Виллы, яхты, колье и любовь - Мария Жукова-Гладкова

Потом на два голоса заговорили командир корабля и старшая бортпроводница. Они убеждали пассажиров успокоиться, снова и снова повторяли, что никакой разгерметизации не произошло, в салоне достаточно кислорода и можно свободно дышать.

Но народ не реагировал. Люди продолжали крушить самолет. Пашка снимал происходящее.

Вообще-то был удар. Его все слышали. Но тогда почему маски выпали по всему ряду? Если бы они выпали над теми креслами, где кто-то врезался (не знаю, куда, потом на записи посмотрим), было бы понятно. Пусть еще над соседними, но тут же рядов сорок…

В обоих проходах появились стюардессы с каменными лицами и медленным шагом, друг за другом они пошли по салону, повторяя заклинание:

– В воздухе есть кислород. Маски вам не нужны. Сядьте, пожалуйста.

Командир корабля просил наш ряд снять маски, но, как я заметила, никто этого не делал. Пашка и стюардесс снял.

Я подумала, как бы в салоне от всех действий обезумевших пассажиров на самом деле не произошла разгерметизация.

Окончательно народ успокоился только к тому времени, как самолет начал снижение. Салон являл собой жуткое зрелище. Панели удалось сорвать многим гражданам, кресла сломались под весом некоторых, кругом качались маски. Я с удивлением узнала, что они не убираются автоматически после того, как выпали, и будут болтаться перед нашими носами до выхода из самолета. Но пусть лучше болтаются.

Мы с Татьяной так и остались в левом ряду, Пашка временно прекратил снимать. Вскоре из туалета, как ни в чем не бывало, вернулся его сосед и занял свое место. При нем мы ничего не обсуждали.

В аэропорту нас встретил лимузин от Василия Степановича, друга Ивана Захаровича, и отвез в русское имение на французской земле.

Василия Степановича, как нам объяснили перед отъездом, друзья зовут русским «графом Монте-Кристо» из-за того, что покинул зону по документам одного из умерших в неволе сидельцев. Василий Степанович в родную страну вернуться не мог, да и не собирался в ближайшее время. Ему и во Франции хорошо жилось.

Так, может, нас из-за него сюда послали? Выяснить, чем он здесь на самом деле занимается? Поэтому наш покровитель и договорился, что мы будем жить в его доме? Ведь он легко мог оплатить любую гостиницу и даже снять домик на побережье. Ну что ж, будем держать глаза и уши открытыми.

Я не знаю, как точно назвать то, что мы увидели. Все-таки не замок, хотя сам хозяин именовал его именно таким образом. Традиционные для замков башенки отсутствовали, бросались в глаза переливающиеся на солнце золоченые купола-луковицы в количестве пяти штук. Это зрелище чем-то напомнило мне Екатерининский дворец в Пушкине. Вскоре выяснилось, что у Василия Степановича имеется часовня, так сказать, на дому, со своим штатным попом, выписанным из родных сибирских краев хозяина. Поп, по его словам, хорошо поработал в острогах и заслужил отдых в теплых краях. Более того, поп по профессии был фельдшером и немало лет трудился на этом поприще. Так что нашему хозяину было выгодно иметь врачевателя души и тела в одном лице.

В других местах крыша была ровной, только с весьма внушительными бортиками, чтобы народ по пьяному делу не валился вниз. На крыше располагался бассейн, был оборудован солярий и иногда проводились вечеринки. Василий Степанович похвастался, что приемы на крыше из всех здешних русских проводит только он.

Высота здания составляла метров десять, этажей было три, плюс подземный с винным погребом. Вероятно, там имелось что-то еще, но нам это не демонстрировали. Может, потом сами посмотрим в порядке частной инициативы.

Нам показали оранжерею, кинозал и японскую комнату для релаксации с двумя японками.

Апартаменты для гостей включали – как бы получше выразиться? – балконы. Правда, под этим словом обычный гражданин понимает совсем не то, что торчало из стен особняка. Здесь были присобачены какие-то площадки, по форме напоминающие капли и выступающие вперед на разную длину. На балконах стояли пластиковые кресла и столики и имелись выдвигающиеся тенты разных расцветок. Когда мы оказались у дома, часть была выдвинута.

Мне доводилось видеть немало «шедевров» архитектуры последних лет, но такое уродство, признаться, я видела впервые. Здание было выкрашено в болотный цвет, у главного входа стояли атланты наподобие тех, которые держат портик Нового Эрмитажа со стороны Миллионной улицы, только из розового мрамора.

Василий Степанович усмехнулся:

– Знаете, кто мне их сваял? Один известный советский скульптор, дядька уже в годах, но такой классный мастер! Работает не за страх, а за совесть.

– Это вы имеете в виду деньги мафии, а не Ленинскую премию? – уточнила я с невинным видом.

Василий Степанович хмыкнул и заявил, что его предупреждали о моей стервозности и он нисколько не удивлен моему вопросу. После этого «граф Монте-Кристо» поведал интересную историю о том, как этот скульптор в одном из городов России в советские времена по заданию Коммунистической партии из буржуйских атлантов сделал советских рабочих. Теперь скульптор обосновался во Франции и ваяет для проживающих здесь соотечественников все, что они пожелают. Специалист он разносторонний, может и соцреализм выдать, и готику, и неоклассицизм.

Парк впечатлял фонтанами и статуями, имелся свой пляж, свой причал и своя яхта, а также несколько мелких суденышек.

В доме, конечно, тоже стояли статуи (куда ж без них?), на стенах висели картины, думаю, подлинники.

Наши апартаменты состояли из трех комнат. Из коридора дверь открывалась в гостиную, в которой на диванчике разместился Пашка, а из гостиной двери вели в две спальни, которые заняли мы с Татьяной. В каждой спальне имелся свой санузел с современной сантехникой. Мебель в комнатах тоже была современной, без вычурности.

– Иван Захарович сказал, что вы антиквариат не любите, – заявил Василий Степанович. – Вы правда предпочитаете кровати без балдахинов? А то у меня есть и с колоннами, и с разными пологами…

– Нет, спасибо, нас все устраивает, – поспешила сказать Татьяна.

Я же смотрела на компьютер, стоявший в гостиной.

– К Интернету подключен? – спросила я. – Это нас волнует гораздо больше.

– Да, конечно, – кивнул хозяин. – Все сделано, как вам требуется. Можете пересылать все ваши материалы.

Нас предупредили о времени ужина, и хозяин нас покинул.

Приняв душ и разложив вещи в огромных шкафах, мы с Пашкой тут же занялись пересылкой (Виктории Семеновне и Ивану Захаровичу), а потом просмотром (иногда покадровым) отснятого в самолете материала. Татьяна участвовала в просмотре.

– По-моему, обычная драка, – сказала подруга в конце. – Конечно, для эфира пойдет, у нас еще вроде бы никто не показывал драку в воздухе с выпадением кислородных масок, но в принципе… Пьяные мужики что-то не поделили.

Я еще раз просмотрела проход Пашкиного соседа в туалет и не заметила ничего интересного. Его, правда, пару раз качнуло на граждан, но ведь он выпил немало виски.

Во время ужина прибыла французская полиция – по нашу душу. Василий Степанович аж вином поперхнулся (за пять тысяч долларов бутылка).

Полиция желала побеседовать со мной и с Пашкой, ну и с Татьяной заодно. Оказывается, они уже успели навести о нас с Пашкой справки. Вот что значат чудеса современной техники и скорость связи! В Управлении, где у меня много друзей и консультантов, а у Пашки собутыльников, нам дали самую распрекрасную характеристику. Нас описали как законопослушных граждан, которые всегда сотрудничают с органами, оказывая посильную помощь. В общем, французской полиции дали понять, что мы свои в доску, подозревать нас ни в чем нельзя, и вообще мы всегда показываем органы в нужном свете.

У нас попросили заснятый в самолете материал. Кто-то из пассажиров или экипажа уже успел накляузничать, что в самолете летели Смирнова с оператором. Мне было жаль наших мужиков, у которых теперь явно возникнут неприятности, но, как вскоре выяснилось, жалела я их зря.

На то, что делалось в самолете российской авиакомпании, французской полиции было ровным счетом наплевать. Но труп, прибывший в российском самолете на территорию Франции, местную полицию очень даже интересовал, потому что он отправился во французский морг.

Я предложила всем вместе посмотреть пленку. Мы точно не видели, чтобы кто-то умирал в самолете. Во время драки никого не убили. В этом я была готова поклясться на Уголовном кодексе Российской Федерации и на его французском аналоге.

У французов была фотография трупа. Мы нашли его на нашей пленке еще вполне живым. В драке этот мужчина не участвовал. В самом конце нашей съемки он, судя по виду, спал, хотя теперь мы не могли утверждать это с полной уверенностью.

– Так у него вполне мог случиться разрыв сердца от всего, что творилось, – заметила я.

Судя по виду, мужчине было сорок с небольшим (опасный возраст), телосложение плотное, лицо одутловатое, как у любого явно пьющего человека. Он несомненно принял на грудь и перед вылетом, и после взлета, а потом началась паника…