Путь Каравеллы - Владимир Михановский

- Вроде струйки пара из чайника? - уточнил Либун, чрезвычайно довольный тем, что сумел разобраться в сложной физической теории, изложенной Ранчесом.

- В твоей теории не все ладно, Игуальдо, - сказал Дмитрий Анатольевич, - хотя я и неспециалист в астрофизике!

- Не спорю, - съязвил Ранчес.

- Но зато всегда был в ладах с обычной логикой, голуба душа, продолжал невозмутимо Дмитрий Анатольевич, игнорируя шпильку. - И, кроме того, знаю свое врачебное ремесло. Если в тело человека попадает осколок, то он на своем пути повреждает все ткани...

- Слово астробиологам, - сказал капитан, жестом устанавливая тишину.

Ольховатский посмотрел на Алю: она, видимо, волновалась. Впрочем, румянец шел ей - она показалась ему еще более красивой, чем всегда.

- Мы считаем, что все дело в бактериях, - сказала она. - В гибели деревьев повинны споры, неизвестным путем проникшие на корабль из космоса.

- Час от часу не легче! - воскликнул Ранчес. - Но ведь вы же сами проводили бактериологический анализ срезов, Александра Ромуальдовна!

- Проводила.

- И не обнаружили никаких бактерий!

- Это говорит только о несовершенстве нашей аппаратуры, - спокойно парировала Луговская.

...И было еще одно обстоятельство, самое неприятное и тягостное. То, что проскальзывало в недоговоренных фразах, в том, как члены экипажа внезапно отводили глаза друг от друга.

Это было то, к чему приводила самая что ни на есть непритязательная логика.

Уж коль скоро считать аксиомой, что ни Тобор, ни корабельные манипуляторы не повинны в гибели старых деревьев.

Коль скоро рухнула гипотеза о том, что деревья срезали космические лучи, либо вторичное излучение, либо еще что-то в этом роде.

Коль скоро не подтвердилось предположение о том, что деревья погубили неведомые бактерии, проникшие на "Каравеллу" из открытого пространства...

Что же остается? Остается только одно: деревья срезал кто-то из членов экипажа.

Но опять-таки: кто, каким способом и для чего?.. Корабль погубить?

К концу обсуждения оранжерейных дел каравелляне во весь голос заговорили об этой версии. "Если болезнь обнаружена, ее надо лечить, голуба душа, - выразил Дмитрий Анатольевич общую мысль. - Попытаться загнать ее внутрь - значит погубить организм".

Каждый понимал, что срезать дерево, даже такое мощное, как четырехобхватный дуб, лазерным лучом не представляет труда.

Правда, лучевой инструмент, необходимый как для ремонтных работ на корабле, так и при выходе на новые планеты, держали в отдельном отсеке. Но отсек-то не охранялся! Да и кому такое могло прийти в голову - охранять на корабле что бы то ни было?!

Сразу после всеобщего совета корабля капитан решил посетить штурманскую рубку. Что-то тут его беспокоило, хотя что именно, он и сам едва ли сумел бы объяснить. Быть может, странное выражение лица старшего штурмана?

На первый взгляд все в штурманском отсеке выглядело по-обычному. Ровно мерцали щитовые панели. Весело перепрыгивали от одной логической ячейки к другой разноцветные огоньки, отчего счетно-решающее устройство казалось живым. Пол впитывал звуки шагов.

Старший штурман сидел в кресле, запрокинув голову и прикрыв глаза. Он не слышал, как в рубку вошел капитан.

Капитан остановился посреди отсека, оценивая обстановку. На навигационном пульте горит зеленый глазок - это значит, что все в порядке, орбита "Каравеллы" не отличается от расчетной, нос ее по-прежнему строго нацелен на невидимую точку эфира в созвездии беты Лиры - цели полета корабля.

- Валентин Степанович! - позвал негромко капитан, подойдя к креслу.

Валентин открыл глаза. Увидев капитана; он смутился, хотел было вскочить, но вместо этого вдруг сладко потянулся, что повергло его в окончательное смущение.

В одурманенной голове штурмана еще роились остатки видений, только что покинувших его, - одно диковиннее другого. Никогда у него не было столь многокрасочных снов. Не лезть же, в самом деле, со своими снами к капитану.

- Давно в последний раз были в оранжерейном отсеке, Валентин Степанович?

Штурман побледнел.

- По... понимаю... - пробормотал он, заикаясь. Посмотрел в упор на собеседника и продолжал: - В последний раз я был там неделю назад. Ничего подозрительного не заметил. Могу поклясться, что находился, как это говорится, в здравом уме и твердой памяти...

Капитан покачал головой и вышел. Какое-то саднящее чувство продолжало беспокоить его. Он торопился в медицинский отсек, чтобы обсудить с Дмитрием Анатольевичем то, что только что произошло в штурманском.

Человек уснул на посту! Само по себе это было беспрецедентно.

"Переутомились люди. Тут нужно что-то придумать", - думал, нахмурясь, капитан, в то время как лента несла его вдоль бесконечных коридорных отсеков.

НЕПРИЯТНОСТИ

Скажешь: есть память природы

Капель апрельских трезвон...

Кольца небесные - годы...

Это не память, а сон.

Для отопления, освещения и миллиона прочих нужд экипажа установку давал "Катеноид" - система, внутри которой непрерывно шла управляемая термоядерная реакция. За непроницаемыми стенками, за магнитными перегородками бушевала укрощенная плазма, день и ночь пылало и плавилось маленькое ручное солнце.

"Каравелла" выполняла корректировку курса, как вдруг раздался вой аварийной сирены. Тобор мигом сориентировался и рявкнул в переговорное устройство.

- В камбузе включена аварийная энергоустановка!

Взбешенный капитан сжал биопередатчик так, что тот хрустнул.

- Либун! Почему аварийку включили?

- Потому что основная подача отключилась.

У капитана голос перехватило.

- Вы что же, Феликс Анемподистович, - произнес он негромко, - не знаете разве, что аварийна включается, только когда грозит катастрофа?..

И тут кок ответил фразой, которая впоследствии прочно вошла в корабельный фольклор.

- А разве это не катастрофа, когда не на чем борщ сварить?

Капитан ограничился тем, что чертыхнулся, правда, весьма основательно и витиевато, и велел Либуну немедленно отключить аварийку.

Но оказалось, что кока не ругать, а хвалить надо: он первый заметил аварию. Произошло это спустя несколько суток после загадочного происшествия в оранжерейном отсеке "Каравеллы".

Через минуту Тобор нашел место аварии: возле штурманского отсека был перерезан энергопровод.

Но перехватить нейтритовый кабель, к тому же снабженный тройной изоляционной оболочкой, не так-то просто, как срезать дерево. Ольховатский с помощью Тобора быстро заменил поврежденный участок кабеля.

До этого Ольховатский внимательно осмотрел срез: он был ровный, как поверхность зеркала. Знакомый почерк!