Оборотень - Людмила Сурская

Папенька её баловал и уступал во всём, а маменьку она страшно побаивалась. Папенька из старых титулованных князей. Когда-то давным-давно, дед папеньки прокутил некогда богатое состояние, оставив семью ни с чем. Отец папеньки немного выправил положение, а уж папенька, женившись на маменьке, развернулся на всю катушку. Маменька происходила из богатых, но абсолютно не родовитых промышленников. Внешности она была самой обычной и, учитывая своё происхождение, не смотря на деньги, рассчитывать на завидную партию не могла. За ней пробовал волочиться повеса камер-юнкер, но родитель, раскусив его намерения, быстро отбил тому охоту. Девушка приуныла. И тут такая удача. Молодой, привлекательный князь. Как выяснилось умный и весьма деловой. Их свела необходимость и воля интересов. Папеньке нужны были деньги, а родителю маменьки, получается деду Тани, титул и положение в свете, но вопреки всему, случилось так, что молодые с годами не отдалились, а дружба, зародившаяся между ними, перешла во что-то большее и на удивление всех, они полюбили друг друга. Жили дружно и счастливо, занимаясь каждый своим делом. Папенька достатком, а маменька домом. Теперь касательно папеньки, по положению своему в свете, она держала его на соответственной волне. Маменька изо всех сил старалась поддержать достоинство рода мужа и показать теперь их общее не малое состояние обществу. Таня смотрела на папеньку с маменькой в детстве с радостью, а позже с завистью, ведь ей было заметно, как их глаза до сих пор излучают любовь и счастье даже от того, что они рядом. Особенно это было заметно, когда маменька льнула к сильной груди папа и это её "Ах, Николя!" вызывало у романтической натуры Тани умиление и желание подражания. Маменька прожила всю жизнь правильно, не допуская, чтоб на неё кто-то бросил тёмное пятнышко, и по такому же строгому кодексу учила жить дочь. Мама зорко следила, чем она занимается и кого выбирает в подруги. Таня считала, что это папенькин титул сделал с ней такой перекос. Только после одобрения маменьки Тане разрешили дружить с Натали. Папа воспитания дочери не касался, считая, что девочку должна опекать мать. Научить всему, что умеет сама, к тому же женщине сподручнее быть полезной девочке. Алексеем же занимался лично папенька, не доверяя никому. Он давал ему неограниченную свободу и "карманные деньги", а за это Алёша должен был учиться и пристойно себя вести, не попадая в неприятности с полицией и избегая дурных компаний. Образование папенька ставил на первое место.

Но мужчины и женщины в России топтали разные половицы. Учитывая, что маменька дочке таких вольностей не позволяла, вот Таня и боялась, что она легко поломает все её планы относительно имения. Таня, конечно же, считала такое положение вещей настолько неоправданным, настолько и вредным. Но всё будет ещё хуже, высуни она язык. А ей ой как хотелось поскорее забыть о скороспешной влюблённости. А маменька, оставив её в Москве или отправившись сопровождать дочь в имение, испортит ей всю обедню. Ведь тогда прощай свобода. Ей уготовлена будет почти казарменная жизнь. Тут хорошо бы папа, сказал своё веское слово. Маменька не умеет с ним спорить, уступая тут же во всём. "Ах, как она его любит, позавидуешь!" Потянулись скучные дни. Так и не в состоянии придумать болезнь, она пошла по простому пути, прикинулась немощной. Вставать с постели не в силах — кружится голова. Ходить тоже не в силах — подгибаются ноги. После недели такой «хворобы», семейный лекарь посоветовал свежий воздух и покой. Таня ликовала. "Я молодец!" Алексей, глядя на её несчастное лицо, но совершенно хитрые глаза, скептически качал головой: "Любят эти девицы на выданье устраивать мороку с чувствами и здоровьем. С чего ей плохо, если кровь с молоком. Не иначе, как влюбилась". Подумать-то подумал, но предпочёл оставить при себе. Да и вызвать сестру на откровенность не смог. Маменька правильного вывода к счастью Тани в супротив Алёши не сделала. И выдумка Тани была близка к осуществлению. Когда маменьке пришлось выбирать между Италией и поместьем, она выбрала поместье, и Таню собрались отправить под присмотром гувернантки француженки, старой няньки и пары дворовых девок, маменькиных жандармов — Марфы и Прасковьи. Перед отъездом, маменька положила руку свою на её голову и молилась, призывая покровительство Божьего. А Таню просила научиться хоть немного прилично себя вести и не срамить их с отцом головы. Таня с трудом сдерживала улыбку, не в силах поторопить маменьку. Впереди ждала свобода. Отец тоже прижал к себе, без слёз, но с улыбкой объявил, что она воспитанная надлежащим образом барышня не даст повода тревожиться без определённой причины и сохранит на плечах свою голову. Он погладил головку дочери, которая стояла вся красная, опустив лицо вниз, и думала о том, что как они обманываются на её счёт. Таня поцеловала папеньку, скрывая в уголках губ улыбку, опустила эту самую голову ещё ниже. Родители, выказывая противоположность, опять сошлись в одном — быть разумной. А разве не поэтому она сбегает отсюда. "Но как они нежно друг на друга смотрят!" Княжна, катясь в экипаже, ликовала: "Моя взяла! Старая нянька будет спать, француженка читать романы и гулять, вздыхая в парке или саду, девки опасны, но как-нибудь одолею". Натали приезжала к ней пару раз навестить и, поохав над так некстати, неизвестно с чего, приключившейся болезнью, спешно укатывала готовиться к свадьбе. Носясь с визитами по Москве, она вскоре забыла о Тане. Оно и понятно, в счастье не до подруг. Но Таня сейчас была рада этому.

Правда, для соответствующей проводам картинки, пришлось выдавить слезу. О пока родные окрестности проплывали за окнами кареты, слёзы пропали. Она вытерла редкие слезинки почувствовав облегчение и удовольствие. Совсем уж несчастной княжна в случае такого коварства графа себя вовсе не считала и чтоб не думать больше о Владимире, переключила своё внимание на мелькающие за окном кареты пейзажи и возможности помечтать о непременно счастливом её будущем. Княжна так была рада свободе, что её не смутили даже не лёгкие лесные дороги. Ещё бы! Еле дождалась, когда кареты выедут со двора и двинутся в путь. Она смотрела в окно экипажа или, остановив, гуляла по полянке, любуясь каждой травинкой и слушая в захлёб радующихся лету птиц. Они словно девчонки сплетницы делились друг с другом новостями, беспрерывно треща. "Вот о чём они могут болтать и ругаться, о луже, в какой купались в жаркий день или о том, кто у кого стащил найденное семечко, а может у них шире интересы и они обсуждают то, что видели под крылом, например меня? Ах, болтушки!" — смеялась она. Всё у неё вызывало восторг и восхищение. Хоть и было поместье не далеко от Москвы и настроение порхающее, но из-за дорог, казалось маленькие неудобства, которых поначалу и не замечала, но на которых пришлось не мало помучиться, сошло почти на нет. И слова музыкой звучащие в ушах: Свобода! Свобода! К концу тренькали: Свобода, свобода. Обрадованная в начале пути Таня и готовая терпеть сложности и трудности сколько угодно, всё же к концу путешествия почти выдохлась. Экипаж показался громоздким, а путь бесконечно медленным. "Вот почему есть лошади везущие экипаж по земле, и нет крылатого пегаса несшего такой же возок по небу. Как в мифах. Это выход. За миг домчит и никаких хлопот и усталости. Опять же сплошная экономия времени", — недовольно дёргала уставшим плечиком она. Экипаж катился размеренно, скуку развеивали на вынужденном отдыхе. Два раза лошади отдыхали, их выпрягали и отпускали пастись. После пусть не долгого, но ожидания путь княжне казался немного утомительным. Но быстрее, жалея лошадей и ссылаясь на волю батюшки, кучер гнать отказывался. Обнаружив то, что надеяться на быструю езду не приходится, она не впала в уныние. Справедливо решив: И всё равно это было для неё приключением. Тем более, что погода на всём протяжении пути была чудесной. Всяческих неожиданностей, коими пугала мама суждено было избежать. Добрались все в сохранности.