В присутствии врага - Элизабет Джордж

И продолжил объяснение. Они с Лаксфордом вместе учились в Ланкастерском университете, были оппонентами в дискуссионном клубе и собутыльниками после экзаменов. По окончании университета они не теряли связи, следя за успешной карьерой друг друга.

— Деннис писатель, — сказал Дэвид. — Сказать по правде, лучший из всех, кого я знаю.

По словам Дэвида, он приехал в Лондон, чтобы сделать литературную карьеру, но его занесло в журналистику, где он и решил остаться. Он начинал политическим корреспондентом в «Гардиан». Теперь он главный редактор.

— «Гардиан»? — спросил Сент-Джеймс.

— «Осведомителя».

Во взгляде ответившего Лаксфорда сквозил вызов любому, кто пожелал бы высказаться. Начать в «Гардиан» и закончить в «Осведомителе» — такое восхождение нельзя было считать слишком блистательным, но Лаксфорд, как видно, не терпел, чтоб его судили.

Дэвид, кажется, не заметил его взгляда. Он сказал, кивнув в сторону друга:

— Он пришел в «Осведомитель» полгода назад, Саймон, после того, как «Глобус» стал изданием номер один. Он был самым молодым главным редактором за всю историю Флит-стрит, когда возглавлял «Глобус», не говоря уже о том, что самым успешным. Каким и остается. Даже «Санди тайме» это признала. Они дали о нем приличный материал. Когда это было, Деннис?

Лаксфорд проигнорировал вопрос, а панегирик Дэвида, похоже, вызвал у него раздражение. Минуту он как будто размышлял.

— Нет, — обратился он наконец к Дэвиду. — Ничего не выйдет. Риск слишком велик. Мне не следовало приходить.

Дебора шевельнулась.

— Мы уйдем, — сказала она. — Хелен. Идем?

Но Сент-Джеймс наблюдал за главным редактором газеты, и что-то в нем — не умение ли манипулировать ситуацией? — заставило его произнести:

— Хелен работает со мной, мистер Лаксфорд. Если вам нужна моя помощь, в конце концов вам придется воспользоваться и ее услугами, даже если сейчас так не кажется. И со своей женой я делюсь большей частью своих профессиональных проблем.

— Значит, решено, — сказал Лаксфорд и сделал движение, чтобы уйти.

Дэвид Сент-Джеймс жестом пригласил его вернуться.

— Тебе все равно придется кому-то довериться, — сказал он и продолжал, обращаясь к брату: — Штука в том, что на волоске карьера одного тори.

— По-моему, это должно вас радовать, — сказал Сент-Джеймс Лаксфорду. — «Осведомитель» никогда не делал секрета из своих политических пристрастий.

— Это карьера не простого тори, — сказал Дэвид. — Расскажи ему, Деннис. Он сможет тебе помочь. Или ему, или чужому человеку, не обладающему этическими принципами Саймона. Или можешь обратиться в полицию. Но ты знаешь, к чему это приведет.

Пока Деннис Лаксфорд перебирал возможные варианты, Коттер принес кофе и шоколадный торт. Он поставил большой поднос на кофейный столик перед Хелен и посмотрел на дверь, где на пороге маленькая длинношерстая такса с надеждой смотрела на оживленное собрание.

— Это ты, — произнес Коттер. — Персик. Разве я не велел тебе оставаться на кухне? — Пес вильнул хвостом и тявкнул. — Любит шоколад, — объяснил Коттер.

— Много что любит, — поправила Дебора и приняла чашку от Хелен, взявшейся разливать кофе.

Коттер подхватил собаку и направился в заднюю часть дома. Через мгновение они услышали, как он поднимается по лестнице.

— Молоко и сахар, мистер Лаксфорд? — дружелюбно спросила Дебора, как будто несколькими минутами раньше издатель и не ставил под сомнение ее порядочность. — А торт не попробуете? Его пек мой отец. Он замечательный кондитер.

Вид у Лаксфорда был такой, словно он знал: преломление хлеба с ними — или, в данном случае, торта — ознаменует переход рубежа, который он предпочел бы не переходить. Тем не менее он согласился. Подошел к дивану, сел на краешек и размышлял, пока Дебора и Хелен раздавали кофе и торт. Наконец он заговорил:

— Хорошо. Я вижу, что, по сути, у меня нет выбора.

Он полез во внутренний карман блейзера, невольно показав подтяжки с индийским узором, которые произвели такое впечатление на Коттера, достал конверт и передал его Сент-Джеймсу, пояснив, что письмо принесли с дневной почтой.

Прежде чем познакомиться с содержимым, Сент-Джеймс осмотрел конверт. Прочел короткое послание. Тут же прошел к письменному столу и, недолго покопавшись в боковом ящике, извлек пластиковый файл, в который и опустил листок бумаги.

— Кто-нибудь еще прикасался к письму? — спросил он.

— Только вы и я.

— Хорошо. — Сент-Джеймс передал файл Хелен и обратился к Лаксфорду: — Шарлотта. Кто это? И кто ваш первенец?

— Она. Шарлотта. Ее похитили.

— В полицию вы не звонили?

— Мы не можем привлечь полицию, если вы об этом. Любая огласка нам нежелательна.

— Огласки не будет, — заметил Сент-Джеймс. — Согласно процедуре, случаи похищения сохраняются в тайне. Вы прекрасно об этом знаете, не так ли? Полагаю, как газетчик…

— Я прекрасно знаю, что полиция держит журналистов в курсе текущих событий, когда расследует похищения, — резко ответил Лаксфорд. — При условии, что ничего не просочится в печать, пока жертва не будет возвращена семье.

— Так в чем же проблема, мистер Лаксфорд?

— В том, кто эта жертва.

— Ваша дочь.

— Да. И дочь Ив Боуэн.

Хелен встретилась взглядом с Сент-Джеймсом, возвращая ему письмо похитителя. Саймон увидел, что она подняла брови. Дебора спрашивала:

— Ив Боуэн? Я не совсем знакома с… Саймон? Ты знаешь?..

Ив Боуэн, объяснил ей Дэвид, являлась заместителем министра внутренних дел, одним из самых видных младших министров правительства консерваторов. Она была перспективным политиком, с поразительной скоростью поднимавшимся по карьерной лестнице и обещавшим стать второй Маргарет Тэтчер. Она была членом парламента от Мэрилебона, и, видимо, в этом округе исчезла ее дочь.

— Когда я получил это с почтой, — Лаксфорд указал на письмо, — я сразу же позвонил Ив. Честно говоря, я посчитал его блефом. Я подумал, что кто-то догадался о нашей связи. Что кто-то пытается спровоцировать меня на поступок, который подтвердил бы эту догадку. Я решил, что кто-то нуждается в доказательствах того, что нас с Ив связывает Шарлотта, и выдумка, будто Шарлотта похищена, — плюс моя реакция на эту выдумку, — станет требуемым доказательством.

— Зачем кому-то понадобились доказательства вашей связи с Ив Боуэн? — спросила Хелен.

— Чтобы продать эту историю средствам массовой информации. Нет нужды говорить вам, как разгуляется пресса, если выйдет наружу, что именно я — со всего-то леса — отец единственного ребенка Ив Боуэн. Особенно после того, каким образом она… — Он, похоже, искал эвфемизм, но тщетно.

Сент-Джеймс закончил его мысль, не смягчая ее:

— После того, как она к своей выгоде использовала свое положение матери-одиночки?

— Она сделала его своим знаменем, — признал Лаксфорд. — Можете себе представить, какой праздник будет у прессы в тот день, когда выяснится, что предмет великой запретной страсти Ив Боуэн — такая личность, как я.

Сент-Джеймс прекрасно это представлял. Во время своей избирательной кампании депутатша от Мэрилебона изображала из себя оступившуюся женщину, которой удалось подняться, которая отказалась сделать аборт, сочтя это безнравственным, и совершила подвиг, родив ребенка вне брака. Незаконное рождение ее дочери — как и тот факт, что Ив Боуэн благородно не назвала отца девочки, — стало едва ли не главной причиной, по которой ее выбрали в парламент. Ив Боуэн публично отстаивала мораль, религию, основополагающие ценности, прочность семьи, преданность монархии и стране. Она выступала за все, над чем применительно к политикам-консерваторам издевался «Осведомитель».

— Ее история сослужила ей хорошую службу, — заметил Сент-Джеймс. — Политик, который в открытую признается в своих недостатках. Трудно за такого не проголосовать. Не говоря уже о том, что премьер-министр мечтает разбавить свое правительство женщинами. Кстати, он знает, что ребенок похищен?

— Никому в правительстве не сообщили.

— И вы уверены, что ее похитили? — Сент-Джеймс указал на лежавшее у него на коленях письмо. — Написано печатными буквами. Такое вполне мог написать ребенок. Есть ли малейшая вероятность, что за этим стоит сама Шарлотта? Она о вас знает? Не может ли это быть попыткой давления на мать?

— Конечно нет. Господи боже, ей же всего десять лет. Ив никогда ей не говорила.

— Вы уверены в этом?

— Разумеется, я не могу быть уверен. Я опираюсь только на то, что сказала мне Ив.

— А вы ни с кем не делились? Вы женаты? Жене не рассказывали?

— Я ни с кем, — твердо ответил газетчик, проигнорировав два других вопроса. — Ив утверждает, что она тоже никому ни словом не обмолвилась, но она могла обронить какой-то намек. Должно быть, она что-то сказала человеку, который имеет на нее зуб.

— А на вас никто зуба не имеет?

Бесхитростный взгляд темных глаз Хелен и невозмутимое выражение лица говорили об ее абсолютном незнании главной цели «Осведомителя» — быстро накопать грязи и раньше других ее опубликовать.