Сбежать от зверя. Прощение - Анна Григорьевна Владимирова

для остатка еды – в шкафу над головой, – скомандовал холодно.

Ох, не к добру его вот так вот уделывать. Он же псих. Наверняка с диагнозом! И я тут с ним в одиночестве…

3

Доставляло удовольствие просто пялиться в окно. И пустота. Мне бы еще лес какой-нибудь под ноги, запахи его, звуки… и меня бы вообще не стало. Я бы скрутился в листве под березой клубком и слился с миром.

Как давно я это делал, интересно?

Давно.

Катя не приходила весь вчерашний день. И сегодня тоже не спешила. А у меня на ней словно свет клином сошелся. Не терпелось вспомнить. Но я себя чувствовал, будто в яйце: изолированно, защищенно, спокойно… Морда уже не болела. Боль вообще не беспокоила.

И это, кажется, было непривычно.

Я почувствовал, что она идет, как собака – шестым чувством. Просто поймал какую-то вибрацию, потом ритм шагов, услышал голос… Катя говорила с кем-то по телефону. Прислушавшись, я уловил обрывки разговора.

– Нет, к нему нельзя! – сдавленно рычала она. – Мне плевать, кто вы и что можете. Со мной – пожалуйста. Приезжайте, я все расскажу.

Она постояла с минуту у дверей, прежде чем зайти.

Наши взгляды встретились сразу.

– И кто так хочет меня увидеть? – вздернул я бровь.

Катя ни черта не отдохнула – еле доползла до моей кровати и вытащила стетоскоп:

– Говорит, друг-знакомый…

– Всего один? – усмехнулся я.

– Руки по швам, – нахмурилась она и принялась меня слушать. А я смотрел на нее, не спуская взгляда.

«А если это не она?» – вдруг подумалось. Странное раздражение заворочалось внутри на каждое ее касание. Может, я и правда не любил? Или такой мудак? Что-то подсказывало, что второе.

– Когда ты со мной поговоришь? – потребовал я.

– Со вчерашнего дня рекомендации не изменились, – тихо огрызнулась она, поглядывая на приборы, и уже потянулась за папкой, что лежала в ногах, как я кинулся, схватил ее поперек ребер и втянул к себе на кровать.

Ох, как она взбесилась! Аж озоном пахнуло!

– Ты еще и ведьма, – покачал я головой, сжимая крепче. Я уложил ее рывком на бок лицом к окну, схватил за горло и оголил шею. Никаких меток. Зато какой непревзойденный метод шантажа! – Еще раз дернешься – я тебе метку шлепну, поняла? Будешь потом рассказывать чья ты кому-то другому.

– Придурок, – прошипела она, но послушно замерла.

– Молодец, – выдохнул я ей на ухо. – А теперь спи.

– Что?! – выдохнула она.

– Ты еле ползаешь, пахнешь потом и кофе – оно еще работает? И кто мне тут будет говорить про истощение?

– Не твое дело, – начала снова ерзать Катя, но я склонился к ее шее и прихватил прозрачную кожу зубами.

Хорошо она пахла на самом деле. Сладким чем-то… А от моей близости в тонкий аромат вплелся привычный букет: дрожь, поверхностное дыхание и лихорадочный стук сердца. Она меня звала. Правда, против воли.

– Спать, – уткнулся носом ей в висок.

– Ты с ума сошел. У меня работа, пациенты…

– Свалишь все на меня, – усмехнулся я. – За камерами следит кто-то?

– Надеюсь!

– Надейся. – И я устроил ее удобней, прикрывая глаза.

– Я не буду спать, Сбруев! – не унималась Катя.

– Будешь. Есть масса способов расслабить женщину.

– Даже не думай! – угрожающе прорычала она. – Я тебя сейчас расслаблю…

– Применение магии против оборотней запрещено, дорогая. Это я хорошо помню. – И я огладил ее подбородок большим пальцем.

– Самозащита! – дернула она головой.

– Против пациента, привязанного к кровати? – скептически уточнил я, придавливая ее подбородок сильнее. – Расслабься, Катя. И получай удовольствие.

– Сволочь, – вдруг обессилено просипела она. – Ты об этом пожалеешь.

– Это будет потом, – прошептал я. – И как так произошло, что ты ведьма?

– А как происходят ведьмы? Они рождаются у ведьмаков.

– А я знал об этом?

– Знал.

– Значит, мне было все равно.

– Тебе было все равно исключительно на себя.

– Так я у тебя не мудак?

Она промолчала. Я почувствовал, как расслабилась в моих руках и вздохнула глубже.

– Только не дай мне свалиться с кушетки.

– Не дам.

И она, наконец, затихла. А я прикрыл глаза, представляя себя с ней в той самой вожделенной тишине леса. Я грел Катю, свернувшись вокруг клубком, а она уютно сопела мне в шею. На нас осыпались желтые листья, щекоча нос жесткими черенками. А грудь наполняло все той же пустотой. Странно. Вот же Катя рядом. Но почему так зябко и пусто? Еще и ветер вдруг поднялся. Разворошил наше гнездо, оголяя тела и оставляя их стыть под дождем…

Дождь.

Я помнил дождь.

Привкус горечи во рту и ледяные лезвия капель по коже. Дождь бежал мурашками по блестящей разноцветной от ламп дороге там, внизу. И совершенно точно давал передышку. Настоящую, реальную, а не эту вот иллюзию.

Шерсть встала дыбом, а в горле задрожало рычание. Я давно потерял Катю в этом сне, но это нисколько не беспокоило. Зачем мне искать кого-то, если я не мог найти самого себя?

Я открыл глаза и прислушался. Катя спала. Да так крепко, что становилось понятно – у меня появился конкурент по саморазрушению. Полежав какое-то время в тишине, я решил все же рискнуть – осторожно опустил руку ей под бок и вытащил ее мобильный из кармана халата. Но тот оказался предсказуемо заблокированным.

– Ты ради этого уложил меня себе под бок? – усмехнулась сонно Катя и, выпутавшись из моей хватки, села на кровати. – Верни мобильный.

– Зато ты поспала, – вложил аппарат в ее ладонь.

– Я позову этого абонента первым, когда будет можно.

– Ты же знаешь, что мне невыносимо быть без памяти. – Я проследил, как она слезает с кушетки и трет виски. – Голова болит?

– Да.

И не понять, что значит это ее «да». Захотелось малодушно припугнуть, чтобы не чувствовала себя тут главной.

– Кать, я припомню тебе все, – всмотрелся в ее профиль, пока она изучала содержимое папки.

– Обязательно, – кивнула она отстраненно. – Идешь на поправку, Сбруев. Хорошего вечера.

– Ка-ать? – окликнул ее, когда она взялась за ручку двери. – Я уже задолбался тут медитировать. Дай хоть пульт от телека или журнальчиков каких… Что я там люблю?

– Я не знаю, что ты любишь, Тахир.

– Только то, что тебя – нет?

– Это наверняка. Пульт справа в тумбочке.

– Возвращайся ко мне ночью под бок, – оскалился я. – Я докажу тебе обратное.

Но стоило двери захлопнуться за ней, я скривился от гадливости и неприязни. Неизвестность злила, и мне нужно было на ком-то сорваться. Но Катя этого точно не заслуживала.

– Надо вспомнить… – прорычал я, уперевшись взглядом в стену. –