Окольный путь - Хаймито Додерер

Надо сказать, что темноволосые чужеземцы, прибывшие в эту страну вместе с Фердинандом Первым, с самого начала не замыкались в своей среде: с течением времени у них установились кое-какие связи с местным дворянством, с той его частью, что была приближена ко двору, - одни только штирийские землевладельцы в большинстве своем упрямо отсиживались у себя в замках, оставаясь к тому же лютеранами. Уже то, что испанцы поселились в этой местности, возле Шнееберга, и приобрели тамошние поместья - в руки чужестранцев перешли древние гнезда вроде Штюхзенштайна и Гутенштайна с присвоенным им баронством, - естественным образом повлекло за собой подобные сношения, да и следует заметить, что здешние сельские обычаи благотворно подействовали на испанцев, в суетности придворной жизни давно от всего подобного отрешившихся, и сообщили некоторую мягкость их сурово застылому облику, строгим линиям их одежды, порою казавшейся странной здесь, среди этой природы, на фоне лесистых туманных гор, которые растворялись вдали, в маняще благостном небе, или ветрами и тучами словно бы подталкивали его еще выше над обрывистой крутизной известковых скал.

Мануэль был приглашен на охоту.

Он ехал из города той же дорогой, что и в достопамятный день, когда привелось ему догонять императорский поезд, только на сей раз двигаясь неспешно, мелкой рысью. Как солдат, он пренебрег громоздким экипажем даже для столь дальнего путешествия, а трусил верхом в сопровождении денщика и двух конюхов, которые вели в поводу мула, навьюченного всеми дорожными припасами.

В эти дни поздней осени на склонах Шнееберга должна была состояться охота на серну - здесь мы как раз и коснемся одного из тех обычаев местного дворянства, которые укоренились и среди чужеземцев, можно сказать, даже подчинили их себе, пусть они и предпочитали изнурительному гону по скалам долгое сидение в засаде на осмотрительно выбранном и хорошо устроенном месте.

Уже на другой день после прибытия, переночевав, как и все другие участники охоты, в охотничьем замке графов Ойосов, расположенном высоко в лесистых горах, ранним утром - не было еще и пяти часов - Мануэль отправился на приготовленное для него место засады. Впереди него, указывая дорогу, шел егерь, позади двое юношей - ружьеносцы. Предрассветный холод дохнул в лицо Мануэлю, когда за ним захлопнулась дверь, погасив луч света из ярко освещенных сеней, на миг прорезавший серебристо-белый, слегка прихваченный инеем лес и скользнувший по стволам деревьев, которые выше тонули во тьме. Казалось, эта захлопнувшаяся дверь принадлежит уже не дому, а лесу, который сомкнулся вокруг охотников, зашагавших по узкой тропе. Давно не надеванный охотничий костюм Мануэля, невзирая на утреннюю свежесть и лесные ароматы, распространял вокруг себя застоялый запах старинного платяного шкапа, а при первом порыве ветра угол большого кружевного воротника, выложенного поверх меха, взметнулся на лицо Мануэлю, закрыв ему часть щеки.

Земля здесь была усеяна камнями, казалось, их нарочно накидали между стволами, будто кто-то обстреливал лес каменными ядрами. Тут и там свет фонаря выхватывал из мрака остро торчащий обломок расщепленного дерева.

Миновав последние деревья, охотники словно во второй раз вышли под открытое небо. Егерь погасил фонарь. Несколько секунд тьма вокруг была почти непроницаемой. Потом впереди на черном ночном небе, на котором лишь где-то справа, с востока, забрезжил зеленоватый свет, обрисовался громоздкий силуэт горы. Мануэль мог уже различить тропу среди криволесья. Впереди по-прежнему шел егерь, ступая теперь осторожнее и тише, по привычке опытного следопыта, хотя до цели было еще далеко. Горные сосны только узкой полоской окаймляли склон, и вскоре охотники уже ступали по каменистой осыпи, среди утесов, изредка лишь нога мягко пружинила на небольших прогалинах, зеленевших между камнями. Когда приходилось взбираться на крутизну, егерь-проводник поминутно оглядывался на Мануэля, но все они после доброго часа пути без помех и остановок достигли места засады, где можно было удобно расположиться, надежно укрывшись позади высокой и не слишком заметной засеки, лицом в сторону свободного обстрела.

Утренний ветерок заметно усилился и, взвиваясь вверх, нещадно обдувал охотников, засевших на своей вышке, а поскольку тем временем уже развиднело, глазам Мануэля открылась внизу неоглядная даль. Егерь подполз к нему и вытянутым пальцем безмолвно указал путь, которым побежит козел, перескочив через ближний скалистый гребень, он понесется вниз по усыпанному камнями скату, сбегающему в долину прямо перед занятой ими позицией, сзади ничем не защищенной. Как раз когда мосластый смуглый парень присел на корточки возле Мануэля, тот почему-то вдруг закрыл глаза, так что егерь, перестав показывать, на миг застыл с вытянутым пальцем, испуганно и недоуменно глядя на графа, который в это время явно пытался побороть охватившее его волнение. По знаку встревоженного егеря один из юношей-ружьеносцев передал ему за спиной графа фляжку с настойкой горечавки. По она не понадобилась: Мануэль вдруг приветливо улыбнулся, тряхнул головой и устремил вперед пытливый взгляд.

Можно было уже отчетливо разглядеть открывающийся взору ландшафт, и, хотя Чертова долина, которая вилась внизу, как набухшая синяя жила, еще полнилась мглой, впереди глаз легко различал последние отлогие склоны и поросшие редким сосняком отвесные стены Раксальпе. Справа во всем своем величии понемногу вырисовывался Шнееберг, словно человек, который семимильными шагами удаляется прочь, волоча за собой широкую мантию. Тут и там в извилистой лощине, разделявшей два горных хребта, проглядывали скалистые уступы, а над ними синел высокоствольный лес, и светлые потоки каменной осыпи катились меж деревьями, посверкивая в утренних лучах.

Смуглое и узкое, как у мальчика, лицо Мануэля отражало глубочайшее волнение, словно он видел внутри себя нечто странным образом совпавшее с тем, что предстало его взору снаружи. Он вглядывался в панораму гор, как если бы подстерегал не близящуюся дичь, а что-то запрятанное в нем самом, и взгляд его скользил по ближним и дальним расщелинам и склонам, словно исследуя собственную душу. То, что видел он сейчас вокруг, казалось ему в эти минуты рожденным его собственным воображением, а воображаемые картины представали почти осязаемо: вон там, впереди, между ним и горами, высится шпиль венской церкви св.Михаила, в точности такой, каким он еще недавно видел его из окна раззолоченного бокового кабинета во дворце княгини.

Мануэль сморщил свой небольшой прямой нос: до него снова донесся запах, шедший сзади, от охотников; но ошибется тот, кто подумает, что подобный аромат раздражал или беспокоил графа - это необычайное смешение запахов дымной хижины, кожи, копченого сала, овечьей шерсти и хвои он воспринимал с легким недоумением, как мы, бывает, воспринимаем нежданную мысль, застигшую нас врасплох. Так же и Мануэль был застигнут врасплох своим видением в тот самый миг, когда егерь, присев перед ним на корточки, серьезно и подробно рисовал ему путь убегающего козла; глядя на возникший перед ним зеленый шпиль церкви св.Михаила, он неотступно думал: "Кто же, кто она эта милая девушка, что, будучи столь юной, единственная нашла простые и разумные слова и с того дня является мне как неведомая поверенная моей необычайной беды? Юная дева из провинции, я даже имени ее не знаю, быть может, из Штирии или откуда-нибудь еще... А эта графиня! Quelle formidable vieille boite!.. [Вот мерзкая старая перечница! (франц.)] Но как бы то ни было, сама мадонна после всего случившегося ниспосылает мне надежду..."

Его окликнули сзади - сдержанно, приглушенным голосом. Не сознавая, что делает, граф поднялся, отставил тяжелое ружье и вперил взгляд в голубую даль, словно там, внизу, читал сейчас не что иное, как собственную свою судьбу, начертанную таинственными рунами. Ветер теперь бил ему прямо в лицо. Как раз в этот миг показалось солнце. Выпуклый шар взлетал над лесистым гребнем, оставив где-то позади огненную сумятицу облаков, и одиноко пылал среди чистой, прозрачной, как лак, синевы.

Почти одновременно со светилом на скалистом утесе, пораженном первой стрелою света и осиянном розовым блеском, над усыпанным камнями склоном, что сбегал вниз прямо напротив охотников, появился горный козел.

- Стреляйте, сударь, стреляйте! - зашипели за спиной у графа.

Но Мануэль будто не слышал. Он стоял теперь, выпрямившись во весь рост, выставив вперед одну ногу, и оцепенело глядел вниз, словно там, среди горных сосен и каменных завалов, ему должен был открыться новый и более счастливый жизненный путь и необходимо было распознать и постичь его сейчас или никогда. И не менее странным образом, так же неподвижно, так же зорко глядя вперед, стоял на утесе напротив безвредного охотника горный козел, красивое, могучее животное, - стоял, упершись передними ногами в скалу и вскинув голову с длинными рогами.