Пылающий остров (Фантастический роман с иллюстрациями) - Александр Казанцев

— Это что? Негатив? Почему она черная? — поинтересовался Кленов.

— Это позитив, милейший! Она чернокожая.

— Ничего не понимаю, — признался Кленов. — Откуда здесь, в тайге, чернокожие? К тому же она, как мне кажется… очень рослая.

— Боюсь, что я не достал бы ей до плеча. А волосы у нее огненные, рыжие, как моя борода…

— Простите, но какое отношение это имеет к физике?

— Быть может, не меньшее, чем остальные фотографии… Но об этом потом. Итак, бежать? Бежать в Америку, к Холмстеду? Исследовать сверхпроводимость или искать трансурановые элементы, черт возьми!

Баков встал и прошелся по горнице. Он взъерошил бороду, потом потер руки.

— Бежать! — убеждающим тоном повторил Кленов. — И как можно быстрее. Кэд проведет вас через границу…

— Быстрее? Не могу, голубчик. Мы с вами должны прежде повидать эту чернокожую… Уверяю, она имеет отношение к физике.

Кленов стал нервно теребить бородку. Его водянисто-голубые глаза выразили неподдельное отчаяние.

— Что мне с вами делать?

— Готовиться в поход! Мы выедем немедленно. Кэд останется здесь, а я достану тунгуса Лючеткана с верховыми оленями.

— Вы с ума сошли, профессор! Мы не имеем права терять времени.

— Вы только послушайте, милейший, — наклонился к Кленову профессор Баков. — Я навел о ней справки. Она шаманит в роде Хурхангырь.

Несмотря на протесты Кленова, Баков тотчас же отправился в тунгусское стойбище.

Вернулся он к вечеру в сопровождении безбородого старика с узкими щелками вместо глаз. Они привели с собой трех верховых оленей.

Лючеткан, потирая голый подбородок, по просьбе Бакова рассказывал удрученному Кленову про шаманшу:

— Шаманша — непонятный человек. Порченый.

Баков пояснил, что тунгусы порчеными называют душевнобольных.

— Пришла из тайги после огненного урагана, — продолжал старик. — Едва живой была, обгорела вся. Говорить не могла. Много кричала. Ничего не понимала. И все к тому месту ходила, где бог Огды людей жег…

— Помните, Иван Алексеевич, я писал вам? — прервал Баков.

— Живой приходила. Видно, знакомый ей бог был. Значит, шаманша. Потом увидели: одними глазами лечить умеет. Люди рода Хурхангырь прогнали старого шамана. Ее шаманшей сделали. Другой год ни с кем не говорила. Непонятный человек. Черный человек. Не наш человек, но шаман… шаман!

— Я в отчаянии, Михаил Иванович! — пробовал протестовать Кленов.

— Я привез вам приглашение самого Холмстеда, а вы увлекаетесь поисками какой-то дикарки.

Однако Баков настоял на своем. Утром двое ученых в сопровождении Лючеткана выехали верхом в стойбище Хурхангырь.

Всю дорогу Баков фантазировал, ставя Кленова в тупик своими неожиданными гипотезами.

— Чернокожая, чернокожая! — говорил он, задевая носками сапог за землю. При его росте казалось, что он не едет верхом на олене, а держит между колен это маленькое животное. — Вы думаете, что тунгусы, или эвенки, как они сами себя называют, милейшие и добрейшие в мире люди, — и есть коренные жители Сибири?

— Понятия не имею.

— Эвенки, почтенный мой Иван Алексеевич, принадлежат к желтой расе и родственны маньчжурам, соседям вашего Ким Ид Сима. Когда-то они были народом воинственных завоевателей, вторгшихся в Среднюю Азию. Однако они были вытеснены оттуда якутами.

— Тунгусы, якуты в Средней Азии? Не легенды ли это?

— Ничуть, дорогой мой коллега. Изучайте, кроме физики, и другие науки. Эвенки были вытеснены из Средней Азии якутами и отступили на север, укрылись в непроходимых сибирских лесах. Правда, и якутам пришлось уступить завоеванную ими цветущую страну более сильным завоевателям — монголам — и тоже уйти в сибирские леса и тундры, где они стали соседями эвенков.

— Кто же в таком случае коренные жители Сибири? Может быть, американские индейцы?

— Отчасти верно. Действительно, люди сибирских племен вышли из Сибири «тропою смелых» через Чукотку, Берингов пролив и Аляску и заселили Американский континент. Но не о них будет речь… Не угодно ли закурить? — протянул Баков Кленову портсигар.

— Спасибо, Михаил Иванович. Я ведь не курю.

— Я сам отпилил заготовку для этого портсигара от кости коренного обитателя Сибири.

Кленов испуганно посмотрел на Бакова, а тот расхохотался:

— Это был бивень слона.

— Может быть, мамонта? — робко поправил Кленов.

— Нет. Бивень был прямой, а не загнутый. Его принес мне Егор Косых. Он исколесил таежные болота и гривы. И на 65o северной широты, насколько я мог потом определить это по карте, и 104o восточной долготы он открыл «кладбище слонов». Горные кряжи заборами отгородили плоскогорье со всех сторон. Жаркое сибирское солнце растопило слой вечной мерзлоты и оголило кости. Три недели Егор Егорыч не ел ничего, кроме «пучек» — местного растения из семейства зонтичных, весьма пригодного для дудочек и очень мало для гастрономических блюд. Он оставил на кладбище слонов всю провизию, лишь бы принести мне, ученому человеку, как он говорит, неведомую кость.

— Что же следует из всего этого, если даже, осмелюсь так выразиться, поверить вашему неграмотному таежнику?

— Из этого следует, милейший, что в Сибири до последнего ледникового периода был жаркий африканский климат. Здесь водились тигры, слоны…

— Вы хотите сказать, что и люди, обитавшие здесь…

— Вот именно! И люди, обитавшие здесь, были совсем другие, чернокожие. Не хотите ли еще раз взглянуть на фотографию?

Кленов замахал руками:

— Простите меня, профессор. Я ваш недавний студент. Но я лишь экспериментатор. Я верю только опытам, а не гипотезам.

— Вам не нравится эта гипотеза о затерянном племени чернокожих сибиряков? Хотите, я взволную вас другой?

Кленов, может быть, и не хотел, но Баков обращал на это очень мало внимания.

— Что вы думаете, почтенный мой физик-экспериментатор, о единстве форм жизни Вселенной?

— Откровенно признаюсь, профессор, ничего не думаю. Это так далеко от физики…

— Быть может, и не так далеко… — снова загадочно сказал Баков.

— Во всяком случае, надо думать, что формы эти бесконечно разнообразны, — заметил Кленов.

— Не вполне, — пробурчал Баков. — И у лягушки и у человека по пяти пальцев на конечностях и сердце в левой стороне.

— Совершенно справедливо.

— На голове почти у всех животных по два глаза, по два уха… Словом, похожего много.

— Пожалуй, — согласился Кленов.

— А как вы думаете, по какому пути могла развиваться жизнь на другой планете?