Защитник для Веры - Ольга Дашкова

Были женщины, которые откровенно ласкали себя передо мной, иногда об этом просил их я. Но никогда это не было так откровенно подсмотрено, никогда не было таких эмоций на живое удовольствие, которое она получала. Было красиво, безумно красиво, ее кожа, покрытая маслом, закрытые глаза и стоны.

Выхожу из своего укрытия, Вера открывает стеклянную дверь парной, шаг неровный, она еле прикрывает тело полотенцем и держится за шею, словно ей не хватает воздуха.

— Вера! Вам плохо? — быстро подхожу, поднимаю на руки, несу в комнату отдыха, чтоб положить на диван.

— Откуда вы здесь? — она не сопротивляется, но выглядит очень уставшей.

— Я живу здесь, воды?

— Да, спасибо.

Опускаю девушку на диван, вкладываю в руку бутылку с холодной минералкой. Она жадно пьет воду, та стекает по подбородку, на почти не прикрытую грудь, ее дыхание восстанавливается, поднимает глаза и смотрит на меня.

— Спасибо, и не надо на меня так смотреть. Я не была при смерти, наверно, всего лишь скачек давления, так бывает.

— Вообще-то, вы передо мной почти голая.

— Извините, — она кутается в полотенце, но оно небольшое, прикрывает грудь и середину бедра, у нее шикарные ноги, губы и ноги.

— О вашем здоровье мы поговорим позже, — присаживаюсь рядом, всматриваюсь в ее глаза, там нет кокетства и игры, ей на самом деле неудобно. Убираю волосы ее за ухо, беру за подбородок и поворачиваю к себе.

— У тебя такие красивые губы, — голос слегка хрипит, хочется провести по ним большим пальцем, узнать, насколько они мягкие и влажные, она сглатывает, я смотрю, словно завороженный, а стояк как был, так и остался.

— Не надо.

— Что не надо?

— То, что вы сейчас хотите сделать. Не надо.

Голос ровный, еле слышный, даже какой-то отстраненный, смотрю в глаза, а в них стоят слезы.

Долбанный извращенец, какая же ты скотина, Воронцов, запугал девочку, а она ведь совсем девочка, ей не дашь возраст по паспорту. Без косметики, смотрит со слезами на глазах, прикусывая губы.

— Простите, Вера, не хотел вас напугать, — беру свое полотенце, накидываю ей на плечи.

— Это вы извините, за этот инцидент и мою реакцию, я пойду.

Она встает и, не оборачиваясь, уходит. Да, Воронцов, умеешь ты соблазнять женщин. Что-то с ней не так, то дерзкая и острая, то безумно сексуальная в своих ласках, то ранимая. Ее хочется жестко трахать и нежно целовать одновременно. Ты не глупый мужик, Воронцов, думай, а потом делай, но это правило совсем не работало сегодня. И оно совсем не работает рядом с Верой.

Сколько за свою жизнь я встречал женщин без фальши и притворства? Которым от тебя не было что-то нужно. Не припомню таких. Хотя сам считаю, товарно-рыночные отношения прочнее чувств и какой-то там любви. Я даю надежность, достаток, исполнение желаний, мне дают секс и верность, пожалуй, верность — самый важный пункт, не потерплю измен и обмана.

Сижу на том же диване в сауне, злюсь на самого себя. Чувствую, что-то не то с девочкой, строит из себя сучку, а сама словно беззащитный котенок. Беру телефон, нахожу контакт и жму вызов.

— Морозов! Если не сплю я, то не спишь и ты. К вечеру нарой мне всю информацию на Стрельникову, — услышав Морозовское «хорошо», сбрасываю.

Глава 6

Вера

Стоило ему заговорить о моих губах, и все полетело в пропасть. А ведь он меня волновал, его близость, его прикосновения, это движение, как он заправляет мне волосы. Такой взгляд, без похоти и голода, лучше бы он молчал.

Он горячий, он очень горячий, но рядом с ним успокоилось сердце. В глазах, таких черных, забота и тревога. Не стоило думать о нем и фантазировать, но даже в моих фантазиях больше чистоты, чем в прошлой жизни. Это прошлое не дает расслабиться.

Нет, я вовсе не считаю себя жертвой насилия, психологического, разве только. Мне так долго вбивали в голову, что я бесполезна и никчемна, что моя задача ублажать мужа, рожать детей и красиво стоять рядом, с закрытым ртом. Я так устала сопротивляться и биться о бетонную стену непонимания, что смирилась и просто молчала.

Почти два часа ночи, сна нет, за окном метель, ветер швыряет снег в стекло. Я ушла в такую же ночь, почти два года назад, нет, я не выбирала специально число, просто знала, время пришло. С погодой повезло, из-за метели не принимал аэропорт, я услышала случайно разговор охраны, еще днем. Самолеты разворачивали в соседнюю область, значит, Толя приедет не скоро, не помчится по трассе в ночь, заночует где-то там, с парой шлюх, под дозой алкоголя или еще чего.

Я не собирала вещи, даже обручальное кольцо так и осталось лежать в ванной, на полке. Взяла только то, что влезло в женскую сумку, смену белья, наличных денег и чужой паспорт. Было опасно брать много денег, но я понимала, что придется где-то жить, а за это надо платить.

Мой побег был не спонтанным решением, надо было сделать это еще раньше. Но тогда еще был жив дядя Геша, хоть я и пыталась донести до него всю утопию нашего с Анатолием брака. Но единственный мне близкий человек ничего не хотел слышать.

«Доченька, так будет лучше и хорошо для всех», — говорил он. Да, всем было лучше и хорошо, только не мне.

Охрана отвезла меня в торговый центр, там я была очень часто, изучая все камеры и выходы. Пройдя как можно незаметнее к одному из черных ходов, вывернула куртку на другую, более темную сторону, накинула капюшон, спрятав длинные темные волосы, я шагнула в темный переулок, навстречу колючему снегу и своей новой жизни.

Охрана хватится не скоро, часа через три, они знают мои привычки. Пары часов хватит на то, чтоб перевернуть весь торговый центр, еще час на изучение записей с камер. Звонить своему хозяину сразу не станут, бояться, будут бегать до утра, рыскать по городу, как шакалы. А за это время, мне нужно как можно дальше быть от них и от гнева их хозяина.

Стоя в туалете вокзала, с купленным билетом на имя Стрельниковой Веры Викторовны, я обрезала свои длинные волосы. Мне не было их жалко, как и жалко своей прошлой жизни. Обидно, да, но не жалко. Обида на саму