Катастрофа - Владимир Гринфельд

class="p1">— Да, — повторил Ма-Таори, — мистер Петерс и, — прибавил он после короткой паузы, — вы, Ватанабе-сан.

Лицо молодого ученого выразило такое искреннее изумление, что полинезиец продолжал, не дожидаясь дальнейших расспросов:

— Дело очень просто: вы дали в руки Петерса страшное оружие, страшное для его конкурентов хотя бы тем, что никто о нем не знает. Вы — изобретатель, ученый, фантазер, — так и просидите всю свою жизнь под водой, и мир никогда не узнает о ваших открытиях, никогда голодающие не будут есть ваш баснословно дешевый «морской хлеб» и…

— Нет, это ложь! Ложь, говорю я вам! — закричал Ватанабе, и слова гулко загрохотали по металлической обшивке.

Ма-Таори хранил спокойствие, когда сказал:

— Я ошибся: голодающие будут его есть, но платить они за него будут много дороже, чем за рис или хлеб… Голод на всем архипелаге — рыбы нет, хлеба нет, есть только ваш высоко питательный идеальный продукт. Воспользовавшись им, Петерс скупил по дешевке все, что можно было есть, и теперь торгует им втридорога. Но у нас уже хватает средств, чтобы покупать его. Продукт этот поставляете мистеру Петерсу вы, рыбу убивает он сам — это же много проще и легче, чем ловить ее — стоит только вылить возле рифов несколько литров той замечательной жидкости, что готовится днем и ночью в лаборатории самого шефа, как вся рыба переворачивается брюхом к солнцу и наполняет вселенную не очень-то приятным ароматом…

— Послушайте! — вновь прервал его Ватанабе. — Да в своем ли вы уме! Это же совершенно невероятно! Это… Это… — он не мог говорить, только зубы его стучали. Он усиленно тряс Ма-Таори за плечо, словно пытался вытряхнуть из него признание, что весь его рассказ — лишь мрачная шутка.

Ма-Таори сказал:

— Есть слабое утешение: плохо не только нам. Вчера наш институт покинул некто Мицуи Кисо, ваш земляк. Знаете, что ему нужно? Ваш идеальный продукт. И знаете зачем? Чтобы, заставить японских крестьян — производителей риса — посбавить цены на свой товар.

А сегодня мистер Петерс принимает мистера Лонделла, представителя торговых кругов Сен-Луи. Он тоже пытается сделать фермеров Дакоты и Айдахо более уступчивыми.

Он замолчал и до лестничной площадки вновь донеслись крики и плач толпы, вой ветра и нарастающий рев океана. Темные тучи теперь низко бежали над унылыми хижинами. Чайки и фрегаты с жалобным всхлипыванием кружились над бурунами. Люди бежали к берегу, оттаскивали лодки, убирали сети, прятали всю свою нехитрую утварь, лежавшую возле хижин.

Ватанабе повторил тихо, почти про себя:

— Нет, этого, не может быть!..

Ма-Таори встал. Стальная дверь скрыла за собой облачное небо предвестника бури, — и на лестнице воцарилась тишина, в которую все же вторгались приглушенные звуки жизни. Ма-Таори тронул своего спутника за локоть:

— Мне вас не убедить. Я провожу вас к самому Петерсу: я не сомневаюсь, что и от него вы услышите то же самое.

Ватанабе молча кивнул.

С площади вглубь надводного корпуса тянулся узкий слабоосвещенный коридор, Ма-Таори сказал:

— Я останусь здесь. Вы пройдете коридор и попадете в просторный холл. Высокая дверь, украшенная перламутром, по правую руку — это кабинет шефа. Счастливого пути!

Он остался в темноте, а Ватанабе, не проронив ни слова, двинулся вперед.

…Дверь, инкрустированная раковинами и перламутром, отделанная под дуб, была слегка приоткрыта и из кабинета мистера Петерса лился свет и доносились приглушенные голоса. Высокий голос, принадлежавший хозяину, говорил:

— …и до сих пор это было единственным источником. Впрочем, и за это приходилось платить — договоренность с торговцами, рыбаками влетела мне в копеечку. — В ответ раздался короткий дребезжащий смех. Мистер Петерс продолжал:

— Как бы то ни было, а на всем архипелаге не осталось ни крошки съестного, и наш товар, наконец-то, пошел в ход, даже не пошел, а побежал, и, я надеюсь, рысь на днях перейдет в галоп.

На этот раз смеялись двое: к дребезжащему сухому смеху незнакомца примешивалось удовлетворенное похохатывание хозяина. Затем Петерс сказал:

— Ума не приложу — откуда эти бестии узнали, что эту мы травим рыбу.

Ватанабе вздрогнул, крупные капли пота покрыли его лоб.

— Слышите, мистер Лонделл, как они завывают? Громче ветра, а?

Мистер Лонделл не спеша ответил:

— Пустяки. Два — три залпа, слезоточивый газ, брандспойты и — будет тишина. У нас такие неприятности бывают. Изредка. Итак, я кратко резюмирую: мы имеем новое средство давления на конкурентов. Его производство всецело в наших руках. Цены на него диктуем мы. Рынок, однако, не подготовлен. Единственный путь — временные продовольственные затруднения, так сказать, нечто вроде того, что мы проделали в Юго-Восточной Азии.[3] Дальше — проще: колоссальные прибыли и венок спасителей человечества. Но, во-первых, необходимо снизить издержки. Во-вторых, вы слишком неразборчивы в подборе людей.

Ватанабе с силой рванул дверь и вошел в кабинет. Мистер Петерс — франтоватый костюм, вечная трость и тонкая линия черных усиков — поднялся ему навстречу. Его собеседник, худой мужчина с бритым черепом и обрюзгшим лицом землистого цвета, остался в кресле и даже не убрал с письменного стола свои длинные костлявые ноги.

— В чем дело, друг мой? — в голосе мистера Петерса слышалось неподдельное удивление и высокомерие хозяина.

— Я… дело в том, что… прошу прощения, сэр, но я стоял за дверью и слышал все.

— Все? Ну и прекрасно! Фирма делает успехи, вы можете рассчитывать на блестящее будущее, друг мой.

— Я отказываюсь, — тихо, не глядя на шефа, сказал Ватанабе. — Я отказываюсь работать с вами. Я думал, мы преследуем благородные цели, а это…

— Что? Ерунда! — мистер Петерс в негодовании завертел тростью. — Ерунда, говорю я! Романтика! Чушь! Не будьте ребенком, Сидзуо. Вы подумали, что будет есть ваша мать, если вы уйдете отсюда? Идите, вечером я спущусь к вам.

Он позвонил и сказал появившемуся на пороге слуге:

— Проводите вниз мистера лаборанта.

Когда они выходили, Ватанабе услышал голос Лонделла:

— Способный малый, да? Гарантируйте прибавку. А вообще — нужно быть построже, да!

Все, что произошло в следующие два — три часа, произошло с такой непостижимой быстротой, что в памяти Сидзуо Ватанабе, ученого, остались лишь отдельные разрозненные части событий: редкие слова, крики ужаса, вой сирены, искаженные лица и все покрывающий грохот океана.

Он спустился вниз и присел в своей лаборатории. Да, я снова безработный, мать опять без денег, без риса, без надежд. Только слезы. Хорошо еще, если удастся устроиться хотя бы чернорабочим. Петерс даст обо мне такие отзывы, что ни о какой научной работе и думать не придется.

Без стука в лабораторию вошли