Полет орла - Валентин Пронин

Когда подошли русские победители из Италии, они много чего рассказывали про красивую страну, про черноглазых, пылких южанок, не очень строго хранивших свое целомудрие. А с другой стороны, о том, что мужчины тамошние весьма свирепы и, чуть приревнуют, тотчас берутся за ножи. На улицах же городов беспокойно, могут напасть грабители. Есть негодяи, ставящие на перекрестках капканы или сбрасывающие с крыш железные обручи и арканы, которыми душат прохожих. Но французы навели здесь страху, и только суворовские богатыри, выбив воинские части Бонапарта, показали, как ведутся регулярные военные действия, к которым итальянцы, видимо, совсем не способны.

В Австрии же для нашей армии сложились не совсем благоприятные обстоятельства. Об этом переговаривались и в штабе главнокомандующего Кутузова и среди армейских офицеров. Ворчали и усталые, запыленные, плохо обеспечиваемые продовольствием солдаты. Поручик Петров слышал много разных пересудов, а война с французами на австрийской земле все не начиналась.

Петров за свою егерьскую смелость, выносливость, необычайную меткость в стрельбе из карабина был хвалим начальством. Егерские отряды рассыпали повсюду; французов искали сами, не доверяя австрийцам. Он видел, как приехал Кутузов с повязкой на глазу (повязка черная), и мундир тоже черный с золотым позументом. С ним в коляске находился австрийский генерал из Вены князь Шварценберг, весь в белом, будто мелом обсыпанный, – важная птица: член гофкригсрата. Он приехал, чтобы побудить русские войска как можно скорее идти на соединение с армией австрийского императора.

Происходили совещания. Генералы вежливо ссорились. Кутузов хорошо знал немецкий, но старался отмалчиваться. Милорадович не знал немецкого и сердился, что неудобно говорить с союзниками по-французски. Дохтуров тоже плохо знал немецкий.

Находясь поблизости от палатки командования, Петров расслышал крупный разговор между генералами. Однако немецкий почти не понимал и лишь кое-что сумел уловить.

Оказалось, австрийский генерал Мак, не дождавшись присоединения к его корпусу русских войск, самовольно вступил в бой с Бонапартом и был разгромлен им беспощадно. Под городом Ульмом погибло сорок тысяч австрийских солдат. Остальные части Мак сдал французам. Следовательно, пришло время вступить в действие уставшим и неподготовленным русским войскам.

Но французы опередили русскую армию, и французская конная артиллерия приготовилась разгромить ее, так же, как недавно победила австрийцев.

Пришлось срочно отступать, чтобы не стать жертвами Бонапарта.

– Эге, во как торопимся, – услышал Петров от кого-то из солдат, когда со своими егерями продирался в густой мешанине войск по мосту через реку Энс, впадавшую в Дунай. – Ох, ей-ей, кости переломают… Ну, братцы, держись… Как бы тут еще до боя не помереть…

Какой-то офицер на гнедом высоком коне вертелся в этом солдатском бучиле, замахивался хлыстом, но никого не ударил, а только ругался.

– А между прочим, – говорил поручику Петрову высокий жилистый капитан Лисицкий, – Наполеон-то отпустил генерала Мака. Тот и прибыл в штаб, только не в свой, а в наш, прямо к Михаилу Илларионовичу, ха, ха… Побоялся к своим-то…

– Ну да, глядишь, по шее бы наклали, – смеясь, подхватил Петров. – Как-то у нас с Бонапартом война получится?.. Вот уж неизвестно… Порядка у нас с этими австрияками нету никакого.

Все офицеры, находившиеся вблизи, помрачнели. Солдаты тоже прислушивались тревожно. То есть Кутузов неспроста отступал к Вене, приказав сжечь за собой все мосты. А вот здесь, на Энсе, замешкались.

Неприятель (артеллерийские части французов) виден был уже на холмистой местности простым глазом. Скоро французские орудия начали обстрел русских пехотинцев, стремившихся скорей перейти мост. Ядра сначала пролетали над головами. Какой-то солдат, вскрикивая, рассказывал, как его полк попал давеча под обстрел.

– Ох, мил-человек, летит, как колобок обгорелый, и шасть в чащу-то, в человеческу… Только руки, ноги и полетели… А уж кровища-то, ой-ё-ей… Спаси и сохрани Господь Бог наш…

Последним проходил гусарский полк, в котором служил ротмистром известный московский поэт Денис Давыдов, молодой, пылкий, с черными кудрявыми бакенбардами и усами. Он бесшабашно ехал по мосту со своими гусарами, когда все услышали особенный резкий свист.

– Картечь, – сказал рядом гусарский полковник-немец. – Не рискуйте, ротмистр… Французы стреляют, как по мишень, о да… Скорее жечь мост. Почему не выполняйт приказ, шорт восьми! Всем сойти с коня и жечь этот проклятый мост…

Французы еще несколько раз хлестанули из пушек картечью. Несколько гусар было убито, но мост все-таки подожгли.

При деревне Шлампанице, где на небольшой высотке находился Наполеон, окруженный маршалами, стало совсем светло. А с низины, откуда должны были выйти русская пехота и австрийская конница, плыли вязкие волны белого тумана, который постепенно рассеивался.

Кутузов, сидя верхом, при выходе из деревни Пратц, раздражался тем, что русские войска перестраивались на виду у французов, которые, собранные в батальоны, стояли уже близко. Даже туман их не скрывал. «Это скверно, очень скверно…» – думал старый фельдмаршал.

Подъехал император Александр со свитой. Кутузов с подчеркнутой почтительностью приветствовал его, но отвернулся от австрийского императора Франца и от всех этих остальных молодых нарядных, жизнерадостных, августейших или титулованных господ на прекрасных конях.

Неожиданно из спасительного для союзников тумана появились сомкнутые в густые колонны французы. Русские, которых так же неожиданно покинули австрийцы, попятились, а потом побежали. Артиллеристы, перестав стрелять, были атакованы французами. Однако после великолепной атаки русских кавалергардов, которая захлебнулась от французской картечи, французы оказались позади русских и австрийцев.

Тогда с высоток, где наблюдал за сражением Наполеон со своими маршалами, начали упорно и непрерывно стрелять французские пушки. В карете русского императора сидел бледный и, кажется, раненный осколком гранаты, обер-гофмаршал граф Толстой. А сам император Александр уже давно ускакал верхом и находился в трех верстах от сражения. К вечеру оно было окончательно проиграно.

Наполеон приказал оказать медицинскую помощь не только французам, раненным в этот день, но даже австрийцам и русским.

Итак, генерал Мак из-за своей бездарной торопливости потерял целую армию. Эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл растерялись и долго не подавали признаков жизни. На дороге около Эцельсдорфа в беспорядке, с какой-то угрюмой поспешностью двигалась русская армия. Повторяли среди офицеров слова Наполеона по поводу разгромленной армии австрийцев, но уже будто бы предрекая судьбу русских: «Эту русскую армию, которую английское золото перенесло сюда с конца света, мы заставим испытать ту же участь».

По приказанию Кутузова Багратион с четырехтысячным авангардом голодных, разутых, промокших русских солдат, по горам и трясинам вышел на венскую дорогу за несколько часов до французских передовых отрядов. Чтобы спасти остальную российскую армию, Багратион должен был держаться против Наполеона сутки, ибо именно сутки требовались Кутузову, чтобы с обозами и всей остальной армией уйти подальше. Король неаполитанский Мюрат, примчавшийся с кавалерией, и красуясь (как обычно) в развевающихся перьях и лентах, был озадачен. Он принял ослабленный отряд Багратиона за всю русскую армию. Не зная, на что решиться, Мюрат предложил князю Багратиону перемирие. Узнав об этом, Бонапарт пришел в бешенство и послал двоюродному брату свирепое письмо, где требовал напасть на русских и уничтожить их. Сам же Бонапарт двинулся вслед за кавалерией ускоренным маршем.

И тогда началось сражение, про которое Наполеон позже напишет: «Несколько русских батальонов проявили бесстрашие». Геройски сражались пехота, гусары, артиллерия и егеря. Почти весь авангард Багратиона оказался уничтоженным, только остаток истекающих кровью, но не потерявших организованности героев присоединились к армии Кутузова. А артиллерия Наполеона, выстроившись правильными рядами, каждые десять секунд посылала вдогонку тяжело уползавшим русским войскам ядра и гранаты, которые шлепались в середину толпы обессилевших людей. Остался живым, получив легкое ранение, егерский поручик Петров.

Еще до начала сражения был окружен и захвачен эскадрон французских кавалеристов. Император Александр счел этот эпизод благоприятным предзнаменованием. Возгоревшись желанием нанести поражение покорителю Европы, он почти устранил Кутузова от главнокомандованья.

Однако, увидев несколько убитых и раненых русских солдат, он взволновался и сказал кому-то из своей свиты по-французски:

– Какая ужасная вещь война… – и повторил: – Какая ужасная война… О, это страшно…