Год выкупа - Пол Андерсон

По обе стороны от дверного проема встали охранники, мужчина и женщина; оба казались выкованными из стали. Их лидер опустился в кресло и кивнул. Как оказалось, кресло подстраивается под очертания тела сидящего, под каждое его движение. Командир заговорщиков указал на графин и кубки, стоявшие на столе.

«Эмаль, — отметил Тамберли. — Должно быть, из Венеции — глазурованную посуду сейчас делают там. Купили? Украли? Взяли с бою?»

Беззвучно подошел охранник, наполнил два кубка. Хозяин с улыбкой поднял свой бокал и тихо произнес:

— Ваше здоровье.

Подтекст был понятен: «Его сохранность будет зависеть от вашего поведения»

Вино было терпким, похожим на шабли и с таким сильным бодрящим эффектом, что напрашивалась мысль о присутствии стимулятора. Эти таинственные незнакомцы в своей эпохе, должно быть, досконально изучили биохимию человека.

— Ну что ж, приступим, — по-прежнему негромким, спокойным голосом заговорил собеседник. — То, что вы из Патруля, отрицать бесполезно. Во-первых, у вас в руке была голографическая камера. Во-вторых, обычному путешественнику во времени Патруль не позволил бы слоняться в таком месте и в такой критический момент. Но к его агентам это не относится.

У Тамберли судорога сдавила горло, онемел язык. Еще во время обучения в его мозгу был создан механизм блокирования, рефлекс, запрещающий открывать посторонним, что толщу истории можно пронизывать с помощью машины времени.

— Хр… Хм… Я… — Его прошиб холодный пот.

— Я вам сочувствую.

Насмешка в голосе? Или послышалось?

— Не сомневайтесь, я знаю о вашем блокирующем механизме. Знаю также, что он действует лишь в рамках здравого смысла. Мы оба — путешественники во времени, поэтому вы вольны говорить в моем присутствии на эту тему, не затрагивая, конечно, те маленькие тайны, которые Патруль предпочитает хранить под семью замками. Если я представлюсь, не облегчит ли это наше общение? Меня зовут Меро Вараган. Возможно, вы слышали о моей расе? Слово «экзальтационисты» вам что-нибудь говорит?

Услышав это слово, Тамберли сразу понял, что попал в большую беду.

Это случилось в тридцать первом веке… Или случится? Подходящие для выражения такой мысли глаголы и времена можно найти лишь в грамматике Патруля… В общем, это случилось задолго до появления первых машин времени. Но в ту эпоху избранные знали о принципиальной возможности хронопутешествий и даже принимали в них участие. Некоторые шли служить в Патруль, как и люди из большинства других тысячелетий.

Вот только… были у той эпохи свои супермены, их гены подверглись переделке ради героического расширения границ освоенного космоса. Эти люди тяготились собственным временем, конфликтовали с тогдашней цивилизацией — для них она была такой же дряхлой и отсталой, как для Тамберли каменный век. Они подняли мятеж, но проиграли и были вынуждены бежать. Однако при этом экзальтационисты узнали исключительно важный факт: время позволяет человеку путешествовать в своей толще. И что кажется уж вовсе невероятным, они завладели несколькими транспортными средствами Патруля. С тех пор (пожалуй, правильнее в кавычках: «с тех пор») их ищут, чтобы не натворили в истории серьезных бед. Но Тамберли не помнил, чтобы ему попался на глаза рапорт о «будущей» поимке хоть одного экзальтациониста.

— Я не могу открыть вам ничего сверх того, о чем вы и так уже знаете, — запротестовал Тамберли. — Не могу, хоть до смерти запытайте.

— Тот, кто вступает в опасную игру, должен быть готов к непредвиденным ситуациям, — возразил Меро Вараган. — Да, признаю, мы не предугадали вашего присутствия на складе с сокровищами. Рассчитывали, что ночью там не окажется ни единого человека, за исключением наружной охраны. Но мы всегда учитываем возможность встречи с Патрулем. Райор, — обратился он к женщине, — давай сюда кирадекс.

Не успел Тамберли догадаться, что означает последнее слово, как рядом очутилась женщина. И тут он с ужасом понял, что она намерена сделать. Нельзя этого допустить! Он будет сопротивляться, заставит убить себя, но только не…

В ее руке полыхнул пистолет. Мощность выстрела была самая минимальная; Тамберли не лишился чувств, но у него расслабились все мышцы, и он рухнул обратно в кресло, которое поспешило обхватить его, не позволило сползти на упругий пол.

Женщина порылась в шкафу и вернулась с находками: ящичком и сияющим шлемом. Их соединял провод. Райор надела полусферу на голову Тамберли, ее пальцы забегали по светящимся пятнышкам на ящике — это, конечно же, был пульт. В воздухе появились символы. Инструментальные данные? По мышцам и костям Тамберли пошла вибрация, она все усиливалась и усиливалась, и вскоре он утонул в этом гуле, кружась, провалился во мглу собственной души.

Всплывал он из мглы очень медленно. Постепенно в мускулы вернулась сила, он даже выпрямил спину в кресле. Но оставалась вялость, как после долгого сна. Казалось, сознание покинуло тело, будто он глядел на себя со стороны и не испытывал никаких эмоций. При всем при том мысли были абсолютно ясны, органы чувств работали на полную мощность. Он различал запахи собственного немытого тела и давно не стиранной рясы, осязал свежесть льющегося в дверной проем горного воздуха, видел лицо Варагана с сардонической, как у Цезаря, усмешкой. И Райор с ящичком в руке. И чувствовал тяжесть шлема на голове, и с предельной четкостью видел муху на стене — словно она хотела напомнить, что он такой же смертный.

Вараган откинулся на спинку кресла, заложил ногу на ногу, ладони соединил домиком и произнес с неестественной вежливостью:

— Имя и место рождения, пожалуйста.

— Стивен Джон Тамберли. Родился в Соединенных Штатах Америки, а точнее, в Калифорнии, в Сан-Франциско, двадцать третьего июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

Это было правдой от первого и до последнего слова. Утаить ее он не мог. Вернее, это не могли сделать его память, нервы, язык. Кирадекс — идеальный допросчик. Американец даже не понимал всей бедственности своего положения. Где-то в глубине отчаянно кричало подсознание; поверхностные же слои ума работали как послушная машина.

— И когда же вы присоединились к Патрулю?

— В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом. — Дата слетела с уст будто по собственной воле — Тамберли попросту не мог ее удержать.

Один из коллег познакомил Стивена со своими друзьями, которые оказались весьма интересными людьми. Как понял впоследствии Тамберли, он уже давно был у этих людей на примете. Ему предложили пройти тестирование, якобы в рамках психологического исследовательского проекта. Впоследствии он узнал правду, а заодно получил предложение служить в Патруле. И согласился с радостью. Конечно же, вербовщики не сомневались в таком исходе. К тому времени Стивен еще не пришел в себя после развода с женой. Решение далось бы ему гораздо труднее, если бы он знал, что придется вести двойную жизнь. Впрочем, он отдавал себе отчет, что согласился бы в любом случае. Разве настоящий ученый откажется от возможности исследовать иные миры, оставившие после себя только письмена, руины, черепки и кости?

— Чем конкретно вы занимаетесь в организации?

— Я не принадлежу ни к силовым, ни к спасательным, ни к иным структурам подобного рода. Я полевой историк. На родине был антропологом, изучал современных индейцев кечуа, потом отправился на раскопки в их район обитания. Это вполне закономерным образом повлияло на мой выбор специализации в Патруле. Я решил заняться периодом конкисты. Предпочел бы изучать жизнь народов доколумбовой эпохи, но это было невозможно — среди них я бы выглядел слишком подозрительно.

— Понимаю. И долго вы прослужили в Патруле?

— Около шестидесяти календарных лет.

— Ведь вы можете жить века — урывками, конечно.

Действительно, служба в Патруле давала огромное преимущество в виде долголетия. Конечно, очень тяжело наблюдать, как люди, которых ты любишь, стареют и умирают, так и не познав того, что открылось тебе. Объясняя эти «сдвиги по фазе», приходится лгать, что ты-де уезжал далеко и надолго, — лгать и постепенно сводить контакты с близкими на нет. Ведь эти люди не должны замечать, что с годами ты не стареешь, в отличие от них.

— Страна и дата получения последнего задания?

— Калифорния, тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.

Старые связи Тамберли сохранял дольше, чем большинство агентов. Имея биологический возраст порядка тридцати лет, он на самом деле прожил уже около девяноста. Однако на его век хватило бед и забот, которые не могли не сказаться на здоровье, хотя в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году он говорил, что ему пятьдесят, а родственники утверждали, что ему нипочем не дашь столько. В жизни патрульного приключения всегда ходят рука об руку с лишениями, и одному Богу известно, сколько горя и печали приходятся на долю полевого историка. Слишком уж часто он становится свидетелем ужасных событий.