, продолжала я. — Сходим в парк аттракционов… Хочешь?

Ванька снова кивнул, и я уж было подумала, что он что-то скажет или покажет жестами, как нас прервал стальной голос заведующей.

— Выбрался, наконец, проказник! — недовольным тоном произнесла она. — А ну мигом на санобработку, пока ты мне вшей сюда не занёс…

Ванечка, услышав её, инстинктивно сжался и спрятал лицо у меня на шее.

И не мудрено, ведь все дети как огня боялись закрытого бокса, куда таких беглецов как он, помещали на карантин.

Представив, что мой ребёнок останется на три дня в комнате с обшарпанными серыми стенами и холодным полом, тут же стало не по себе.

— Конечно, Елизавета Фёдоровна, — не отпуская от себя ребёнка, сказала я. — Мы сейчас хорошенько помоемся, покажемся медсестре и вернёмся…

От сказанных мной слов мой мальчик немного расслабился. Мой тихий, но уверенный голос всегда его успокаивал. В моём лице он видел защитника и всегда доверял. И сейчас я этим пользовалась, чтобы ещё больше расположить к себе.

— Ну ладно… — хмыкнула женщина. — А потом, Мединская, попрошу заглянуть в мой кабинет. На пару слов.

— Хорошо, Елизавета Федоровна. Я обязательно к вам зайду.

Зоркая вышла за дверь, и мы с Иваном снова остались наедине.

— Ну что? — спросила его, освобождаясь из его детских объятий. — Идём приводить тебя в порядок? Мыли-мыли трубочиста… чисто-чисто, чисто-чисто! — смеясь, пробежалась пальцами по его маленьким ребрышкам.

Губы малыша дёрнулись в улыбке, но потом снова вернули свой прежний вид.

Победа! Маленькая, но победа. Я двигаюсь в правильном направлении.

Всё наладится. Мы начнем всё сначала. Шаг за шагом пройдём этот путь и обретем своё счастье. Ведь мы оба его заслуживаем.

После непродолжительных водных процедур моего мальчика отвели в столовую, а я, как и обещала, пошла на разговор к заведующей.

Мне так же, как и ей, было что сказать и спросить. Первое, что хотелось узнать, это адрес биологической матери Ивана. Ещё хотелось получить консультацию с местными юристами, ускорить процесс усыновления и забрать, наконец, к себе мальчика.

И почему всё так тяжело и не просто…

Глубоко вздохнув, постучалась в дверь кабинета Зоркой и вошла внутрь.

— "И царица над ребенком, как орлица над орленком…" — хмыкая, встретила меня женщина. — Отмыла чертёнка?

— Да, — улыбнувшись, кивнула ей. — И спасибо, что позволяете это делать.

Я прекрасно понимала, но не должна была находиться здесь и делать то, что делала. Зоркая была хоть и строгой женщиной, но с широкой душой и добрым сердцем. На свой страх и риск позволяла мне приходить и проводить с Иванов время. Не всякий бы это позволил.

— Да что ж я не понимаю, как это нужно Ваньке? — ответила она мне и, потянувшись за серой папкой, кинула её передо мной. — Ознакомься.

На душе резко стало неспокойно.

— Что это? — подцепив её, развязала шнурок и посмотрела на то, что лежало внутри.

— Заявление? — спросила её, вчитываясь в неразборчивый почерк. — Нет… не может быть.

В глазах потемнело и в голове стало дурно.

— Зачем он ей? — часто моргая, чтобы прогнать навернувшуюся на глаза влагу, спросила женщину. — Зачем?!

— А то ты не понимаешь? — скривилась Зоркая. — Денег хочет. Зависимая она…

Об этом я прекрасно знала, но как? Как ребёнок ей сможет в этом помочь?

— Бред какой-то! — в ярости крикнула я. — Не понимаю…

— Да что тут непонятного. Продаст его и дело с концом, — произнесла она. — Ты как первый день на свете живёшь, Лика.

Боже… Невозможно просто… как такое вообще может быть?

— Елизавета Федоровна, это же… нет… Господи…

— Ты вот что. Лучше не нервничай, а найди хорошего юриста да денег. Дам тебе адрес Полянской, пойдёшь к ней и убедишь, — характерно пошелестев двумя пальцами, показала, как именно придется её убеждать. — Деньги решают всё. Уж я-то знаю…

— Да, — выдавила из себя, переваривая услышанное. — Всё сделаю, как надо.

Представив себе, что моего мальчика могут продать на органы или какому-то извращенцу-педофилу, стало совсем дурно.

— Ты уж постарайся, — вздохнула Зоркая. — Славный мальчишка. Так хочется, чтобы он, наконец, заговорил.

Заговорит! Обязательно, заговорит. Я всё сделаю, чтобы это произошло. На всё пойду ради этого.

Глава 7.

“Скоро всё это обязательно закончиться,” — убеждала саму себя поднимаясь по ступеням на свой этаж к квартире, где жила последние четыре года.

Усталость с ног валила, а мысли о внезапно возникшей проблеме сдавливали грудь так, что мешали дышать в полную силу.

Я справлюсь. Всё сделаю, как надо. Найду Полянскую, поговорю, заберу ребёнка, и всё закончится, а пока мне были нужны очень горячий душ и хороший сон.

Открыв ключом входную дверь и не включая бьющий по глазам свет, вошла внутрь. Отбросила туфли в сторону, наспех повесила пиджак в шкаф на вешалку и торопливо принялась расстегивать молнию на юбке, желая, наконец, освободиться от узкого плена, что стягивал мои бёдра.

— Кайф, — выдохнула вслух, отбрасывая ногой её в сторону и желая туда же поскорее отправить блузку.

Свобода…

— Оу, детка, ты такая секси в этих чулках… — неожиданно раздался мужской голос, заставив меня вздрогнуть и резко наклонившись схватить с пола юбку, чтобы хоть как-то прикрыться.

— Сладких! — крикнула я, стараясь скрыть от его бесстыжих глаз свои обнаженные прелести. — Ненавижу, когда ты так делаешь! Скройся… — ткнула его кулаком в грудь, стараясь вытолкать за дверь кухни, из которой он так внезапно появился.

— Развратница, — этот гад едва сдерживал свой смех. — Не успела войти, как тут же оголяешься…

Да чья бы корова мычала… Не он ли не так давно по клинике щеголял, в чем матушка родила?

— Я к себе вообще-то пришла, — напомнила ему, ещё крепче прижимая к себе юбку. — А не к соседу сверху.

— А если бы к нему, то распустила волосы, оголила плечи и, томно дыша… произнесла б: “Я вся твоя, мой сладкий…”

— Иди к чёрту, клоун, — зашипела на него, затыкая ему рот своим словесным потоком. — Не дождёшься…

Вот когда он, наконец, закончит отбрасывать подобные номера? Зараза…

— Жаль… — притворно выдохнул он.

Приобняв меня за талию, распахнул передо мной дверь моей же спальни и пропустил внутрь.

— Но, ты подумай об этом, пока будешь переодеваться и размышлять над тем, чем будешь кормить зверски голодного и уставшего мужчину. В твоем холодильнике мышь повесилась, я проверял…

— У этого голодного мужчины, вообще-то квартира этажом выше. Снова заблудился? — шикнула, пытаясь сбросить с себя его, до дрожи горячие, пальцы.