Мой личный враг - Елена Звездная

– Мы все умрем, – бледнея, выдала Рогнеда.

– Да заткнись ты, – вспылила Любава.

А я решила еще поплакать, мне можно, я же только ведьмочка. И у меня сердце разбито… и настроение испорчено… и я, кажется, человека убила, а еще:

– Это был мой первый поцелуй… – Истерика началась снова.

В двери постучали, когда ведьмочки уже устали мне доказывать, что я красивая, и что мужиков на свете как кроликов нерезаных, в смысле – завались, и что мага так просто не убьешь. Открывать пошла Бажена, которой мои причитания тоже изрядно надоели.

Как оказалось, с нами хотел пообщаться ректор.

– Доброго вечера, адептки. – Ваэдан Шмидкович старался не смотреть на Бажену, зато на нас направил свой суровый взор. – Итак, амулеты действуют, и сейчас вы не представляете никакого интереса для адептов нашей академии.

Я почему-то после этих слов завыла.

– Адепт Арканэ жив, – поспешил заверить меня руководитель этого общества сумасшедших.

– Правда? – я поспешно высморкалась. – А что с ним было?

– Ваш амулет, – ректор хищно осклабился, – он не позволяет магам впитывать ваш ресурс. А если маг упорствует, амулет выпивает весь его магический резерв.

Тринадцать ведьмочек остолбенели, а ректор, леший его задери, преспокойно продолжал:

– Это хорошо, что на показательное выступление попался Арканэ, он сильнейший студент в академии, и все решат, что если он едва выжил, то остальным лучше и не рисковать. Таким образом, вы в безопасности, и учебный процесс не будет нарушен.

Если говорить откровенно – нам все это не нравилось. Одно дело столкнуться со всеобщей любовью магов, другое дело – с ненавистью, тоже всеобщей, ну и в дополнение – с тщеславием магов, с их презрением и демонстрацией превосходства. Но, судя по лицу ректора, это уже были сугубо наши трудности.

– Доброй ночи, адептки. И вот расписание ваших занятий на завтра.

Лист бумаги был положен на стол, сам ректор удалился… украдкой бросив взгляд на Бажену.

– Мы все… – начала Любава. Под нашими мрачными взорами она подавилась словами и исправилась: – Должны выжить.

Обозленные ведьмы начали укладываться. Расстелив постели и переодевшись ко сну, все как одна уселись, удобно примостившись спиной к подушкам, и открыли ученические тетради. Каждая уважающая себя ведьма перед сном повторяет самое важное из пройденного за день, после делает запись в дневнике и только потом ложится спать.

Спустя час, когда все перешли к записям в дневники, над спальнями понеслись всхлипы и сдержанные рыдания. Раздался откровенный рев – это Любава. Я, вытирая собственные ручьем льющиеся от жалости к себе слезы, украдкой взглянула на Бажену – та тоже писала и давилась слезами. Варвара, напротив, была спокойна, своей аккуратной ручкой с черными ноготками она выводила лаконичные предложения и даже умудрялась видеть происходящее вокруг.

– Хватит себя жалеть, – угрюмо сказала подруга.

Мы с Варварой ходим парой – это про нас. Мы всегда парой были. Еще с детства, когда вместе в луже купались. Потом, уже в школе, к нашему дуэту присоединилась Белинда. Девочка она была хрупкая, белокожая, черноглазая, а волосы зеленые. Мы уж думали, русалка, оказалось – неудачный эксперимент. Зеленые потом отросли и стали нормальными черными, а кожа так белой и осталась.

– Поганка ты наша бледная, – иной раз говорили наставницы.

– Вся в вас, – парировала Белинда.

А потом простаивала на коленях в углу, у нас в школе жесткая дисциплина, не то что у этих.

– Прорвемся, – Белинда отложила дневник, – но нас так жа-а-а-алко…

– И не говори, – отозвалась Рогнеда, – мне нас так жалко не было, даже когда чертополох собирать ходили.

– У-у-у, – завыла Любава.

– Выживем! – хором сказали мы.

А дальше произошло нечто.

Сначала посреди этой объединенной спальни появился стол. Потом на столе расстелилась сама собой скатерть. На скатерке начали проявляться тарелки. Жареный индюк, разносолы, самовар, настоящий и дымящийся, плюшки, пирожки! Мы подскочили от удивления, хотя уже догадывались, кто здесь шалит.

– Здравствуйте, дорогие ведьмы! – из ниоткуда появился домовой. Маленький такой старичок в красной шляпе, смешных коротких шароварах и с носом-картошкой. – Уж не побрезгуйте угощением.

Дневники были отложены до худших времен, а довольные и счастливые ведьмочки бросились… нет, не к столу, к домовому! Мы таких еще не видели, он весь какой-то ненашенский был, да и солидный, и выпить не предлагал.

– Выпьем за встречу! – раздалось разудалое, и появился еще один домовой. Тоже старичок, тоже ростом невелик, зато наш, в портках да рубахе, а еще с бутылью, что больше него самого.

Чего от нас домовые хотят, мы знали, как же не знать. Но для начала нас долго благодарили за двух домових, отпущенных накануне, и уже потом очень осторожно первый домовой начал подводить разговор к сути.

– Да о чем речь, – Рогнеда пила наравне с нашинским домовым, в то время как все уже на чай перешли, ну а я, отлив половину своей горилки, мастерила восстанавливающее силы снадобье. – Поможем, чай, не чужие вам. Да и… ректору насолить охота. Ой как охота, прямо сил нет!

Домовые переглянулись, и нашинский, уже подвыпивший основательно, сипло спросил:

– И что… всех отпустите?

– Всех, – милостиво согласилась Рогнеда, – наливай!

– Девочки, – иноземный домовой распереживался, – да как же… девочки, а вам за это ничего не будет?

– Все равно помрем, – отозвалась Любава и протянула чашку нашенскому домовому, – наливай!

А я зелье на медленный огонь поставила и присоединилась к пиршеству. К нам еще много кого присоединилось – огневки, водяные, духи какие-то, мастеровые, гномы… Гномов вообще набежала тьма-тьмущая.

И так их много было, что мы, ведьмы, в колдовской круг трижды становились. Здание тряслось, но нам, подвыпившим и обиженным, все нипочем было. Это уже потом, когда подруги спать разошлись, до меня начал доходить смысл произошедшего… С другой стороны, ректор сам виноват – мы ведьмы, нас обижать нельзя.

– Эй, послушай, краса девичья, – меня кто-то настойчиво за рукав подергал.

Оказалось, домовые, причем оба.

– Слушаю, – я улыбнулась старичкам.

Ведьмочки уж спали, только я, в платье и простоволосая, остужала зелье. Маг, конечно, был неправ, но, как вспомню его посеревшее лицо, сердце кровью обливается.

– Ты, краса писаная, куды собралась-то? – заботливо спросил домовой с бутылью.

– Ты к Инару не ходи, – подключился домовой в красной шляпе.

– Жалко его, – я носом шмыгнула.

– Нашла кого жалеть, – нашинский укоризненно головой покачал, – ты, Ярослава, головой думай, не попой. Ты на успехи Арканэ не смотри, ты глаза его вспомни.

Вспомнила – мои тут же наполнились слезами.

– Странный он, – сказал старичок в красной шляпе.

– Высокомерный да надменный сверх меры, – поддакнул другой, с бутылью. – В комнату свою никого из наших не допускает, даже гномов.

Трудолюбивые гномики аккурат в этот момент последствия разгула убирали и даже кровати со спящими ведьмами двигали, чтоб все хорошенько промыть. На ведьм малыши не обижались – и так ясно, что умаялись, пока удерживающие заклинания снимали. Я тоже сама не своя от усталости, но почему-то еще на ногах держусь.

– Я тебе так скажу, – домовой в красной шляпе положил свою ручонку поверх моих пальцев, – ты от него подальше держись.

– Токмо его и опасайся, Ярославушка, – подтвердил нашинский домовой.

– А если помощь понадобится, – наставлял меня ненашенский, и на мою ладонь лег маленький засушенный цветочек, – ты в кулачке этот цветок зажми да скажи трижды: «Явись, Генрих, явись».

– И меня зови, – поверх цветочка другой домовой поставил соломинку, – тоже трижды, токмо вот так: «Дядя Федор, не откажи, именем божьим мне поможи».

Домовые имена свои сказали. Это все равно что хозяйкой своей сделали. Я растроганно улыбнулась, поблагодарила обоих, но горло слушалось плохо. Старички понимающе улыбнулись, поклонились да исчезли.

А я открыла медальон, что висел на шее, и в него поднесенные дары-то и спрятала. У меня там и зуб дракона имелся, и чешуйка русалки, и даже перо жар-птицы. И хранила я свои сокровища бережно, да ни разу еще за помощью не обращалась. Мы, ведьмы, ресурсные – всем энергию даем, а для себя нам ничего не нужно, сами справляемся.

– Ведьмочка, – послышалось у моих ног.

Наклонилась, взяла гномика, тот важно нахохлился, даже как-то засмущался, а потом поманил пальчиком ближе.

– Идем, – говорит, – мы вам подарок сделали.

Подарок оказался знатным – шкаф-замерзатель, шкаф-отмыватель, ванна-сама-подогревающаяся. С ванной, правда, косяк – только одна, о чем я и поспешила сообщить гномам; они решили добавить еще три штуки, и теперь у нас четыре ванны, в которых вода сама греется.