В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Одиночество пробудило в нем набожность, и он мысленно взмолился к святой деве гвадалупской, которой в то время приписывалась в Испании самая чудодейственная сила:

«Владычица! Сделай так, чтобы кто-нибудь пришел нам на помощь».

Через мгновение он заметил, что они уже не одни. Сперва он только почувствовал приближение каких-то людей; затем на нижнем конце дороги появилась человеческая голова, которая поднималась все выше и выше, и наконец показался человек верхом на муле. А когда эта фигура была видна еще только наполовину, позади нее появился другой всадник, более скромного вида.

Без сомнения, это был кабальеро в сопровождении своего слуги. Подобно всем состоятельным путешественникам, он ехал верхом на муле: это было удобнее, чем ехать на лошади, которой пользовались для военных походов или для езды по городу. Взглянув на костюм путника, Фернандо счел его за важное лицо. На нем была круглая плюшевая шапочка с красными шелковыми клиньями, кафтан из зеленого сукна с откинутым капюшоном, который христиане заимствовали у мавров, а из-под длинных пол этого кафтана виднелись ноги в голубых чулках и башмаках красной кордовской кожи. У пояса висела широкая шпага, более короткая, чем у солдат королевских войск. Фернандо довелось слышать от знатоков оружия, что такие шпаги были в ходу среди морских капитанов. Что касается его спутника, то по его костюму и всему облику можно было понять, что это местный крестьянин или погонщик мулов, нанявшийся везти поклажу путешественника на своем тощем, костлявом муле, на котором ехал и он сам.

Поравнявшись с молодыми людьми, мул сеньора стал брыкаться, но всадник усмирил его, натянув поводья. Затем спокойно и важно спросил у Фернандо, что с его спутником, по-прежнему лежавшим неподвижно, не заболел ли он или уж не умер ли, чего доброго.

Несмотря на свою тревогу, юноша внимательно всматривался в лицо вновь прибывшего, как будто предчувствуя, что эта встреча повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Сидя на муле, он казался выше среднего роста и крепкого сложения; глаза у него были живые, очень светлые, румяное лицо в веснушках, орлиный нос, гладко выбритые щеки и густые рыжие волосы с сильной проседью; однако этот признак старости не вязался с уверенностью в своих силах, которой, казалось, дышало все его существо.

Рассматривая черты лица этого человека, появление которого казалось ему каким-то чудом, Фернандо сбивчиво объяснял ему, как случилось, что его спутник лишился чувств от усталости и голода: у них не было хлеба, не было вина.

— Клянусь святым Фернандо, — перебил его важный всадник, — я не допущу, чтобы такой славный юноша умер от голода теперь, когда бог наконец вспомнил обо мне.

По его приказу слуга спешился и отвязал от седла полную бутыль вина. Затем он вытащил из сумки, привязанной сзади, полкаравая хлеба, кусок твердого и жирного сыра, который он нарезал ломтиками, и свиную колбасу.

Фернандо ел с жадностью, потому что при виде всех этих припасов голод, томивший его со вчерашнего дня, вспыхнул с новой силой. Он встал на ноги, снова положив голову своего спутника на мешок. Тогда Лусеро открыла глаза и, увидев двух незнакомых людей, казалось пришла в себя. Ласковым и в то же время властным голосом, привыкшим повелевать, путешественник предложил ей поесть, и она, силясь побороть тошноту, подчинилась ему, словно не могла противиться его требованию.

Пока молодые люди ели, всадник в зеленом кафтане продолжал расспрашивать Фернандо, так как из них двоих он один был в состоянии говорить.

— Это твой братишка?

Сын оруженосца утвердительно кивнул головой, уклончиво отвечая в то же время:

— Для меня во всем мире нет никого дороже. Моего отца убили мавры, и вот мы идем теперь в Кордову, чтобы поступить к кому-нибудь в услужение.

— Ты старый христианин? — спросил тот опять. И, поскольку вопрос относился к нему одному, юноша горячо ответил:

Старый христианин, благодарение богу. Мое имя Фернандо Куэвас.

— А как зовут твоего брата?

Фернандо задумался на минутку и, вспомнив имя одного из своих андухарских приятелей, ответил:

— Его зовут Перо Сальседо… Но дома мы его всегда зовем Лусеро.

То, что родные братья носили разные фамилии, не вызвало удивления у всадника. В ту пору нередко случалось, что человек выпирал из имен сионх предков то, которое ему казалось более звучным или благородным. Первый полководец своего времени Гонсало Фернандес, которого спустя много лет прозвали в Италии Великим капитаном,[14] сам выбрал свое имя, в то время как его брата звали дон Алонсо де Агилар. Только веком позже Тридентский Собор[15] издал постановление, которое внесло порядок в употребление фамильных имен.

Сеньор помолчал несколько мгновений, опустив голову на грудь. Затем решительно сказал:

— Клянусь богом, вот что я тебе скажу, юноша: если вы ищете хозяина, я готов стать им… Видели вы когда-нибудь море?

Фернандо покачал головой в знак отрицания и с восторгом добавил, что именно это было самым горячим его желанием. Он и его брат Лусеро мечтали посмотреть новые края, и больше всего им был по нраву хозяин, странствующий по свету.

Кабальеро велел слуге помочь Куэвасу поднять больного и посадить его на вьючного мула. Слуга этот был возчиком из Кордовы; путешественник встретил его в Гранаде и нанял к себе на службу. Ему поручили заботу о юном Лусеро, которого он посадил перед собой на седло. Фернандо же сел на мула позади сеньора, охватив его сзади руками, чтобы удобнее было ехать.

— Ты как будто парень сообразительный и ловкий; это мне нравится.

Так они начали путь, а кабальеро продолжал говорить, словно размышляя вслух:

— В Кордове мы купим какую-нибудь скотину, которая повезет вас обоих, и так доберемся до моря. А там уж мы сменим наших коней на деревянных.

Наступило долгое молчание, нарушаемое только топотом восьми копыт, бегущих по красноватой пыли и постукивающих иногда о камень.

Фернандо Куэвас, стремясь закрепить свои отношения с этим неведомым благодетелем, за которого он держался, почтительно спросил его:

— Сеньор мой и хозяин, как прикажете называть вашу милость?

Всадник повернулся к нему и взглянул на него улыбаясь, с выражением торжества и гордости в глазах. Он был так переполнен своей радостью, что ему не терпелось похвалиться даже перед этим бродягой, которого он подобрал на дороге:

— В Кордове, куда мы едем, меня знают под разными именами. Для одних я капитан, для других просто маэстре. Многие называли меня человеком в рваном плаще. Теперь королевская чета даровала мне титул дона. Называй меня дон Кристобаль. Когда мы доберемся до моря, ты будешь звать меня иначе,