Бюст - Владимир Костин

В губернаторе просматривалось уважение к добродетели. Он не терпел ничего громкого. Однажды, при закладке часовни, ему на ногу уронили кирпич. И он не издал ни звука.

Одна накладка — эта самая фамилия. Бывают странные совпадения. Однажды губернатор, выходя из Серого дома, наткнулся на пикетчиков с плакатом: «Березовского — в тюрьму!!!». Он настолько удивился, что не постеснялся спросить у них: за что вы на меня так? Не вас, объяснили ему шалопаи-студенты, а Бориса Березовского — крестного отца Кремля. В рамках декады борьбы за чистоту власти. Пошутили, стало быть. И губернатор не смеялся, но наказывать их запретил.

Вообще же, Иван Игнатьевич нередко ходил по городу практически без охраны, и горожане приветствовали его по-домашнему, желали здоровья. Такое могли себе позволить и услышать три-четыре губернатора во всей России. И это дорогого стоит.

Но в конце века в Кремле сменилась власть, и Березовского отставили. Наверное, Из-за фамилии. Все о нем сожалели, и Сосницын сожалел, но отчасти, потому что в кресло Березовского сел бывый генерал ФСБ, хороший знакомый Сосницына, бюрократище. Сосницын оказывал ему информационное и прочее содействие.

Так вот, изучая местный ландшафт, Сосницын не мог поверить своей удаче. Эти люди ходили в картонных латах, и они привыкли, что все в их судьбе решает Наш. И если Березовский не видит (или делает вид), значит, никто не видит их делишки. Простота!

И они вскоре убедились в обратном. Началась паника. На них, потешая воеводу, воззрилось пронзительное, поистине недреманное Око. Сосницын даже умилялся, до чего они беззащитны, эти шалуны — с их особнячками в Долине Нищих; с их автомобилями, с их ломотками недвижимости, отхваченной здесь, по взаимокорыстной договоренности отхваченной в других краях, и даже в солнечном Крыму. Грешные кругом: запойные алкоголики, ходоки по шлюхам и казино, педерасты (тут, как водится, заводили чиновники от культуры) и т. п.

Механизм работы с ними, начиная с заместителей губернатора (они менялись постоянно, и в лицо их едва знали), был обыкновенный: приглашается человек — а если крупный, можно и уважить, к нему прийти — и извещается, например: вот вам полоса нашей газеты. Здесь, видите — фотография дома на переулке Гончарном. Крыша провалена, по стенам трещины, в подполе вода, во дворе — пруд из фекалий. А рядом, видите — пустое место. Но мы можем напечатать здесь фотографию вашего замка в Долине Нищих, сообщим, сколько стоит такая усадьба. А еще — размер вашей заработной платы. А стаж работы у вас в Сером доме — четыре года…

Или так, совсем лаконично: вам знаком Андрюшенька Воронецкий, он же Мирандолина? Нам подарили одну кассету…

И люди давали деньги. Но не всегда же свой кошелек опустошать. И деньги давались под информационный заказ, через программы поддержки прессы — из Серого дома, из Розового дома, из Думы областной, из думы городской, из тихих «внебюджетных» фондов сомнительной субъектности…

Тут важно играть по правилам, честно выполнять соглашения. Прейскурантно.

Но были люди, у которых Сосницын денег не брал и не собирался брать. Он их топил, потому что прогрессивная газета обязана кого-нибудь топить, разоблачать, доводить до сумы и тюрьмы. Они того стоили, шельмы. И хотя бы один покаялся, забился в судорогах совести! Куды! Эти не каются, эти рук на себя не наложат. Они обижаются, плачут и говорят, что Петрилов натырил больше, и ему ничего.

И были среди них и враги. И были люди, нишу которых хотел занять Сосницын. Сначала один депутат городской Думы, потом один депутат Областной. И их товарищи. А сейчас он добивал председателя областной думы, могучую женщину из советского райкома, собрав на нее два килограмма изобличений. И новый губернатор уже тайно намекнул ему о своей поддержке.

А честных людей Игорь Петрович не трогал, тепло рассказывал о них в своей газете, привлекал. Не все отвечали ему взаимностью. Некоторыми руководили зависть и снобизм — но тогда они не совсем честные. Некоторые его раскусили. Но он и по их поводу не переживал.

Не говорите ему про мораль, ею чаще других прикрываются лентяи и мизантропы, чистоплюи, которых по ненадобности никогда не искушали. Один такой гордец жил с ним на одной лестничной площадке. «Вы хищник, вампир, Игорь!» А сам ведро мусорное просил вынести его хроменького сына.

Основательных конкурентов в мире ермаковской прессы той порой у Сосницына не предвиделось. В городе было несколько газет и три телеканала. И все они выживали за счет дотаций из бюджета и неосторожных рекламодателей. Без дотаций они не протянули бы неделю, потому лояльность и лояльность. Газеты были скучные, осторожные. Иногда, из ложного самолюбия они играли в объективность. Были и бульварно-желтые, у этих первоначально дела шли лучше, но и они протухли, заврались, надоели.

Сосницын за год захватил треть рынка — и они безропотно подвинулись, видя, что губернатор приемлет новый аттракцион. Платили в этих газетах скупенько, и талантливым журналистам не больше прочих (куда они денутся?), потому что в таких редакциях платят не за талант, а за близость к редактору. Особенно если редактор — женщина с посредственным профессиональным прошлым и терпит таланты по нужде, не вынося их по природе своей.

Все главные редакторы ермаковских газет являлись женщинами! И Сосницын понял, почему так получилось. Серый редактор — мужчина обязательно спился бы и разложился, серый редактор — женщина — стойкий оловянный солдатик, то, что надо. Они были разных лет, но не было среди них ни умниц, ни красавиц, они не отличались повышенной энергичностью, напротив, гасили любые искры чужого энтузиазма, и человеческого обаяния не было в них ни капли.

Все они успели обрасти капитальцем, получали миленькие деньги, набрались лукавства тертых и немножко захамели. Между собой они изображали дружбу или приятельство, на посиделках в Сером доме садились рядом и угощали друг друга конфетками.

В преданиях подчиненных они проходили как Бастинда, Квашонка, Хиросима, Хворост, Сельдь-под-шубой и Верунька-оторви. Что свидетельствует о том, что общечеловеческие ценности были им как будто чужды.

Сосницын платил больше и относился лучше, переманил заметные перья, выхватил и воспитал нескольких молокососов со студенческой скамьи. Те газеты были холодные и плоские — «Первая звезда» ощущалась горячей и объемной. Аналитика, скандалы, живая речь живых людей и их живые фотографии; отдел работы с читателями вулканизировал.

А заведенные Сосницыным документальные сериалы, например, о похождениях депутата Козлова, сменившего за семь лет двенадцать политических партий, браконьера и рукосуя? А занимательное краеведение — самое занимательное на свете?

Наиболее удачным проектом, переплюнувшим политические все триллеры, Сосницын считал эпопею о клонировании мамонта. Сюжет он придумал сам, а делали его втроем подчиненные. Правда жизни там, естественно, не ночевала, но по мере печатания эпопеи в шести номерах газеты ее тираж вырос вдвое!

Суть замысла была такова: ермаковские ученые три года назад нашли где-то на Севере сбереженный в вечной мерзлоте целый труп мамонта. Они убеждают губернатора открыть строго секретное финансирование опытов по клонированию мамонта. В глухой безлюдной тайге на северо-востоке области возводится тайная лаборатория. И вот мамонт уже клонирован. Строится уже питомник — и выводится первое мохнатое стадо. Едят мамонты все зеленое подряд.

В перспективе — тонны дешевой отличной шерсти, кожи и килотонны мяса. И драгоценная слоновая кость! И продажа живых особей на разведение в Канаду за сумасшедшие деньги!

В области еле дышит свиноводство, коров — кот наплакал. А тут — блестящее решение продовольственной проблемы и экспорт уникальных товаров!

Уже задуманы цеха и фабрики по их производству, и гигантский мамонтокомплекс. Подключается правительство, Президент. В идеале, в грядущем финале: регулируемое поголовье мамонтов в несколько десятков тысяч голов, областной бюджет трещит от денег. Губернатор получает Орден за заслуги перед Отечеством первой степени. В области учреждается праздник — День Мамонта. Дума увековечивает образ мамонта на гербе и флаге области.

Ермаковские генетики позвонили в редакцию через час после появления первого номера газеты в киосках. Сначала страшно ругались, потом хохотали, как безумные, и обещали отмалчиваться сколько смогут. Сосницын послал им ящик шампанского.

Губернатор лично позвонил в утро выхода второго номера. По тайге уже бродили четыре мамонта: Ваня (в честь Березовского), Петя, Маша и Наташа. Уже натолкнулся на невиданную кучу навоза заблудившийся охотник-абориген.

— Что это за хреновина, Игорь Петрович? — негодующе спросил Иван Игнатьевич. — Тебя полечить?

Сосницын спокойно, с юмором объяснил ему, что это шутка, фантастика, что она работает на имидж власти, что это развлекает бедно живущего читателя, который понимает, что это шутка.