Чужой зверь внутри - Йен Уотсон

Когда МеЛинди и ее группа, наконец, вернулись к огромному двору, там начиналось литургическое представление.

– Узрите, как благословенный Император одолел демона, которого вы видели внутри – кричал глашатай.

Демоны и чужие были созданиями совершенно разных типов; и генокрады, безусловно, относились ко второй категории, естественного происхождения. Чем меньше известно о демонах Хаоса, тем лучше! Забавно, что глашатай в своем невежестве, поминал нечто запретное лишь для рекламы какого-то чепухового представления...

Золотушный карлик сновал туда-сюда, собирая монеты в череп с отпиленной макушкой и серебряными ручками, до тех пор, пока горка монет не достигла удовлетворительной высоты. Глашатай хлопнул в ладоши.

Изображение огромной, украшенной, хоть и запущенной тронной залы наполнило все вокруг, оно создавалось скрытыми голографическими проекторами. Песчаная почва двора теперь казалась мозаичным мраморным полом. Толпа пышно одетых, лордов и леди смиренно пресмыкались перед алчным, зеленоватым чудовищем с обвисшим брюхом, которое сидело на огромном троне, со спинкой из шипов. Стражи мутанты, носящие нечестивые и богохульные доспехи, хранили бдительность, покачивая болт-пистолетами и силовыми топорами. "Демон" зловеще сиял. Ломаные молнии сверкали меж его жабьих пальцев. МеЛинди охватило извращенное любопытство.

В это мгновение некие подобия Космических Десантников с грубыми луковицеобразными головами ворвались в тронную залу. Они открыли огонь разрывными болтами по охране, которая начала стрелять в ответ. Увлеченные иллюзией, паломники закричали. Быстро, словно случилось столкновение материи и анти-материи, все стражи и все подобия Космодесантников погибли и исчезли. Также пропали лорды и леди, оставляя сцену пустой...

Появилась высокая фигура, окутанная аурой, увенчанная сияющей золотой короной. Маска из проводов и трубок скрывала лицо "Императора". На его вытянутых руках росли ногти, такие же по длине, как и его пальцы. Он с вызовом указал на демонического - или чужацкого - лорда. МеЛинди, словно пригвожденная смотрела на то, как длинные ногти слились в клешни, и дополнительная пара рук вырвалась из грудной клетки "Императора".

Очевидно, что этот спектакль был создан с целью внести сомнения в верования зрителей - и так уже удивленных - чтобы они ассоциировали святого Императора с образом генокрада..., который вскоре разорвет на куски жирного зеленого чужого-демона и взойдет на этот трон.

– Идиот, – прокричал голос. – Это финал, а не прелюдия!

За паломниками, с выпученными глазами, хватающими воздух ртом, высокий человек в пурпурном плаще выговаривал глашатаю, которого он таскал за загривок. Подобно обтекателю вентилятора или тарелке радара, высокий жесткий капюшон чашевидной формы открывал длинное, зловещее, но, тем не менее, привлекательное лицо. Голова была обрита наголо. На бугристом выступе надбровья были вытатуированы бабочки, раскрывшие свои крылья, будто прекрасные мысли, вырывались там из своих коконов.

Это и в самом деле был магус.

МеЛинди скользнула ближе к нему.

– Не заметил нашей ошибки, о великий, – бормотал глашатай. – Был вне голограммы. Извиняюсь. Скоро исправлюсь. Возобновлю представление –

Когда МеЛинди сосредоточила все свое внимание на магусе, тот, кажется, почувствовал ее испытующий взгляд и внимательно уставился на нее в ответ. Его ноздри раздулись, будто у лошади почуявшей дым.

Натянув капюшон еще глубже, чтобы еще больше скрыть в тени свое лицо, она отступила и пошла через иллюзорные стены тронной залы. Она побрела прочь, пересекая песчаный двор, обратно к проспекту и к караван-сараю. Раздутое солнце тусклого цвета крови опускалось за горизонт.

Да не отвлечет ее горе от того, что сейчас надлежит сделать. Да не предаст она свой храм - даже если ее храм, в какой то мере предал ее. Она инструмент. И теперь инструмент должен изменить форму.

Тем вечером МеЛинди ползла по изгибающемуся, извивающемуся покрытому мхом туннелю, напрягая свой инстинкт хамелеона. Будет лучше, если она станет ближе тем, кого ей нужно скопировать. Превращение пройдет быстрее; а она ни в коей мере не желала его продлевать.

Электрический светильник в ее руке слабо озарял древние, покрытые рунами камни, покрытые пыльной паутиной, в которой висели косточки мелких ящериц.

Наконец она достигла ответвления ведущего к заброшенной крипте, в которой тускло горело одинокое пламя свечи. Впереди, ветвящиеся катакомбы были освещены редкой масляной лампой, и вели к яркому сиянию и стонам далекого хора.

Ее мантия была просторной, чтобы уместить ее изменения, но она сбросила ее совсем. Она не хотела скрывать свою новую форму.

Она вколола полиморфин и тихо спрятала крошечную пустую ампулу в расщелину, где ее никогда никто не найдет. Она оставила пояс ассасина в караван-сарае. С ладонями, превращенными в клешни, она вряд ли управится с гарротами или кинжалами, она оставила лишь крошечное оружие джокаэро, которое надевалось на кончик пальца. Она надеялась что устройство, которое она наспех смонтировала в своем номере, чтобы вколоть сыворотку и превратить ее обратно в человека, проколет ее защищенное тело. Может ей придется колоться через глаза.

Волна боли прокатилась через нее, и она заблокировала ее.

Она согнулась. Ее тело пылало. Когда она сконцентрировала внимание, проявились ее имплантаты. Вдоль ее спины прорезался гребень. Ее челюсти разверзлись и вытянулись в зубастое рыло. Ее глаза выпучились. Ее руки увеличились, а фаланги пальцев превратились в длинные толстые когти. Ее бедра искривились. Сама ее кожа отвердевала, превращаясь в жесткий панцирь, она знала, что он голубого цвета, как хрящевые связки, с оттенком багрово-красного.

Достаточно скоро, она была абсолютным гибридом генокрада, в котором бы никто не увидел нечто большее, скрывающееся под кожей, под панцирем.

Она привела в действие всю свою эмпатию, когда прыжками мчалась по катакомбам... и попала в огромную подземную залу, с колоннами и сводчатым потолком, залитую светом факелов, наполненную членами стаи, многие из которых были чудовищами, а другие могли сойти за людей.

Шипение из множества пастей перекрыло нечеловеческий хор, воспевавший хвалы, или общавшийся с патриархом на рогатом троне.

Похожие на людей стражи наставили на нее свое оружие. Стая, рыча, ринулась к МеЛинди.

Ха, горбатый распорядитель караван-сарая, похоже, думал устроить высокородной паломнице с другой планеты забавный розыгрыш. Он наверняка хорошо знал, куда он ее направляет.

Гибриды, больше похожие на людей, чем она сама, окружили МеЛинди угрожающим кольцом.

На своем троне, патриарх раздувал ноздри и обнажил клыки. Через смертоносное окружение шагнул магус в развевающемся плаще.

– Я..., – прошипела МеЛинди, - ищщу убежищща... у сссвоего рода.

Голос, исходивший из искалеченной гортани с раздвоенным языком был далек от человеческого. Но магус был привычен к таким голосам.

– Откуда ты взялась? - требовательно спросил он, остановив на МеЛинди свой гипнотический взгляд.

– Пряталасссь на корабле, - ответила она - Имперцы уничтожили мою ссстаю, вссеххх кроме меня. Молю об убежиищщее…

– Как ты нашла нас?

– Кутаясссь в мантию...кралассь в ночччи...изучала храмы. Ххрамы были мессстом где я могла найти моих дальнихх родичей

Магус изучающе вглядывался в МеЛинди.

– Ты гибрид первого поколения... Великолепное тело, почти генокрад... - он вперился в ее глаза, и она почувствовала как... прогибается ее воля; но ее учили противостоять обыкновенным формам гипноза.

Магус тихо засмеялся.

– Конечно, мы не гипнотизируем себе подобных... только человеческое быдло. Наша связь рождена взаимной привязанностью. Особый слух, которым ты не обладаешь, будучи не из нашей стаи, - он повернулся, - Вот сейчас я слышу Повелителя. Идем со мной.

Патриарх сделал знак когтем.

– Ведите ее осторожно, братья и сестры, - сказал стражам магус, широко улыбаясь, но улыбка была кривой.

Итак, МеЛинди приблизилась к чудовищу на троне: злобный, клыкастый, покрытый броней гигант, повелитель чужих. Глаза существа уставились на нее из-под костяных бровей. Одна из его нижних, человеческих рук, украшенная кольцами с сапфирами и топазами, задумчиво била по огромной увенчанной когтями чужацкой руке, лежавшей на колене твари. Одно из копыт постукивало по полу. С резким звуком он терся своим бронированным спинным гребнем, выступающим из кривого позвоночника, о резную спинку трона, будто у него была чесотка. Он высунул лопатообразный язык, пробуя воздух.

МеЛинди поклонилась ниже, чем от нее требовалось, выметая из головы любые мысли ассасина, впитывая и излучая обратно так хорошо, как только могла ауру уродливого, нечестивого обожания.