Сирийская жара - Ирина Владимировна Дегтярева

не имею в виду обычных мирных мужчин, женщин, детей, а тех, кто с оружием в руках, кто ходит на грани закона и борьбы за свободу, — у них сбились ориентиры. И грань эта, по которой они ходят, тонка, как рыболовная леска. Деньги нужны на борьбу, а легкий способ их добыть какой?

— Понятно, — Олеся покивала. — Я всегда считала, что все подобные организации имеют черную сторону медали. Теневую. Порой сплетенную с мафией. И баскская ЭТА, и колумбийские FARC, ирландская ИРА, турецкая РПК. Цели почти святые, а методы их достижения — драконовские. Наркотики, шантаж, похищения, террор. Благими намерениями…

— Ну что касается курдов, я бы не был столь категоричен, — Араз поворошил свои густые волосы. Его заверения в полной аполитичности разбивались о его же курдское самосознание, которое жило в нем помимо воли. Как будто некто однажды тронул струну, и она звучит до сих пор, отражаясь в каждом курде эхом, где бы они ни были — во Франции, Германии, Турции, Армении, России, по всему миру. — Их приперли в Турции. На должности приличные не брали. Изгои, одним словом. А что еще остается? Вот многие и ушли в бандиты.

— Так из-за чего ты смеялся? Ведь не из-за цитаты?

— Из-за перевода. Твой переводчик опускал все лирические отступления, рассчитанные на чувствительную публику, словно он неплохо знает курдов с их лозунгами и неким позерством, что ли. Циничный он тип, твой толмач.

— Никакой он не мой! Давай ближе к делу. О чем он еще умолчал в своем переводе?

С довольно оскорбительной понимающей ухмылочкой (по поводу ее слов «он не мой») Араз забрал у Олеси блокнот и стал быстро записывать перевод, включая и выключая диктофон.

…Уже дома она начала анализировать его записи. Кроме «лирических отступлений» в самом деле не так уж много добавилось нового. Горюнов отфильтровал информацию словно умелый журналист, только, как выразилась про себя Олеся, жестко ангажированный. Он явно вознамерился представить курдов теми, кто они есть, без романтической вуали.

Однако некоторые отступления от интервью показались Меркуловой очень любопытными.

…— Вынуждены были пойти на сделку с американцами. А что нам оставалось? — говорил Салар Махуб.

— Но вы же от русских получали помощь и поддержку, — напомнил Горюнов.

— Да, они помогали! Но они же сговорились с Саддамом и поддерживали его, бросив нас? Это как? А его братец травил нас химией.

— Иракских курдов, — уточнил Горюнов.

— Наших братьев, — возразил курд. — Ты просто араб, тем более из Ирака, поэтому к нам так относишься. Я даю интервью русской журналистке, а не тебе.

— Молчу, молчу.

— Если бы не Карайылан[6]… Нам звонили надежные люди от его имени о твоем приезде. Переводи. Девушка ждет…

Олесю удивило, что Горюнов не побоялся препираться с Саларом в тот момент, когда их жизнь зависела от этого самого Салара. Ермилов в стане курдов стремился повидаться с англичанином из «Белых касок». Только там, на севере Сирии, он мог это осуществить.

Интервью стало своего рода прикрытием встречи, деталей которой Меркулова не знала. Но в данном случае и не стремилась выпытать ни у Ермилова, ни у Горюнова. Чувствовала, что они не расскажут и не следует влезать еще и в эту тему. Олеся и так теперь никуда не совалась за границу благодаря знакомству с этими двумя типами и репортажам, которые сделала с их подачи. Никто ей не запрещал выезжать, но она сама справедливо опасалась провокаций.

Перечитывая раз за разом записи Араза, запинаясь за его острый, угловатый почерк, она выпила уже две чашки кофе и все не могла уловить, что же ее беспокоит в этих словах Салара, переведенных только сейчас.

На первом словесном столкновении Горюнов все же не успокоился и продолжил задирать Салара. Зачем он это делал? С какой целью? Олеся голову сломала, пытаясь ответить на эти вопросы.

Несколько минут она тешила себя надеждой, что он хотел раскачать курда на откровения для нее, Меркуловой, чтобы интервью получилось нестандартным. Однако, в конечном счете, пришла к выводу, что задиристость просто в его характере и к тому же есть у Горюнова внутренний дискомфорт, связанный с курдским вопросом, вызывавшим у него болезненную реакцию, как у человека, который хорошо знает недостатки курдского движения, но при этом болеет за них душой. И потому не приемлет демагогов, затесавшихся в среду РПК или YPG, как в данном случае. У Горюнова, очевидно, существовала своя теория, свое решение этой проблемы, которое он держал при себе.

Салар и Горюнов снова сцепились, когда курд упомянул о самопровозглашении Курдской федерации Рожава, созданной на севере Сирии в 2016 году. Салар утверждал, что Россия одобрила это решение. Курды в самом деле в тот период приезжали в Россию, проводили переговоры.

— Никто это не одобрял, — возразил Горюнов. — В том числе и Россия. Вне рамок переговорного процесса с арабами ваше самопровозглашение просто не имеет смысла. Разве что «евреи», как всегда, не сказали ни да, ни нет. Дескать, на их делишки в Сирии это не повлияет.

— Я тоже не люблю янки, — внезапно согласился Салар. — Даже больше, чем ты можешь себе вообразить. Но за Россию ты бы помолчал, араб.

— Вы вобрали арабов, ассирийцев и даже чеченцев с армянами в Алеппо и в Аль-Шаибе в свои «территории», — Араз поставил слово в кавычки, явно подразумевая скепсис, с каким это было сказано. — Пока они согласились. Им это лучше, чем жить под даишевцами или получить пинков от президента Сирии за предательство. Но до тех пор, пока не придется воевать за вашу Рожаву. Арабы не слишком усердствуют в боевых действиях, не так ли, хотя и вступили в ряды YPG.

— Вот ведь назойливый ты, Кабир! Я думаю, здесь скоро ничего не будет. Ни Курдистана,