Черкес 5. Спасти кавказского пленника - Greko

— А это ты как собираешься решить? — Тома растерялась.

— Ну, ты же хотела учить французский? Полонезы с мазурками?

Тамара кивнула. Мысленно я себя хвалил за то, что, как, оказывается, удачно выстроил разговор. Тамаре сейчас было не до гнева. Она по-прежнему пребывала в растерянности. Ждала от меня только одного: чтобы я ей указал путь к выходу из этого лабиринта.

— Тогда, собирайся. Сейчас заглянем к сапожнику, закажем тебе туфли. А потом пойдём к баронессе Розен. Она ждёт нас.

— Для чего?

— Будешь у неё воспитанницей. Ты должна настолько её очаровать, чтобы она согласилась стать твоим опекуном и дала разрешение на наш брак! Насколько я тебя знаю, для тебя задача — плёвая. Справишься?

Нет, я решительно блестяще выстроил беседу! Уж мне ли не знать те струны, которые заставляли мою грузинку сразу принимать боевую позу⁈ Её честолюбие! Её уверенность в своих силах! Она саму мадам Тамамшеву на платье развела за минуту! Что ж она, с баронессой не справится⁈ Тем более, когда речь идёт о её свадьбе! Да она, если понадобится, за такое и десяток баронесс с собой в церковь приведёт на венчание!

Тамара, как я и ожидал, хмыкнула. Она уже видела цель и уже шла к ней!

— А ты сомневаешься⁈

Я и не сомневался, что именно такой вопрос она мне задаст. Вместо ответа я притянул её к себе.

— Вот мой ответ! — сказал ей и поцеловал.

От поцелуя нас отвлек Бахадур. Мы отлипли друг от друга. Посмотрели на него.

— Что насчёт меня? — справедливо поинтересовался он.

— Да, да! — И Тамаре было любопытно.

— Ты остаёшься с Тамарой.

— Почему? — удивился алжирец.

Я вздохнул.

— Как почему⁈ Я должен быть спокоен и уверен, что она будет под присмотром. Что никто не посмеет ей угрожать!

Перевёл Тамаре в надежде получить одобрение. Тома не купилась.

— А, во-вторых? — улыбнувшись, спросила девушка-рентген.

— Баронесса, как узнала про Бахадура… Чуть из кресла не выскочила! Ах, пират! Ах, я должна его увидеть!

Тома, выслушав, начала закусывать губу. Первый признак, что она сейчас не удержится и начнёт хохотать. Я вытаращил глаза, призывая её сдержаться. Бахадур уже требовал от меня перевода. Я ему выложил. Честно сказал, что его будут воспринимать поначалу, как экзотику, диковинку… Договорить не успел. Грузинка-таки не удержалась. Я шикнул на неё. Без толку. Посмотрел на Бахадура, ожидая его справедливого гнева.

Но алжирец неожиданно поддержал грузинку. Тоже начал смеяться. Я растерялся.

— Ты не обиделся⁈

— Я тебя умоляю! Подумаешь! Пусть старая карга позабавится! Если это позволит вам пожениться! Мне плевать!

Примерно так я понял жестикуляцию благородного пирата. За абсолютную точность ручаться не мог. Но его финальное изображение плевка не оставляло сомнений в том, что Бахадур не обиделся. А за наше — Тамарино, в первую очередь — счастье он спокойно переживёт прихоть знатной дамы.

— Спасибо, дорогой! — Тамара бросилась обнимать Бахадура.

Алжирец расцвёл в улыбке. Кажется, для него это была высшая награда. Мою благодарность и объятия он уже воспринял спокойно.

— Фуф! — выдохнул я. — Тогда собирайтесь! Быстро, быстро! Времени в обрез!

Грузинка и алжирец бросились исполнять мой приказ. Но прежде Бахадур потребовал окончательно расстаться с повязкой. Руки уже в норме — так мы поняли его энергичный жест.

Шли быстрым шагом на Армянский базар. Тамара надела новое платье. Но без мантильи. Укуталась в белое покрывало. Меня это даже обрадовало. Только на второй день пребывания в Тифлисе мне пришла в голову очевидная мысль: а вдруг кто-нибудь её узнает? А у неё сейчас положение, в общем, аховое! В такой ситуации и не нужно, чтобы братья распускали про неё слухи. Хотя, был уверен, что они прониклись моим предупреждением и делать этого не будут. Да и им самим тишина сейчас куда выгоднее, чем позорный скандал. Так что с их стороны подвоха не ждал. Но вот если какая-нибудь тётка, подруга детства… Да не важно кто! Зная нравы тифлисского общества, можно было не сомневаться, что максимум через полчаса весь город будет знать о таком вопиющем факте! Я настолько накрутил себя, что поневоле стал оглядываться, пытаясь уловить взгляды проходящих людей, чтобы найти в них вспышку узнавания!

— Успокойся ты уже! — неожиданно усмехнулась Тамара.

— Ты о чём? — я принял индифферентный вид.

— Никто меня не узнает! — моя грузинка, как всегда, попала в точку. — А будешь так глазеть на людей, точно кого-нибудь накаркаешь!

— И почему ты так уверена? — я не стал отнекиваться. Признал её снайперское попадание.

— Коста! Мне было двенадцать лет, когда нас отсюда выслали. И братья меня держали взаперти. Никуда не пускали. Разве, что на крышу дома. Потанцевать. И кто, по-твоему, сможет меня узнать?

— Да. Ты права.

— Ты хотел добавить: как всегда, любимая! Не так ли⁈ — Сейчас были видны только её озорные глаза.

— Ужо, ты у меня однажды допрыгаешься! — я рассмеялся. — Ох, я тебе всыплю!

— Жду не дождусь! — хохотнула моя грузинка.

Про танцы на крыше до вчерашнего вечера не знал. Когда возвращался на съемную квартиру, увидел впервые. Восхитился. Видимо из-за скуки и тотальных запретов для правильных тифлисских девушек это было одним из немногих доступных для них развлечений. Действительно, выходили на плоские крыши домов и танцевали, сами себе подыгрывая на бубне или зурне. Картина была впечатляющей. Плавно и красиво двигающиеся силуэты в лучах заходящего солнца!

— Хотя! — некое сомнение в голосе Тамары заставило меня дернуться. — Пока все не решится, лучше мне по четвергам не ходить к Святому Давиду. Тут ты прав!

Я вспомнил рассказ Вано об этом обычае. Когда почти все женское население Тифлиса по четвергам идет поклониться могиле Давида. Идут, сняв обувь. Просят у святого, что кому нужно: девицы — суженого, бездетные — ребенка, беременные — счастливого разрешения. Еще помнил, что все накрываются белыми чадри. И поэтому напоминают большую стаю белых лебедей!

"Обязательно нужно увидеть такую картину!' — решил я, когда мы входили в лавку Мнацакана.

Поприветствовали друг друга как старые друзья. Портной быстро оторвался от объятий. Было видно, как его снедает любопытство! Он хотел видеть ту женщину, которая за пару минут уговорила знатную армянку отдать ей платье. И он хотел видеть того «безъязыкого», от встречи с которым я предупреждал его. Почти предостерегал.