Сводный Тиран - Вероника Царева

родители не хотели бы видеть с ней, и хотя я не такой уж и плохой, меня нельзя назвать благородным.

Ее отец был бы в ярости, если бы узнал, что она со мной.

Мои губы растягиваются в улыбке.

— Я ничего не могу с этим поделать, дорогая. А теперь иди, и убедись, что никто не видит, как ты уходишь.

Она закатывает глаза на мое требование, но делает, как я сказал, выбегая из комнаты, словно там пожар. Дверь открывается и закрывается с тихим щелчком, и я наконец-то остаюсь наедине со своими мыслями. Выдохнув, я провожу рукой по своим коричневым брюкам.

Вика красивая, вообще-то, все девушки, с которыми я трахался, красивые, но…

Валерия Рудова.

Я не могу выбросить ее из головы. Она дурманит голову, мысли и чувства. Она преследует меня уже много лет, память о ней глубоко вонзилась в мой разум.

Время должно было залечить раны, но оно лишь заставило их загноиться. Раны вскрылись, когда сегодня, я увидел ее. Боль от встречи с ней разозлила меня настолько, что мне пришлось уйти сразу после церемонии.

Мне захотелось причинить ей боль, уничтожить ее. А ведь было время, когда я был готов ради нее на все. Она смотрела на меня не так, как другие девочки, а как будто я был для нее божеством. Она хотела быть моим другом, или, по крайней мере, я так думал.

В то время я бы не тронул ее, я даже не подумал бы причинить ей боль, но сейчас… черные мысли поглощают меня. В моей голове всплывает воспоминание из детства, и меня тянет назад во времени.

— Витек сказал, что поцеловал Машку, — объявляю я, когда мы идем по улице к автобусной остановке.

Лера пожимает плечами, как будто ей все равно.

— Ну и что, какая разница, поцелуи — это отвратительно.

Это странно, но я всегда хотел сделать это с Лерой, больше чем с любой другой девушкой в школе. Она не стала бы смеяться надо мной, если бы я облажался или сделал что-то глупое.

Мы были друзьями, и она всегда была рядом со мной.

— Что бы ты сказала, если бы я захотел тебя поцеловать?

Ее голубые глаза расширились, и она остановилась на середине шага, прежде чем толкнуть меня в плечо. Ее маленькие кулачки были сжаты. Она была такой милой, когда злилась.

— Я бы сказала тебе уйти, потому что целоваться противно, я лучше пожую жвачку, которая приклеена под партой, чем поцелую тебя.

Ухмыльнувшись, я дернул ее за хвостик.

— Хорошо, я бы тоже не стал тебя целовать.

Я слабо улыбнулся при воспоминании. Это было до того, как она стала лгуньей, до того, как она разрушила мою семью.

Я не знал, что больнее: ее предательство, ложь или потеря ее как друга. Я забыл о своей эгоистичной боли, когда она вошла в загс с улыбкой на лице и вела себя так, будто ничего не сделала.

Как будто она не испортила мою жизнь. Но она еще как сделала, она разрушила мою семью и заставила нас жить в ночлежке со всякими маргиналами. Ее ложь уничтожила все. Она разрушила брак моих родителей. Она не заслужила быть здесь, наслаждаться праздником, закусками и пить вино.

Нет, она заслуживает лишь душевной боли, и я надеюсь, что она не собирается оставаться, потому что если она это сделает, я уничтожу ее. Я отправлю ее обратно в ту грязную нору, из которой она выползла, ей лучше дважды подумает, прежде чем снова пересечься со мной.

Сегодня вечером я сделаю ей одно предупреждение, единственный раз, когда я проявлю к ней хоть каплю милосердия. Может, ее мать и пробила себе путь в жизнь моего отца, но Лера ни за что на свете не найдет дорогу в мою.

Сводная сестра или нет, для меня она больше не существует.

Она умерла для меня в ту ночь, когда солгала обо мне своему отцу.

Через несколько минут я покидаю подсобное помещение клуба и пробираюсь обратно в банкетный зал, не удостоив никого из посетителей даже взглядом. Я уверен, что никто даже не заметил моего отсутствия. Они все слишком заняты заискиванием перед моим отцом. Да и он сам не обращает на меня внимания сегодня, более того, с тех пор как он начал встречаться с Анной, несколько месяцев назад, я стал менее интересен ему.

Я стараюсь не зацикливаться на этом. Я ведь уже не ребенок, который нуждается в отцовском внимании.

Я обвожу взглядом комнату, все так помпезно. Возле бара стоит скульптура лебедя, вырезанная изо льда, из клюва которого льется вино, и я не могу понять, зачем мой отец тратит деньги на всю эту ерунду.

Мои глаза сталкиваются с глазами Германа. Лучший друг и доверенное лицо, он прошел со мной через многое. Кроме Леры, он единственный, кто меня знает.

Через год после того как мы съехали от Лериных родителей в моей жизни появился он. Мы сразу не понравились друг другу, но у нас было общее презрение к жизни. Она была жестока, и мы одинаково ощущали на себе все ее тяготы.

Пересекая комнату, я останавливаюсь прямо перед ним.

— Ты что трахался? У тебя глаза всегда так блестят после этого.

— Я не собираюсь тебе рассказывать.

Одариваю его наглой улыбкой.

— Зачем рассказывать, когда по тебе все видно.

— Ты так хорошо меня знаешь?

Герман пожимает плечами.

— Пиво, будешь?

— Думал, ты никогда не спросишь.

Усмехаюсь я, взяв пиво из его протянутой руки. Поднеся бутылку к губам, я делаю большой глоток и оборачиваюсь, осматривая комнату. Холодное пиво охлаждает мои разгоряченные внутренности.

Я не могу прекратить искать ее. Она как магнит, который тянет меня и его притяжение слишком сильно.

— А она симпатичная… — подмечает Герман.

Симпатичная? Она просто великолепна.

— Не позволяй ее внешности обмануть тебя. Она также мастер манипуляций и враг, а то, что у нее есть такие сиськи, делает ее еще опаснее. Так что, лучше тебе туда не лезть.

Я вижу, что он обратил внимание на то как сильно я сжал бутылку пива.

— Неужели, мне кажется в тебе говорит собственник. Ты ревнуешь?

Его голос издевающийся, дразнящий и я смотрю на него в ответ.

Герман пытается раздуть из мухи слона, обычно мне нравятся его выходки, но сегодня не лучший вечер для подобных приколов. Я не стану ревновать, даже если друг переспит с Лерой, на самом деле, мне плевать, в кого он вставит свой член.

— Ревность —