Год охотника - Татьяна Эльдарова

- Тогда пошли. Только ничего не трогай!..

Казалось, хозяева вышли на минутку поставить чайник.

Ничего необычного. Но - пыль на семейном фото, но - зеркало потускнело, но - на подоконнике у цветочного горшка крендельки засохших листьев...

Незваные гости стояли посреди комнаты, ни к чему не прикасаясь.

Фомка с первой минуты находился в крайнем возбуждении: накрепко прилип боком к левой ноге Франца, шерсть на холке вздыбилась, хвост-метёлка вытянулся прутом, верхняя губа вздёрнулась, подрагивая, обнажила далеко не безобидные клыки.

Он скульнул разок, потом зажаловался.

- Фомушка, тихо, успокойся!

Фомка, ободрённый сочувствием и теплотой хозяина, вдруг - завыл в голос, кинулся к закрытой двери в соседнюю комнату, поскрёб лапами, шарахнулся, как от устья доменной печи, и пулей вылетел на двор.

Охотник нахмурился.

- Что там у них?.. - кивнул он на дверь.

- Спальня, вроде, - ответил Бурханкин одними губами.

Неизвестно, умел ли глуховатый Франц читать по губам, только переспрашивать он не стал, вынул из кармана шарфик, найденный Фомкой, осторожно обернул дверную ручку. Нажал. В нос ударил тошнотворный запах...

Спальня-опочивальня...

Бурханкин мало что разглядел из-за спины Франца, зато по поведению Фомки даже раньше догадался.

Стая мух-стервятников бросилась врассыпную при их появлении. На сбитом шелковом покрывале, между вышитых гладью драконов, среди подушек с бахромой, раскиданных здесь и там, в зловонной луже извергнутых нечистот лежал верный сторожевой Варвар. Тускло проблёскивал белок из-под неприкрытого века...

Смерть - зрелище неприглядное...

Игорь Максимильянович резко захлопнул дверь, будто оно ему что-то напомнило.

- Пришла беда - отворяй ворота! Посмотришь, что с ним случилось? попросил он.

Бурханкин кивнул, глубоко вдохнул снаружи, зажал нос и рот ладонью и бросился в комнату, как в омут... Через минуту-другую вылетел пробкой. Еле отдышался! Глаза его слезились от смрада (а возможно, от жалости к псу).

Проморгался, утёрся тыльной стороной кисти и сказал:

- Мучился, бедный, сильно: ведь только утром бегал, огурец!

- От чего это может быть? - нетерпеливо спросил охотник.

- Видать, это... тоже отравление... - спрятал глаза егерь, повесил голову и начал вздыхать: - Ах, Варвар, Варвар... Кому ты так насолил?.. А может, съел чего?.. К хозяевам за помощью приполз, а хозяев-то и нет!.. Шурка исчезла... Витёк в больнице... Ему только этого...

- Хватит причитать! - остановил его Франц. - Пойди лучше Фомку поищи, пока он тут чего-нибудь ни нализался. Уходим!

- Да-да-да... Не дай Бог!... - Бурханкин побежал высматривать на крыльцо бывшего питомца, свистнул призывным охотничьим посвистом.

Фомки не было ни видно, ни слышно. Только солнце било по глазам. Егерь приложил руку козырьком над выпуклыми бровями.

- Фомка, где ж ты запропал?.. Где тебя леший носит?.. Ну, погоди, найду!.. - пообещал он. Решил про себя: "Вот только вначале курочкам чего-нибудь подброшу, с утра не клевали," - и спустился во двор.

Франц тем временем нашел кухонное полотенце, намочил его в ведре с водой, обмотал лицо, оставив одни глаза, и опять вошёл в спальню: гардероб ведь так и не открыли. Как только убедился, что платье и найденный Фомкой на кусте прямоугольник ткани - близкие родственники, - на круглом обеденном столе упаковал злосчастный свадебный шарфик в обёртку от бандероли, взятую у фермера в больнице. При этом постарался сложить пергамент по уже заломленным складкам. Не сразу вышло, пришлось повозиться.

Долго рассматривал пакет-головоломку. Сорвавшись с места, начал проверять, один за другим - ящики комода, серванта, секретера. Всё, что находил нужным, складывал в стопку. Особенно, если где видел мелкий кудрявый почерк (как на белом листе бумаги с наклеенным на бандероль адресом). Набралось не так уж и много, хватило бы детского ранца.

Ну, ранец-не ранец, а черная полотняная сумка с бронзовой надписью "Black Russia" из буфета Шурочки Степновой - сгодилась в самый раз. Цветные лоскутки, обрезанные зубчатыми ножницами и таким простым способом превращённые хозяйкой в салфетки, - перекочевали в буфет, к вафельным полотенцам.

Вернулся Бурханкин, ведя Фомку на поводке.

- Еле нашёл! Под крыльцом хоронился.

Франц вложил матерчатые ручки сумки в пасть дрожащему рядом Фомке, скомандовал обоим:

- Домой!..

Входную дверь лично запер на два оборота. И подёргал для верности... Мог ли он думать, что вскоре станет законным владельцем усадьбы!

*** Золотоглазая Диана

На обратном пути Бурханкин возбуждённо подпрыгивал по кочкам.

- Ну мы и попали!..

- Что он за человек, этот фермер? Давно ли они здесь? - расспрашивал Франц. - Я ведь кроме тебя мало кого знаю...

- Да он вообще-то никакой и не фермер. Витёк из местных. Мы с ним одногодки. Как щас помню, его родители тут жили. Только не в этом доме, а в халупе ближе к райцентру. Сами они померли, изба сгорела. Витёк тогда в городе учился... А сколько я мимо бегаю - дом этот всегда одинокий стоял. Здесь такие запустоты были!.. Никто не брал возиться: себе дороже! Да и дом сильно болел без хозяев. Вот его, это... Витьку его и дали, когда они с Александрой решили сюда насовсем переехать. А чего?.. Сына вырастили, у него теперь в городе своя семья... - Бурханкин вдруг отвлёкся, повторил: Да. Никакой он не фермер. Просто Витёк и Шурка знают слово к земле. Он мне как-то говорил, что ему, это... и курицу резать жалко... Ты видел, в хозяйстве всё есть: птица, большой огород. Всё, кроме скотины. Он знаешь как стреляет?! Но со мной не ходит, хотя ему, ну, это... Витьку сам Бог велел. Один раз всего и был. Где же он служил?.. Нет, не вспомню.

- Тут в сумке много интересного, уточним в "Охотном" за столом. успокоил егеря Франц. - Надеюсь, мы не отменили ужин?

У Бурханкина судорожно дёрнулся круглый кадык.

- Боюсь, мне кусок в горло теперь не полезет...

Франц философски заметил, глядя сверху вниз на парусиновую макушку и торчащие по обе стороны колючие патлы егеря:

- Полезет... Диалектика. Все там будем! У каждого свой срок. Но жизнь и пищу ещё никто не отменял.

- Жаль, Орлика нет, верхом бы... - уныло бормотал Бурханкин себе под нос, вытирая капли пота, обильно орошавшего грядки бровей. - Ну, хотя бы, это... ну, хоть глоточек... Тогда бы я точно смог!..

И вдруг егерь что-то надумал:

- Фима, ты, это... ты не против, если мы крючочек сделаем?..

- Что говоришь?.. - наклонился к нему Франц.

- Тут же недалеко!.. - объяснил егерь.

- Что недалеко? Куда ты собрался?..

- Давай завернём в Большой Дом. Рядом же совсем! Там колодец есть...

Игорь Максимильянович сам уже измаялся: мало того, что жара не утихала и что совсем не отдохнули в Доме Фермера, вдобавок - его по-прежнему преследовал и тяготил ужасный вонючий запах из спальни Степновых. Франц ежеминутно озирался, осматривая одежду, долго искал его источник, но только сейчас заметил свежее пятно на грязной ковбойке Бурханкина.

Это решило всё:

- Сколько ещё идти?.. - уточнил он, сворачивая вглубь леса.

На самом деле, прекрасно знал, сколько: однажды прошлой зимой, во время охоты, Бурханкин показал ему в лесу чьё-то заброшенное жилище. Высокий этаж был явно рассчитан на жгучие морозы и большие снега, остроконечная крыша не прогибалась под сугробом, подклеть ждала воображаемую скотину. Игорь Максимильянович ощутил в Большом Доме что-то родственное. Казалось, тот чувствовал себя здесь чужаком с российского севера... И глухое место, где он находился, Франц запомнил.

Несколько минут спустя его чуткое обоняние было успокоено ароматом цветущих яблонь. Вскоре показалась и ограда Большого Дома. Острые высоченные брёвна торчали очинёнными карандашами, защищая дом и сад от наступления леса, словно крепость от в?рога. Хотя Франц как всегда остался внешне невозмутим, точно воин у финикийской гробницы, но при взгляде на чистую седую женщину - у него где-то ёкнуло.

Загородив очки козырьком ладони, женщина стояла возле дряхлого флигелька в ближнем углу двора и смотрела под стреху, где суетилось птичье семейство. Спиной почувствовала приход чужих, развернулась, поспешила навстречу, так и не опустив левую руку со лба. Стёкла очков, казалось, навсегда поймали солнце, не давали заглянуть вглубь.

- Егор Сергеевич, - произнесла она тягуче-тёплым медовым голосом, вот неожиданность!

Бурханкин нерешительно затоптался в воротах. Франц остановился позади егеря, преисполненный досады: похоже, и передышка, и полоскание рукава ковбойки срывались.

Золотоглазая бабушка балетным взмахом руки предложила обоим охотникам:

- Проходите, чего же вы встали?

Фомка немедленно принял приглашение, пробежал через палисадник и, бросив полотняную сумку на крохотное крыльцо, присел рядом, постукивая хвостом.

Бурханкин радостно шагнул на территорию.

- Диана Яковлевна!.. На всё лето?..

- Сколько поживётся... - ответила она.