Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

неприятности. Деньги не искупят моего долга перед тобой. Если у тебя все-таки возникнут проблемы с законом и этой суммы будет недостаточно, чтобы покрыть все издержки, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Асавин усмехнулся. Какой же он все-таки еще молодой и наивный мальчик, хоть и богатей.

– Разумеется, обращусь, если буду знать, к кому, – он протянул парню ладонь для рукопожатия.

Тьег тотчас уцепился в нее и энергично затряс.

– Конечно! Прошу прощения… Обрадан. Тьег Обрадан, к твоим услугам. Двери Лазурного Поместья открыты для тебя, Асавин. А теперь… мне надо бежать, я и так пропал на сутки.

Он растворился в тени парка, оставив блондина в смешанных чувствах. Обрадан! Это было совершенно невозможно, но все же… В свете ближайшего фонарика, понукаемый лаем сторожевого пса, он развернул врученный ему свиток и проверил подпись с печатью. На него смотрел ощерившийся коронованный грифон, держащий в лапах еще один венец. Герб Священной Империи. Тьег Обрадан – не просто дворянин, а член императорской семьи. Это было волнительное открытие, невероятная возможность, которой можно было бы воспользоваться в будущем… А может и невероятная опасность, вроде сегодняшней стычки с матросами.

Вспомнив изрубленных акул, Асавин нахмурился. Покой в Медном и Угольном портах последние годы держался на хрупком мире между людьми и морским народом, соседствующим на одной земле уже больше двадцати лет. Сейчас же Асавин предчувствовал все нарастающую волну беспокойства. Скоро миру настанет конец. Две убитые акулы – это не так уж и страшно. Полосатые сами горазды пускать друг другу кровь. Страшнее морская горячка, ведь всем известно, что она возникает у тех, кто ест мясо рыболицых… А такого акулы точно не спустят.

***

Ондатра не любил Угольный порт и этот пляж, покрытый мусором и мелкой галькой. От мутной воды шел запах нечистот и тухлятины, его чувствительный нос улавливал в этой какофонии оттенки гниющей человеческой плоти. Плавать в такой грязи было все равно что в коллекторе, поэтому Ондатра прохаживался по берегу, превозмогая жару. Да, в Ильфесе было чересчур много солнца. Он слышал, что южнее есть еще более жаркие края, целые океаны песка без капли влаги, и ему было сложно представить подобный мир.

В Нерсо, откуда Ондатра прибыл месяц назад, было куда прохладней. Возможно, дело было в обилии тенистых деревьев прямо у кромки воды. Здесь же к берегу лепились человеческие норы, а прохладные рощи таились далеко в глубине города. Ему не разрешалось покидать район Акул, но иногда он пренебрегал этим запретом и уходил далеко за пределы города, к прохладному озеру Веридиан. Этой водой было так приятно дышать, что молодой охотник хмелел от одной мысли об этом месте и возвращался снова и снова, несмотря на риск быть обнаруженным. Это была его единственная отдушина, сокровенная тайна, которую он доверял только красному зверю.

Путь из Нерсо до Ильфесы был легким морским приключением, однако, когда Ондатра ступил на землю, то понял, что здесь не будет ни тенистых заводей, ни дневной охоты, ни священных обрядов. Жизнь резко переменилась, из ежедневных ритуалов осталось лишь подношение крови, чистая вода превратилась в пахнущую разложением муть, от которой жабры стали болезненно-бледными, а сердце сжалось, как высушенная на камнях медуза. Поморщившись от этой мысли, Ондатра почесал бледно-розовые жаберные щели в ключичных впадинах.

Пришлось лишиться и своего имени. Люди неспособны говорить на певучем языке племени, поэтому изо дня в день молодому охотнику приходилось учить их грубое наречие. Когда он освоил азы, ему приказали выбрать имя на языке людей. Теперь он – Ондатра, названный в честь юркой водяной крысы, живущей на берегах озера Веридиан. Непритязательное имя, под стать его скромному росту, однако в нем был скрыт другой смысл. Зверьки процветали несмотря на кажущуюся слабость, и Ондатра питал надежду на собственное процветание.

Первые дни своего пребывания в Ильфесу, чтобы не сойти с ума от обилия чуждых образов, он судорожно искал вокруг нечто знакомое, и, найдя, обрел уверенность. Вот и сейчас Ондатра отождествлял людей с морскими гадами, занятыми повседневными заботами. Коричневые от загара нищие в одних ветхих набедренных повязках и головных платках копались в прибрежном песке в поисках ценного мусора. Мелкие креветки, рачки, сто́ит оскалиться на них, и они тотчас разбегутся, роняя немногочисленное добро. А вот тот, кто прожигал его спину взглядом, притаившись под навесом для лодок – рыба другого сорта. Этот вцепится в спину, стащит с мертвого тела портупею из блестящей акульей кожи, чтобы продать на черном рынке.

Ходило много слухов о пропавших без вести кораблях и охотниках, что завернули за угол и не возвратились. Племя принимало потери, борьба была неотъемлемой частью жизни, а смерть – неизбежной жертвой богам. Погибнуть во время охоты, пролить последнюю кровь в горячке боя – это ли не желанная участь любого воина? Только чаще всего люди дарили скверную смерть, уродовали тела или употребляли в пищу мясо соплеменников, что недозволенно сухопутным тварям. Вылазки за Красной Платой на несколько лет поубавили пыл людей, но все равно время от времени кто-нибудь пропадал.

От этих мыслей Ондатра поежился. Страх – удел слабых, но он уже давно смирился, что далек от идеала племени. Ростом молодой охотник уступал своим братьям и сестрам. Они должны были сожрать его еще до формирования первичных легких, однако Ондатра выжил. Было ли это стечением обстоятельств или волей морских богов? Почему высшие силы дали ему вырасти? Все равно из-за своего дефекта он никогда не станет равным прочим воинам племени и не найдет пару для продолжения рода. Даже старейшины не могли ответить на мучивший его вопрос.

Иногда Ондатра с тоской вспоминал Нерсо. Там он родился, отрастил свои первичные легкие, научился рыбной охоте и искусству сражения. Там прошел его обряд посвящения в молодые воины и ритуальная охота на исполинскую акулу. Приятный солоноватый привкус воспоминаний заполнил рот. Детство прошло, теперь он – мужчина, а мужчина должен уметь все, в том числе – вести дела с двуногими рыбами.

– Плывут, – сплюнул человек из-под навеса, кутаясь в длинную серую хламиду, скрывающую торс и руки.

Лицо со шрамами, щербатый, словно скалистое побережье, пахнущий кислым вином и солью застарелого пота. Платок плотно обматывал голову, подбородок и шею. Этот, если что, оскалится в ответ и кинется прямо в лицо, словно бешеная корабельная крыса. Ондатра глянул на него исподлобья. Ему не нравилось общаться с этим человеком, но этот щербатый был часть другой семьи, что делит с племенем один охотничий ареал. Ондатра еще не совсем понимал, зачем это сотрудничество необходимо племени. Неужели недостаточно морских просторов, славной охоты? Старейшины отвечали, что этот вопрос задают все и получают на